По дороге к Храму
Шрифт:
– Ну-у?! – На всю реку рассмеялся счастливый рыбак. – Так я отвернусь. Справляй свою нужду.
– Теперь не смогу. Пиджак, вон вывозил, надо замыть, да на заборе развесить.
– Вот это правильно. Утопиться всегда успеешь. Даже если реку повернут вспять. Гляди, каких я щурят на спиннинг взял! Девять штук. Возьми парочку, если желаешь.
– Куда мне? Пока варю, утро настанет, а там на работу. До следующего вечера… испортятся.
Присев на край боны, Андрей кое-как заполоскал пиджак, тщательно его отжал и пошел с Рудольфом в посёлок, без особого интереса слушая, каким образом щурята оказались у того в сумке.
Алёнку посадили за одну парту с Сергуней Никитиным, сыном лаборантки Светланы Петровны. Ещё в первом классе он засматривался на эту красивую девочку и пробовал делать всё, чтобы с ней подружиться. Но тогда она сидела со Славиком, не по возрасту фанатичным футболистом и забиякой, потому в открытую объясниться Сергуня не решался. Нынче, узнав, что Славик куда-то подевался, Сергуня попросил маму подсуетиться насчет его соседства по парте с Алёной Гурчевской, пообещав учиться только отлично. Мать на это улыбнулась, но поговорила с их учительницей и мечта Сергуни исполнилась – Алёнка теперь будет всегда рядом! На третий день занятий Алёнка предложила своему новому соседу по парте, после школы зайти всё-таки
В конце дня, Андрей, привычно разогретый спиртным, курил на крыльце. Внезапно из-за калитки появились две детские фигурки. Напрягая зрение, он разглядел в них Алёнку и Сергуню, приближавшихся к нему.
– Н-ну, здравствуй, цветочек аленький. – Пробормотал он еле внятно. – Здравствуй…
Алёнка внимательно рассматривала красивое лицо Славкиного отца и размышляла, как бы ему доходчивее пояснить цель своего визита. Она слегка наклонила голову на бок и, поджав губы, сделала свои очаровательные ямочки на щеках.
– Дядя Андрей, а Славик ещё не приехал? – просто спросила она.
Андрей словно сквозь туман смотрел на детей, и ему показалось, что рядом с Алёнкой стоит его сын.
– А, это кто с тобой?..
– Это? Сергуня… Никитин, разве не видите? – она посмотрела на однокашника и улыбнулась. Её немного развеселило поведение дяди Андрея.
– А-а, Сергуня… – протянул тот, скривив в усмешке рот. – Уже Сергуня… Не успел уехать Славка – у неё уже Сергуня. Вся вылитая мамаша…
– Пошли, пьяный он. – Шепнул Алёнке однокашник.
– Сейчас. Дядя Андрей, а Славик больше не приедет? – последний раз спросила Алёнка.
Отвернув лицо к забору, тот неопределённо пожал плечами:
– Наверное, они меня бросили. Я остался один – сам себе господин…
Он уронил голову на грудь и шумно засопел. Когда дети были уже за калиткой, Андрей снова приподнял голову. В его пьяной душонке зародилось, что-то вроде ревности Алёнки к этому конопатому пацану.
– Ишь-ты! Изменщица проворная… – пробубнил он себе под нос и на четвереньках пополз к порогу. – Вся в мать… в… свою.
На другой день, за злоупотребление спиртных напитков в рабочее время, Андрея показательно уволили с работы, чтобы другим повадно не было. Это событие его немного встряхнуло. Утром, едва оторвав голову от подушки, он нагрел воды, намылил щетину на лице и стал осторожно соскребать её со щёк. Руки дрожали, бритьё не получалось. Он побрил половину лица и нервно швырнул станок об стол, вытерся заскорузлым полотенцем и быстро оделся. На пути в палатку (в такую рань!), он никак не ожидал встретить Антонину. Она шла ему на встречу, и отвернуть было некуда – в этом месте по обе стороны улицы тянулся длинный заборчик. Как и тогда, зимой, они остановились друг против друга. Но теперь было ещё не очень холодно, и торопиться было тоже не куда. Андрей почувствовал, как знакомые мурашки пробежали у него по спине. Он, ей просто, молча, кивнул и хотел пройти мимо, но не смог. Её глаза смотрели на него с какой-то укоризненной жалостью.
