Плывуны. Книга первая.Кто ты, Эрна?

– То есть те - снаружи били, а эти - изнутри?

– Верно. Но это не значит, что Плывунов нет снаружи. В «Пикнике» точки, пробоины, были случайными. А Плывуны умнее. Я уверен, что они выбирают участки Земли. Чем они руководствовались, я пока до конца тоже не понял. Совершенно точно, что им нужна вода. Но климат у нас сухой, хоть и река недалеко, да и море в принципе не за горами. Думаю всё-таки выбирали по этому признаку. Но и ещё по какому-то.

– Так они что? Плавают там у себя?
– спросила Катюша.

– Не уверен. Совсем, думаю, не плавают. Просто им легче пробиваться в наш мир через плывуны. Плывун же может дрейфовать, изменяться. А они развиваются, они изменяются, всё время совершенствуются, наверное, и своё пространство меняют, и выходы тоже варьируют... Но в общем, я сам до конца ничего не понимаю. Это так мои догадки, версии. Но в переходном состоянии до плывуна я бы дотронуться не рискнул.

– А почему не рискнули?

– Да мало ли что. Всё-таки невиданный эксперимент, если не считать конечно разные сказки, фольклор. Мало ли что. Они же аккумулируют тоску. Направили её на своего ходока, тратят всю собранную энергию на него. А тут ты касаешься.

– Но не только я. И кассирша в супермаркете бумажник у него клала-брала, в карман совала, и окружающие люди его толкнуть могли...

– Так неизвестно, как они себя сейчас чувствуют. Может, тоже как ты заболели.

– А я заболел?

– А ты как думаешь, как себя ощущаешь?

– Я здоров!
– и в этот момент я почувствовал, что реально могу умереть. Что этого, может, совсем недолго ждать.

– Ну дай бог, дай бог, - с напускным безразличием сказал архитектор, внимательно посмотрев мне в глаза.
– Уверен, плывуны после выхода своего «в народ» очень ослабли. В общем, ребята, это всё что-то совершенно новое. Это вам разгадывать, не мне. Я-то что...
– архитектор махнул рукой и вдруг уставился куда-то в даль, поспешно вынул из кармана очки, напялил их, чертыхнулся («Чёрт! Эти для близи!»), убрал первые очки, достал из другого кармана вторые, надел, уставился. Мы тоже повернулись. По дороге ковыляла та старуха с носом.

– О! Вот это тоже что-то неизведанное, не знаю что и как объяснить? Много загадок. Много непонятного.

– Да мы с этой женщиной в маршрутке ехали.

– В маршрутке? С ней? Так я и знал. Поздравляю, Тёма!

– С чем?
– я опешил.

– Раз с этой старухой, значит, плывуны тебя взяли под своё покровительство. Это точно.

– Зачем?

– Охраняют. Боятся, что другие тебя перехватят.

– Кто другие?

– Другие - это наши, - архитектор потопал о землю.
– Кладбищенские.

– Так. Час от часу не легче.

– Я скажу тебе, на всякий случай. Говорят, что некоторые городские маршрутки идут не совсем по привычному маршруту. Понимаешь?

– Нет. Все по маршруту ходят.

– Если бы, Тёма, если бы. Случается разное, разное... Иной раз сядешь в маршрутку, а окажешься на конечной станции.

– Так кладбище - и есть конечная.

– Хех, - хмыкнул архитектор.
– Не на той конечной. Прям у них в подземелье. Эти -- только в подземелье.

– Да кто эти?

– Ну мир покойников. Кладбищенские наши. Иногда туда маршрутки уезжают. Это когда им от кого-то для чего-то заполучить надо.

– Да ну?

– Но с ними легко. У них главный - заметный такой мужик. Ботфорты носит, а если топнет - след остаётся.

– Дьявол, что ли?
– спросила Катюша.

– Я такого не говорил. А эта бабуля, сдаётся мне, стражница. Из плывунов. Но может и нет, может просто бабуля. Смотрю, устал ты...

– Фу, - только и сказал я.- Но ведь параллельных миров нету. Это всё сказки.
– Я сопротивлялся. Я не хотел ничего этого знать. Меньше знаешь, крепче спишь. Зачем только я пришёл к нему.

– Тёма! Ты не можешь знать, что есть и чего нету. Ты ограничен жизнью в маленьком городе. А есть ещё галактики понимаешь, есть Вселенная. Астрономия. Есть в конце концов физика. А ведь физика во времена Архимеда была синонимом философии.

– Да ну - физика, -- поморщилась Катюша.
– - Скорость Ускорение.

– Но есть теория относительности, теоретическая физика. Есть же чёрные дыры, в конце концов.

– Всё. Я догнала.
– сказала Катюша.
– Эти плывуны как чёрная дыра, да?

– Вполне себе возможно.

– А кладбищенские не как дыра?

– Не-ет. Они нет.
– сказал архитектор.
– Они всегда были, всегда будут. Врагов у них особенных не было. А теперь - есть. Вот почему мир наш другой.

– Уф. Устал. Не грузите меня ещё и дырами этими.
– взмолился я.

– Да никто тебя не грузит, Тём. Плывуны - вроде дыры, но не затягивают, а наоборот выпускают.
– улыбнулась Катюша и обратилась к архитектору: - У вас пластыря нет?

– Мазольного?

– Любого. Только не перцового, - рассмеялась Катюша.

Архитектор ушёл в свой сарай, стал чем-то греметь, до нас долетали его слова:

– Да кто б знал. На мой взгляд, и затягивают, и выпускают. Не знаю. Вы молодые. Изучайте, если это реально изучить. А если не реально, а ирреально, то тут только интуиция поможет. Она тоже ирреальна. Это я точно знаю.

– Вообще-то достаточно часто говорят о жизни после смерти.
– сказала Катюша, она прохромала к скамейке, сняла ботинок, носок, наклеила жёлтую фигню, а сверху пластырь, улыбнулась архитектору: - Спасибо!

– Враньё. Сказки.
– сказал я совершенно без энтузиазма.

– Ты рассуждаешь как ограниченный материальным мирком человек. А я тебе говорю с высоты прожитых лет. Чем дольше я живу, тем больше мне открывается неизведанного. И вот этот мир, параллельный нашему и загробному мирам, внедрился и в наш и в загробный.

– Зачем?

– Правильный вопрос, вот именно - зачем?
– архитектор сказал это почти счастливо, из чего я сделал вывод: Плывуны - не опасны.
– -Повторюсь: я не знаю зачем. Но зачем-то устроили себе у нас резиденцию. Аномалии в нашем городе. Этот невысыхающий плывун, который наконец-то обустроили, разбили парк... Не знаешь, кстати, кому в голову пришла эта мысль облагородить котлован?

– - Нет, -- испугался я. Не интересовался. Могу у мамы спросить.

– - Кто-то из них, кто-то из них надоумил чиновников, -- бормотал архитектор.
– Впрочем, всё это -- мои ничем не подтверждённые измышлизмы... Не волнуйся, Артём, если что, обращайся.

– Легко сказать. Стражники, проводники, ходоки... У меня, честно, мозг кипит. Что будет? Я хочу жить как жил.

– Может, и ничего не будет. Поживём увидим. Разве мало среди живых мёртвых? И это никого не удивляет.

– То есть?