По дороге к Храму

На Алёнкин крик сбежались все, и на подвернувшихся под руку салазках, Сергуню срочно отвезли в железнодорожную медсанчасть. Он пролежал там целый месяц и Алёнка, чувствуя себя виноватой в случившемся, ежедневно преодолевала шестикилометровое расстояние, доставляя ему школьные задания, и витамины, для скорейшего выздоровления.

– Привет первопроходец! Как живёте, как животик? – сказала Алёнка, навестив его в первый раз. – Теперь там все катаются. Трамплин сделали… метра полтора в высоту! Я однажды хотела там съехать, да побоялась. – Щебетала она довольная, что всё обошлось без серьезных последствий. – То место место теперь называют Сергуниной вершиной.

Первопроходец не смотря на боль в животе, испытывал гордость и пряча улыбку, отворачивался к окну, чтобы она её не заметила. Так, учась и кувыркаясь, они дожили до весны.

На майские праздники их, как самых лучших учеников, назначили в Почетный караул к обелиску, воздвигнутому в честь Великой Победы перед поселковым клубом. Во время митинга, они красовались у постамента со вскинутыми ко лбу руками, не замечая весенней прохлады. Но когда народ разошёлся, их белые рубашки с красными галстуками на шеях, превратились в холодильник. От холода начинало поколачивать. Прошёл уже целый час, но вожатая Вероника Отрадная, смену не приводила. Вся «юнармия» в это время, бесплатно смотрела в клубе «неуловимых мстителей».

От стойки «смирно» сводило суставы. Вскинутые руки онемели и, казалось, что к ним было привязано по кирпичу. Сергуня, глядя только перед собой, вполголоса предложил:

– Давай руки поменяем, а то скоро отвалятся.

– А, прохожие? – так же тихо но, заметно нервничая, отозвалась Алёнка.

– Да они уже все отупели. Им всё равно, какой рукой мы салютуем. Давай на счёт. И-и-и, раз! – Он скосил на неё глаза и увидел, что на провокацию Алёнка поддалась но, хмурясь, покусывала губы. Неожиданно, вопреки всем уставам она сорвалась с места, и бегом припустила к своему дому. Сергуня отпустил руку и недоумённо посмотрел ей вслед. Затем обратил внимание на то место, где она стояла. После неё на мозаичной плите, осталась небольшая лужица, тонким ручейком, стекавшая на нижнюю ступень постамента. Сначала Сергуня прыснул в кулак, но потом онемевшей рукой снял с шеи шёлковый красный галстук и сунул в карман брюк. Сердито пнув, пустую банку из-под пива, он направился в клуб. Войдя в душный переполненный зал, дружным смехом реагирующий на забавные сцены, Сергуня постоял у входа, привыкая к темноте и пошарив взглядом по рядам, увидел восседавшую на заднем ряду Веронику. Чтобы до неё добраться, нужно будет пройтись по ногам у целого ряда зрителей. Он незаметно вышел в фойе, осмотрел стенд с объявлениями и с трудом отковырнул крупную кнопку. Снова проникнув в зал, он направился к пионервожатой. Извиняясь перед возмущенными зрителями, Сергуня добрался до места, где сидела Вероника.

– Газгешите пгойти? – изменив некоторые буквы в словах, попросил он вожатую. Та незамедлительно привстала и в этот миг, Сергуня успел подложить кнопку на деревянное сидение. В обтянутый джинсами круп Вероники Отрадной, кнопка вошла глубоко и эффектно. Сергуня в этом убедился по её визгу, покидая кинозал.

Вечером, расположившись на крылечке, вооружившись сапожным ножом, Сергуня усердно выстругивал корпус макета какого-то судна. В это время к нему подошла насупленная Алёнка. Она присела с краю и стала наблюдать за его творчеством.

– Ты, чего такая?

– Какая?

– Сердитая.

Она пожала плечами и, насмелившись, спросила:

– Ты не кому не расскажешь?

– Про что?

– Ну… про это… Что я описалась на посту. – Алёнка покраснела, как вареный рак.