– Спешишь сделать прибыль торгашам? – спросила Антонина. – Совсем ты себя распустил. Жена с сыном ушли! С работы выгнали… Посмотри на кого стал похож. Ты себя в зеркале-то видел? А какой парень был! Эх ты!.. Совсем, ведь спился. Пропадешь. – Антонина выразительно выговаривала ему это, будто пионервожатая закоренелому двоечнику, и Андрею от этой выволочки стало легко и даже немного весело. Он вскинул на неё глаза и их взгляды встретились.
– Кабы с тобой жил, не пил бы. – Сказал он, словно выстрелил и смущённо опустил голову. Они немного помолчали. Нарушила молчание Антонина.
– Ты, знаешь? Сегодня по Григорию девятый год, как…
– Девятый уже?! – Удивленно переспросил Андрей. – А будто вчера… – Чуть не сказав «он его», Андрей закашлялся.
– Да, девятый. И я думаю, меня никто бы теперь не осудил за новое замужество. Только мне алкаши не нужны. Сам понимаешь.
– А я… закодируюсь! – С иронией воскликнул он.
– Заходи сегодня… помянуть.
– Угу.
– Ну, ладно, ступай к своим драгоценным торгашам.
– Так, я… за куревом. Папиросы кончились. – Оправдываясь, сказал он.
Антонина на это ему ничего не ответила и пошла дальше по своим делам. Андрей зашёл в палатку, поглядывая через грязное стекло на удалявшуюся Антонину. Он достал деньги, отвесил поклон маленькому окошечку и услышал голос продавщицы:
– Большую, или маленькую?
– Не какую! – Сердито ответил он. – «Беломора» мне две пачки и… всё!
– А нету «Беломора»! – Развела руками продавщица.
– Как это? Всегда был, а теперь нету?!
– Так это. Берите «Приму». «Беломору» наркоманщикам не хватает. А им попробуй не дай!..Андрей купил две пачки сигарет. В его руке они казались такими непривычно маленькими, что он, глядя на них, сплюнул и крепко выругался в адрес обуревшей продавщицы.
На пути к дому, он несколько раз останавливался, оглядываясь на то место, где встретился с Антониной и потряхивал головой, сомневаясь, уж не приснилось ли ему всё это.
Вода в чайнике была ещё горячей. Он приготовил бритвенные принадлежности, поставил перед собой зеркальце и, глянув в него, ужаснулся: одна половина лица была кое-как побрита, а на другой ёжиком топорщилась щетина!
– И такая рожа лица говорила с нею?! Боже мой! Да это же натуральное дно… – Возбуждённо и самокритично рассуждал Андрей, держа обеими руками станок и упорно соскребая щетину со щёк. Он, хотя и с несколькими перекурами, но выбрился гладко. Ему показалось, что за этим занятием провёл уже полдня и, вбежав в спальню, посмотрел на будильник. Тот, стоял на комоде, не помня хозяйской руки. Он включил телевизор, покрытый толстым слоем пыли и на туманном экране, в нижнем углу, рассмотрел цифры: девять двадцать. Теперь он принялся разыскивать свои ручные часы. Перевернув всё в доме вверх тормашками, нашёл их в наволочке подушки, поставил точное время и присев на табурет, устало выдохнул из себя остатки перегара. В данный момент Андрей не помнил, по какому поводу его пригласила Антонина, а помнил лишь, что он должен быть у неё в полдень и чувствовал предстоящий поворот в своей судьбе.
Переодевшись в чистую одежду, он себя чувствовал как-то неловко, настолько привык за последние прожитые в винном угаре годы к замызганной рабоче – повседневной форме.
– Едешь куда? – спрашивали его встречные знакомые.
– Не как маманю навестить собрался?
– Ты, случаем не в город? Забежал бы…
– «Откуда же вас сегодня повылазило?!» – Нервно думал Андрей, каждому чего-нибудь соврав. За Тониной калиткой, опять же, как на грех, стояла её соседка, и Андрей, кивнув
ей, протопал мимо, но вдогонку услышал:– Разве поехал куда? А мы, тебя ждём…
Он остановился, не вынимая рук из карманов куртки, приподнявшись на носки, заглянул в палисадник, словно его там, что-то очень интересовало.
– Да, я поглядеть, вот… – пробормотал он в ответ и вернулся к калитке.
Его раздели и усадили за стол, почему-то одного, хотя он намеревался здесь увидеть множество народа. Ещё за стол присели, Антонина и тётя Даша. Алёнка сидела у окна на диване и во все глаза смотрела на гостя. Андрей почувствовал себя, как-то неловко и спросил:
– А, что, больше никого не будет?
– Наверное, нет. В первые годы, захаживали люди, а потом подзабыли. Да ты разливай. Помянем. – Антонина умышленно не назвала имени покойного, чтобы не раздражать гостя.
Увидев траурный портрет Григория на подоконнике, освещенный огнем свечи, Андрей долго не решался выпить водку то, поднося стопку ко рту, то снова отставляя. Когда он всё-таки, решительно опрокинул водку в рот, его глаза встретились с большущими глазами Алёнки, всё это время внимательно за ним наблюдавшей. И вдруг, его замутило. Он поднялся с места и пулей выскочил на улицу. Его долго рвало, выворачивая нутро наизнанку. На него смотрели прохожие и, Андрей зашёл за угол дома, в огород и присел на опрокинутый вверх дном бачок, чтобы отдышаться. Утерев лицо рукавом свитера, он увидел в кухонном оконце, улыбающуюся Алёнку. Глядя на неё, Андрей шутливо покрутил головой, словно бык, выпущенный из хлева на волю и, почувствовав облегчение, беззвучно рассмеялся. В этом же оконце, показалось смеющееся лицо Антонины и через секунду они все трое смеялись над случившейся с гостем конфузией.
– Он забавный. – Сказала Алёнка, глядя на него сквозь потрескавшееся от морозов стекло.
– Может быть, возьмём его к себе? – осторожно спросила мать, обнимая дочку за плечи. – На перевоспитание. А то, ведь, совсем пропасть может.
– Разве так можно? Он же чужой.
Антонина поцеловала её в голову:
– Теперь можно.
– Ну, тогда давай возьмём. А когда он перевоспитается, может и Славик вернётся.
Алёнка, глядя сквозь стекло на Андрея, как на воспитанника, несколько раз махнула ему, зазывая в дом.Глава 15
Алёна Гурчевская и Серёжа Никитин, были лучшими учениками не только шестого класса, но и всей Сужской восьмилетней школы. Они уже не первый год сидели за одной партой и подружились настолько, что вели себя, словно брат и сестра. Правда, Сергуня к ней испытывал не только братские чувства. С каждым годом, Алёнка ему нравилась всё больше и больше. Она чувствовала, что он к ней не равнодушен, как впрочем, и другие мальчишки из их класса. А после катания на лыжах, чуть было не закончившегося трагедией, и Алёнка почувствовала, что он ей тоже не безразличен.
Зимой, ребятишки обкатали высокую насыпь недостроенного через реку второго железнодорожного моста. С гамом и визгом они катались там, на лыжах до темна, порой забывая и про домашние задания. Ребята, что постарше, делали из хвороста трамплин, обкладывали его плотно снегом, обливали водой, и на другой день прыгали с него, кто дальше и выше. Сергуня в этом вопросе комплексовал. Наблюдая, как его сверстники, не задумываясь, с ветром в голове, летят вниз с этакой кручи, он топтался у края насыпи, никак не решаясь сделать один маленький шажок, который бы уровнял его со всеми остальными ребятами. Каждый день он приходил туда и каждый день, покатавшись по верху, съезжал на отлогом склоне и покидал этот непокоренный спуск. Некоторые ребята, над ним даже стали подтрунивать, и он решил, было вообще туда не ходить, но Алёнке купили прекрасные новые лыжи. Она зашла к нему ещё с вечера – ей уже не терпелось прокатиться на новых пластиковых досках с той самой горки!