– А-а. Оно мне надо? – ответил Сергуня.

– Честное пионерское? – оживилась она.

– Ну, если хочешь… – он отложил в сторону заготовку и задумчиво, уставился в одну точку. – Знаешь, я недавно в учительскую глобус относил и случайно там услышал, что пионеров, как таковых, в нашей стране уже нет. Осталась только наша дружина, потому что они не знают, куда Веронику пристроить. Она больше делать ничего не умеет, только нас организовывать. – Сергуня снова взял в руки заготовку и стал строгать. – И, менять нас сегодня, у обелиска никто не собирался. Так… поставили для показухи – сколько простоим, столько и ладно. Сама-то Вероника в клуб забралась, а мы стоим, дубеем, в одних распашонках! Правда я ей за это устроил маленький «бзик», чтобы запомнила последних пионеров конца второго тысячелетия.

Алёнка улыбнулась.

– А это у тебя новый пароход будет? – спросила она, желая забыть неприятные события.

– Это? Каравелла! – Гордо произнес Сергуня.

– Большая…

– Хочешь я её тебе, на День рождения подарю?

– Здорово! Хочу!

– Это ещё что-о?! Я лодку из пластиковых бутылок доделываю. Могу показать.

– Покажи! – Алёнка радостно прихлопнула в ладоши.

Через огород, он провел её к старому сараю, отковырнул погнутым гвоздем запор и пригласил внутрь. Там, за поленницей Алёнка увидела странное сооружение из пластиковых бутылок.

– В принципе, как плот, уже можно использовать. Только я хочу под днищем киль приспособить, для большей устойчивости.

– И как ты их скрепил? – заинтересовалась Алёнка.

– Элементарно, Ватсон. – Он протянул ей кружочек скотча. – Пробки пластилином обмажу, чтобы воздух не выходил, и на воду.

– Уникально! И когда ты собираешься поплыть?

– Вот скотча ещё раздобуду… В магазине он есть. Я видел, откуда продавщица вынимала, но не продаётся.

– А меня покатаешь?

В сумраке сарая, Алёнка не видела, как зарделись его щёки.

– Обязательно. – Осипшим голосом ответил Сергуня. – Ты только пока никому не говори. Узнают, сопрут. Я целый год бутылки собирал.

– Ладно. И, ты, тоже, не говори… про то… узнают – засмеют.

Проводив подругу, Сергуня вприпрыжку помчался в промтоварный магазин, расположенный на краю посёлка, рядом с заводской конторой. Это был старый деревянный магазинчик, построенный ещё, когда самого Сергуни не было даже в проекте.

Он медленно прохаживался вдоль витрин, рассматривая всё от маленького винтика, до пудовой кувалды. Малочисленные покупатели занимались тем же самым, чем и Сергуня, внимательно изучали витрину и, не обнаружив нужной вещи, тяжело вздыхали и, громко топая каблуками, покидали магазин, скрипнув на прощание дверной пружиной. Наконец оставшись один на один с тонкой очкастой продавщицей, он опустил глаза на витрину с гвоздями, будто они его интересовали больше, нежели музыкальный центр с японо-китайского дизайна.

– Молодой человек! Чего ты здесь трёшься битый час? Марш отсюда, пока охрану не вызвала!

Сергуню возмутил её высокомерный тон. Он сделал озабоченное лицо.

– Я только спросить хотел…

– Ну? Спрашивай, а то трёшься, будто ворюга несусветный.

– У вас есть подковки для блохи?

– Чего-о?

– Подковки, для нательных грызунов. Хочу, подковать лобковую вошь.

– Чего-о?! – Зловеще сверкнула очками продавщица и метнулась в подсобку, где был телефон.

Сергуня чиркнул острием сапожного ножа по проводу и, опершись одной рукой о прилавок, легко через него перемахнул. Раскрыв нижний шкафчик, в котором находились залежи скотча, он сунул за рубаху несколько рулончиков и выскочил обратно.

– Где вы все? Померли что ли?! – Слышался из подсобки гневный возглас продавщицы.

Переместив рулончики скотча с живота на спину, Сергуня снова наклонился над витриной.

– Тётя, а тётя…

– А ну, вали отсюда! – Появилась чрезмерно возбужденная продавщица.

– Зря вы так, с покупателем. – Укоризненно произнес Сергуня. – Я, может быть, вам помочь хотел…

– О-ой, помощничек выискался.

– У вас в дверях, телефонный провод перетерся. – Он задом, будто танцуя, подошел к дверям и взялся за висевший конец «парки». – Могу наладить вашу связь с ОМОНом, если хотите.

Глядя на странного пацана, продавщица ему недоверчиво кивнула, сменяя гнев на милость. Сергуня зубами зачистил концы провода и быстро соединил их.

– Пожалуйста, пользуйтесь.

– Спа-сибо. – Выдавила из себя продавщица.

– Не за что! – Вскинул руку перед своим носом Сергуня. – Помогать сирым и убогим – долг каждого пионера нашего посёлка. До другого повидання. – Поклонился он продавщице и задом двинулся на выход.

Через пару дней, судно было готово к спуску на воду. С утра пораньше, когда вся ребятня ещё нежится в постелях, Сергуня тащил на плечах, будто большой рюкзак, свое детище к реке. Его путь пролегал, как раз мимо Алёнкиного дома. Остановившись у заборчика, напротив её окна, сунув пальцы в рот, он свистнул. На свист никто не реагировал. Он свистнул пронзительней и в распахнувшемся окне, показалась заспанная физиономия отчима.

– А – это ты? Чего в такую рань? – громким шепотом, спросил тот. – Невеста спит ещё.

– А, вот и не сплю… – высунулась Алёнка и подвинула отчима от окна в сторонку. Она была в ночной сорочке. Её волосы беспорядочно рассыпались по плечам. – Я сейчас, только умоюсь.

– На реке умоешься.

– Точно.

Они миновали перелесок, и вышли на берег, навстречу восходящему солнцу.

– Почему у неё такое смешное дно? – спросила Алёнка, когда судно спускали на воду.

– Для баланса, иначе перевернёт первая же волна.

С боны, Сергуня оглядел полосу камышей, отделявших залив от русла и, закатав трико выше колен, шагнул в лодку. Судёнышко держалось на плаву устойчиво, и это радовало изобретателя. Он, опершись на самодельное весло, весело крикнул подруге:

– Ну, что стоишь, как Пенелопа? Прошу присутствовать на ходовых испытаниях.

Тёплый ветерок баловался Алёнкиными волосами и она, придерживая подол рукой, осторожно ступила в лодку. Он усадил подругу посередине своего детища, на что-то похожее на кресло.

– Вперед мой капитан! – Махнула Алёнка в сторону камышей.

Но Сергуня поначалу далеко не заплывал, а кружил по тихой заводи. Алёнка вытаскивала из воды белые лилии с длинными скользкими хвостами, и Сергуня заметил, что с её лица не сходит улыбка. Сам капитан, был беспредельно счастлив, наблюдая за подругой. Окрыленный любовью, он протаранил камыши и вывел судно на большую воду. Здесь за камышами, река волновалась, создавая приятную качку. Алёнка смеялась и повизгивала от радости, когда на неё попадали холодные брызги, сверкающие на солнце бриллиантовыми россыпями.

– Давай подплывем вон к тому бакену! – Указала она пальцем вдаль.

Сергуня послушно приступил к исполнению её желания. Дул попутный ветерок и грести было легко и приятно. Чистое небо с редкими лохматыми облаками, играющие на воде солнечные зайчики, крики чаек навевали какую-то беззаботную романтичность, и хотелось, чтобы это никогда не кончалось, а было бы вечно. Сергуня украдкой любовался подругой, думая о чём-то своем и на вопросы отвечал невпопад.

– А можно из таких же бутылок сделать большой пароход… с мотором?

– Можно. Только где столько скотча возьмёшь? Бутылок-то на каждом шагу валяется великое множество, а вот…

– А, вон и пароход! – Обрадовано крикнула Аленка.