– «Ну, вот! Тебя там только и не хватало», – подумал удрученно Сергуня. – С горки! Узнаешь завтра, что это за горка такая!»
Алёнка неплохо каталась по лыжне, но вот с горки на школьных лыжах спускаться не разрешалось, и теперь, заимев свои, она сгорала от нетерпения, дожидаясь, завтрашний день.
Сергуня же долго не мог заснуть, ворочаясь в постели с боку на бок, раздумывая о завтрашнем «судном» дне. На уроках он не проявлял обычной активности и поэтому, учительница поинтересовалась, здоров ли он. Сначала идея «заболеть», ему пришлась по душе но, обдумав, пришлось её отбросить, он бы не смог без Алёнки пробыть и часу, если она будет там…
…Когда они взобрались наверх насыпи, там было уже много ребятни. К его изумлению Алёнка, даже не отдышавшись, сразу навострила лыжи на спуск. Сергуня заметно волновался, наблюдая, как она, миновав крутизну, выскочила на чистую снежную равнину и по закону физики прижалась попой к задникам лыж, громко визжа от радости. Он смотрел на катавшихся мальчишек и девчонок, подавляя в себе волнами набегавшую зависть.
Прокатившись несколько раз, запыхавшаяся подруга, наконец-то, вспомнила о нём и подъехала к Сергуне. На ней была надета ярко-красная куртка, отороченная по воротнику и манжетам белым песцовым мехом. На голове, такая же белая вязаная из кроличьего пуха шапочка с невероятно длинными ушами и замысловатыми кисточками на концах, что её делало еще привлекательней.
– А ты, почему не катаешься? – лучезарно улыбнувшись, спросила Сергуню Алёнка. – Быть может, боишься? – она шутливо натянула ему шапку на глаза. Алёнка была счастлива и ей сию же минуту, хотелось озорничать. – Э-эх, трусишка…
– Кто, я?! – Залился краской Сергуня и против своей воли выпалил. – Чего тут кататься? Эта горка для мелких.
– А, какая для тебя? Не иначе, Памир? – рассмеялась она.
– «Пик Коммунизма». – Ответил Сергуня и, оттолкнувшись палками, заскользил к мосту, где была самая круча. Там не решались спускаться даже более взрослые ребята. Алёнка едва поспевала за ним. Они остановились у бетонной опоры моста, на самой высокой отметке насыпи.
– Ты хочешь съехать здесь? – испуганно спросила она.
Сергуня молча, всматривался в бугорок, на самом низу спуска. Снежная целина, разосланная по откосу, казалась совершенно безобидной.
– Сейчас новый трамплин сделаю. А то тесно там. – Сказал Сергуня, собирая в кулак всю свою волю.
– С ума спятил?! Там летом шпалы пилили. Мы с Лукичем на лодке плавали, и я видела.
– Зачем ты всё время в его отчестве неправильно ударение делаешь? – спросил Сергуня, преодолевая страх перед крутизной.
– Потому что не умеет чистить лук. Он всегда при этом плачет… Ты, в самом деле, хочешь здесь съехать?!
– Я же… сказал!..
Он встал на краю, зажал палки под мышками и, крепко зажмурившись, шагнул вниз. От неведомой ранее скорости захолонуло в груди! Раскрыв глаза, первопроходец увидел, что «трамплин» с бешеной скоростью приближается к нему. Он напрягся, чтобы оттолкнуться для прыжка… Но тут носки лыж, перед самым бугорком провалились в снег и Сергуня со всего маху, ударился животом о шпалу, лежавшую на козлах. В глазах у него потемнело, и он потерял сознание.