Сергуня повернул голову и ужаснулся: в их направлении, прямо по курсу, неслась пассажирская «Ракета»! Она издала протяжный тревожный гудок, требуя очистить фарватер, и Сергуня налегая на единственное весло, принялся отчаянно грести против ветра. Алёнка нахмурилась и притихла, глядя на бесполезные усилия гребца, ветер и встречная волна не давали покинуть опасную зону, и их посудина покачивалась на одном месте. Через минуту, «Ракета», издав оглушительный протяжный стон, промчалась рядом, подняв не виданную доселе волну. Посудину как поплавок швыряло вверх, вниз, выбив из ослабевших рук капитана весло. Алёнка, в насквозь промокшем платье, панически взвизгнула и кинулась к Сергуне, мёртвой хваткой обхватив того за шею. При этом получился большой крен на корму…

– На середину! – Закричал капитан, пересилив растерянность, и повалился на дно, увлекая за собой подругу.

Некоторое время они лежали, крепко обнявшись, пережидая качку, чувствуя, как близко бьются их растревоженные сердца. Постепенно вода успокоилась, но Сергуня не торопился освобождать Алёнку из своих объятий, испытывая нахлынувшее неведомое чувство. Ему было ужасно приятно ощущать близость её тела, и он невольно дотронувшись до пряди мокрых волос, неумело чмокнул её в губы. Она с усилием освободилась и села. Вытягивая шею, выглянула за борт, всё ещё не веря в благополучный исход этого приключения. К ним, покачиваясь, подплывало, оброненное Сергуней весло. Поправив прилипший к ногам подол, Алёнка села на прежнее место и смиренно, будто ничего между ними не произошло, сказала:

– Весло надо поймать. Оно само к нам возвращается.

Сергуня сел, скрестив ноги, зачерпнул за бортом пригоршню воды и обдал лицо прохладной влагой.

– Прости. Н-нашло, что-то…

Она на это промолчала, рассматривая из-под руки свой берег, кажущийся таким далёким и родным. Капитан, загребая воду ладонями, приблизил судно к веслу и выловил его.

Как не напрягался кормчий, их посудина, ни в какую не желала возвращаться в родную гавань. Он, отдохнув, смахивал пот, заливавший глаза и уже в который раз пытался поставить судно на ход. Результат оставался прежним: продвинувшись вперёд саженей на тридцать, терялись силы, и пока он делал передышку, их сносило на прежнее место.

Уже прошло немало времени, и у Сергуни в голове мелькнула свежая идея. Если волна сносит в противоположном направлении, значит надо плыть на другой берег, а там дойти до моста и…

Перебив его вполне реальный план, в их направлении двигалась моторная лодка. Вероятно, кто-нибудь с берега заметил беспомощно барахтающееся посредине реки странное судёнышко и забил тревогу. Они пригляделись к приближавшейся моторке и распознали сидевшего в ней Алёнкиного отчима. Она поднялась на ноги и принялась размахивать руками, чуть не подпрыгивая от радости.

– Э-э-эй! Сюда-а-а! – Она брызнула водой на хмурившегося Сергуню. – Это Лукич.

Сергуня давно невзлюбил этого красавца мужчину и даже в глубине души, ревновал к нему Алёнку, подчас наблюдая за их, как казалось, не в меру близкими отношениями. И теперь его несёт сюда, когда уже придуман выход из ситуации. Лодка на холостом ходу тихо и плавно подплыла к ним. Отчим, миролюбиво улыбаясь, спросил:

– Ну, как прогулка, сладкая парочка? Говорят, уже давненько тут дрейфуете. Сами догребёте, или помочь?

– Помочь, помочь… – затараторила Алёнка, и часто моргая своими длинными черными ресницами, перебралась в моторку.

– Давай, прыгай сюда. – Позвала она Сергуню.

Тот сидел, молча, опустив голову.

– Капитан не желает покидать вверенного ему судна. – Сказал Лукич.

Сергуня глянул на него из-под насупленных бровей.

– Сам доберусь.

– А я лучше поеду. Продрогла вся до костей.

– Ну, как знаете. – Сказал Лукич и запустил мотор. Уже на расстоянии, Алёнка помахала своему капитану.

– «Баба с воза, кобыле легче». – Подумал Сергуня и снова принялся грести. Работать веслом и впрямь стало легче, чем прежде. И он медленно, но уверенно поплыл к своему берегу, по оставленной моторкой водной дорожке.

Спустя ещё час, Сергуня подгреб к камышам и из последних сил, продрался сквозь них на тихую ровную гладь залива. На берегу сидела, обхватив колени руками, поджидавшая его Алёнка. Сергуня, положил весло вдоль борта и улёгся спиной на мокрое дно. Он улыбался, глядя в голубое небо. На сердце снова не было печали. Восстановив силы, он причалил к боне. Вытащив свое детище на берег, он присел рядом с подругой. Она, молча, протянула ему бутерброд с толстым кругом колбасы.

– Спасибо.

Опистонив его в несколько приемов, он, немного подумав, сказал:

– Знаешь, наверное, мы с мамой скоро отсюда уедем… в город.

– Вот, здорово! Городским будешь!

– Тётка приезжала. Агитировала маманю работать на химический завод. Зарплату там вовремя выплачивают и жилье сразу дают.

– Я к тебе в гости буду приезжать. – Улыбнулась Аленка.

Он посмотрел на неё и, обхватив колени руками, подтянул их к подбородку.

– А мне в город не хочется. Я здесь… люблю…

– Это детское. Это пройдет.

– Алёна?..

– Ну?

– А, чего он так на тебя смотрит?

– Кто?

– Да этот… Лукич твой.

– Ну, тебя. Глупости какие-то говоришь. Пошли домой.

– Хочешь, я подарю тебе этот… «баркас»? – наконец определив статус того, на чем они плавали, спросил Сергуня. – На память.

– Хочу.

– Ты, только, за камыши не заплывай. Ладно?

– Хорошо, не буду.

– Обещаешь?

– Обещаю. – Она усмехнулась его наивному поведению и подала свою руку. Пожав её тонкую и теплую, Сергуня снова почувствовал, как учащённо заработал его пульс.

Они вместе донесли подарок до её дома. На крылечке сидел Лукич и, чертыхаясь, ремонтировал замок от входной двери.

– А-а, сладкая парочка. – Не отрываясь от своего занятия, произнёс он. – А, это зачем? – покосился он на перекантованный через заборчик подарок.

– Это мне. На память. – Объяснила отчиму Алёнка.

Андрей, не поднимаясь с места, оглядел «баркас» и проворчал:

– Не было печали… У тебя пальцы тоньше, – обратился он к Сергуне, – вставь вот эту пимпочку, в эту дырочку, а я подержу. Не осилить одному-то.

Сергуне было неприятно помогать этому красавцу с прилизанными волосами, но рядом стояла Алёнка, которая знала, что все сломавшиеся в школе замки приглашали чинить Сергуню, в этом он отличался особым талантом, поэтому отказаться было невозможно. Пришлось подойти. Осмотрев механизм, Сергуня уверенно заявил:

– Не будет работать.

Андрей посмотрел на него с любопытством.

– А, ты, почём знаешь?

– Пружинки нет. Выскочила куда-то. Надо найти, тогда починим.

– Куда же она могла выскочить?

Они втроем начали поиск пружинки в районе крыльца. Вскоре, в щёлке между половиц, её заметила Алёнка.

– Вот она, в щель забилась! – Обрадовано воскликнула она и, выковырнув её ногтем, подала Сергуне. Тому стало приятно, что пружинку подали именно ему, а не Лукичу. Спустя некоторое время, Сергуня уже щёлкал ключом, проверяя механизм в деле.

– Масла бы в него…

Не успел Сергуня закончить свою мысль, как Лукич поднялся и немедленно исчез в доме. Он появился с маслёнкой в руках, на которой лежал большой ломоть сливочного масла. Сергуня рассмеялся. Тот же недоумённо смотрел на него, протягивая масленку.

– Для замков, машинное масло надо. – Смеясь, проговорил мастер. – А это для бутербродов.

– Действительно. А я как-то не подумал. – Смущённо сказал Лукич. – Но, машинного нет.

– Как же нет? А бензин для моторки вы тоже сливочным разбавляете?!

– Действительно…

Сергуня сам того не осознавал, что веселье его разобрало вовсе не из-за масла, а потому что в глазах Алёнки, он превзошел этого франта, очень похожего на какого-то киношного артиста. На крылечке появилась мать Алёнки, тётя Тоня и, глядя на развеселившуюся компанию, серьёзно сказала:

– Масла в картошку хотела положить, а оно куда-то, прямо из-под рук исчезло. Пуолтергейс, какой-то… – что ещё больше всех развеселило.

Прекратив смеяться, Андрей отдал масло хозяйке и, положив руку на плечо Сергуни, дружелюбно спросил:

– Может ты и ключи, сможешь изготовить? А то у нас одни на всех.

Сергуня брезгливо снял с плеча его тяжелую волосатую руку и, посмотрев на Алёнку, сказал:

– Сделайте оттиск на пластилине, если заготовку подберу, изготовлю без проблем. Ну, пока.

Сергуня деловито зашагал по переулку. Оглянувшись, он крикнул подружке:

– Баркас на солнце не держи. Может покорёжить.– Забавный пацан. – Глядя ему вслед, произнес Андрей.

Глава 16

Поздно вечером, когда взрослые за перегородкой обсуждали свои проблемы, Алёнке взгрустнулось. Ей было жаль расставаться с Сергуней. С ним было намного интереснее проводить свободное время, нежели с одноклассницами, мечтающими в недалеком будущем стать непременно актрисами, либо преуспевающими фотомоделями. Алёнка же, имея на плечах, красивую светлую головку, считала, что о собственной занятости в неведомом будущем, думать пока рановато, а надобно теперь преуспевать в учебе, с чем и справлялась отлично.

Небо к вечеру затянуло облаками и на улице стало довольно-таки сумеречно. В распахнутое окно потянуло прохладой. Алёнка зевнула, отложила книгу и подошла к окну. Она освободила проём от рамки с москитной сеткой и потянулась, ощущая лёгкость во всем теле. В этот момент её ослепила яркая вспышка. В наступившей кромешной тьме, она слышала, как шелестит черёмуховый куст. На ощупь, закрыв створки окна, Алёнка повернулась к горевшей настольной лампе, и зрение постепенно пришло в норму.

– «Странное, что-то творится в природе», – подумала Алёнка, забираясь под одеяло, – молния без грома. Может ещё будет?»

Но не грома, не молнии, ни дождя, впоследствии не было.

Этим летом, Сергуню ежевечерне, словно магнитом притягивало к окну Алёнкиной спальни. С замиранием сердца наблюдал он из-за черёмухового куста как она в светящемся окне, готовится ко сну. Хотя ему было противно и ужасно стыдно за самого себя, когда он доставал мокрую ладонь из специально прорванного кармана штанов и бежал вдоль переулка, прятаться на сеновале, где было летнее место его ночлега. Там представляя её рядом с собой, он повторял это снова раз за разом. Сегодня мать объявила о скором отъезде и Сергуня, ужаснувшись, растерянно шевелил извилинами, не зная что предпринять, чтобы оттянуть отъезд. И не додумавшись ни до чего, решил взять с собой, хотя бы её фотографию. Под вечер он зарядил, выигранный на математической олимпиаде «ФЭД», со вспышкой и, пряча его за рубашку, направился к заветному окошку. Улица была пустынна. Молодёжь в это время обычно тусовалась в клубе, а всё остальное население парилось у экранов телевизоров, впитывая в себя какую-нибудь телевизионную галиматью. Такой образ существования земляков, в данное время, вполне устраивал Сергуню. Прокравшись в огород, опасаясь каждого шороха, он присел за черёмухой и, дождавшись её в оконном проёме, одетую в насквозь просвечиваемую сорочку, навёл фотоаппарат и нажал кнопку. Яркая вспышка на мгновение ослепила и его самого. Он припустил наугад через кусты, едва не вывернув пролёт из заборчика.

– «Попурацци» хренов! – Ругал он себя, проявляя пленку. Но всё-таки снимок получился отличный, подружка на нём была, как живая.

Когда Сергуня с Аленкой стояли у гружёной скарбом машины, она, насмелившись в последний момент, поцеловала его в щёку, сказав приказным тоном:

– Как доедешь, сразу напиши. – И, быстро ушла, чтобы не разреветься у него на глазах.

На другой день, Алёнка прополола грядки и заровняла граблями, оставленные на них чьи-то следы, которым не предала особого внимания. Покачавшись на качели, устроенной между двумя берёзами, когда-то для неё Лукичем, она спрыгнула и, медленно подошла к баркасу. Она так и не решилась покататься на нём. Без Сергуни было не интересно.

– У нас краска есть? – спросила Алёнка у отчима, как-то странно смотревшего на неё из раскрытого настежь окна.

– Что? – спохватился тот. – Краска? Есть, наверное… в кладовке.

Она вынесла на крыльцо ржавую жестяную банку. Отковырнула гвоздём присохшую крышку и, проткнув толстую коричневую плёнку, окунула в неё кончик указательного пальца. Краска ей показалась вполне пригодной. Вернувшись к баркасу, Алёнка принялась на носовой его части старательно выводить имя бывшего владельца. Завершив работу, она вытерла палец лопухом и, оглянувшись на окно, снова встретилась взглядом с отчимом. Тот подмигнул и, улыбнувшись, показал ей большой оттопыренный к верху палец.

– Классно! – Сказал он с заметной иронией. – Если, к этой посудине ещё и мотор прикрепить, цены ей не будет.– Она, и, так бесценна. – Алёнка сделала вид, будто обиделась за шутливое отношение Лукича к памятному подарку и ушла к себе, зная что ей воздастся за его бездумное поведение.

Время перестроечной эпохи, летело незаметно. Одни события, неожиданно сменялись другими, и не каждому было дано найти себя в этом ставшем вдруг незнакомым мире.

Чем взрослей становилась дочь, тем привлекательней Антонине казался Андрей. Он молодел прямо на глазах. Свою же болезнь, которая становилась всё невыносимей и мучительней, она старалась тщательно маскировать, чтобы, как можно дольше в её доме царило благополучие и покой. С Андреем они так и не расписались, хотя вначале это не исключалось. Со временем в поселке все и думать забыли про то, как когда-то Антонина буквально вырвала Андрея из цепких лап зелёного змия. Теперь же, когда Алёнка в свои пятнадцать лет, получила свидетельство об окончании восьмилетки, а так же паспорт, Антонина стала замечать между дочерью и мужем далеко не детские шутки, а откровенный ничем не прикрытый флирт. Иногда Антонине казалось, что она наблюдает не за дочерью, а за собой, неизвестным образом заглядывая из настоящего в прошлое. Когда ей становилось совсем плохо, и она оказывалась на волоске между жизнью и смертью, то даже допускала мысль, что будет лучше, если дочь останется с Андреем, чем окунется в непонятную даже для взрослых, полную всяких неожиданных опасностей современную жизнь. Эта мысль с каждым разом становилась всё привычней, всё естественней. И, ревностное чувство уже не щемило её грудь. В конце концов, Андрей мужик проверенный.

Как-то, в середине августа, в день зарплаты, Андрей пришел домой раньше обычного. Настроение у него было приподнятое. Принёс целый пакет продуктов, две коробки хороших конфет, бутылку «Шампанского» и чему больше всего радовался – запчасть к лодочному мотору.

– Я нынче-то поплавать, уж, и не мечтал. А, она, вишь, и подвернулась. Сейчас поставлю, и будет полный порядок!

Антонина, принявшая только что порцию таблеток, вышла из спальни.

– Ты, мать чего такая бледная? – спросил он мимолётно и вытряхнул на стол целую кучу денег. – Вот, за все полгода, полностью отдали!

– У-у, сколько! – Алёнка подошла к столу и, взъерошив купюры, приподняла над столом и рассыпала, словно осенние листья. Потом она зажала между ладоней пачку червонцев и поднесла к носу.

– Говорят, что деньги не пахнут…

– Да, они не пахнут. – Сказал Лукич. – Они воняют потом трудового народа. Ну, и моим, конечно, тоже… Вы тут, пока со столом чего-нибудь сообразите, а я пойду, запчасть поставлю. Никак не терпится. Ладно?

– Ладно, сообразим. – Пообещала Алёнка, озарив отчима своей очаровательной улыбкой.

За обедом сидели необычно долго. Пили «Шампанское», закусывали вкусными конфетами. Антонина тоже выпила бокал и порозовевшая наблюдала за развеселившейся дочерью, которая постоянно перебивала отчима, вслух строившего семейные планы на ближайшее время.

– Лодка теперь на ходу. Надо будет в город съездить, взять разрешение на рыбную ловлю. Какое не наесть, а подспорье.

– Алёне бы шубку к зиме… Не маленькая уже, в пальтишке-то бегать. – Скрывая тяжёлое дыхание, проговорила Антонина.

– И, шапку норковую. – Тут же весело подхватила дочь.

– Обязательно. – Серьёзно сказал Андрей. – Что за шуба, без шапки? – он закурил дорогую сигарету с фильтром и закашлялся. Алёнка протянула к нему руку, легонько похлопала по спине.

– Совсем ты у нас старый стал. – Щуря масленые глазки, сказала она, покосившись на мать.

– Дрянное у них курево. Цена баснословная, а толку… Во! Пока кашлял, истлела вся. Нет, уж… – ярославская махорка, лучше всяких табаков! Не нами сказано.

– А, ты брось это дело совсем. – Ковыряясь вилкой в салате, предложила Алёнка. – В знак протеста.

Она взяла пачку, повертела в руках и, не глядя, швырнула через плечо, прямо в распахнутое окно. Их взгляды встретились и несколько мгновений, они любовались друг другом. Не пропустила этих мгновений и Антонина, повернувшаяся от плиты, с кофейником в руке. Она разлила кофе по чашкам и присела рядом с дочерью.

– А, что, слабо? – поддержала Антонина дочь.

– Хм… Над этим стоит подумать.

Немного отдохнув после обеда, они втроем отправились на речку. Антонина собиралась прополоскать кое-какое бельишко, Андрею не терпелось опробовать мотор на тихой воде, а Алёнке помогавшей нести тазик, хотелось прокатиться на моторке, что случалось не часто.

Миновав лесополосу и журчащий ручеёк, они вышли к берегу. Взглянув на бугор, где росли сосны старушки, Антонина вздрогнула и оцепенела: на том же месте, что и четырнадцать лет назад, к ним спиной сидел военный, в застиранной до белизны гимнастёрке. Он слегка наклонил голову, как бы прислушиваясь к их шагам, поднялся во весь богатырский рост и, сутулясь, спустился по прибрежному склону к реке, не желая мешать благополучной семейке.

– Мам, тебе плохо? – настороженно спросила Алёнка.

– Так, что-то… – безотрывно глядя туда, где скрылся военный, проговорила Антонина и, сорвав с головы косынку, чуть ли не бегом припустила к обрыву, надеясь увидеть его сию же минуту. Андрей, ничего этого не замечая, по заросшему осокой берегу, пробрался к своей лодке и уже закреплял мотор.

Антонина, присев на боне, задумчиво шлепала бельем по воде. Алёнка поджидала Лукича. Наконец мотор взревел, наполняя, синим дымом прозрачный воздух и лодка, описав круг по заливу, причалила к боне.

– Ну, что красивые, поехали кататься?! – Предложил возбужденный Андрей.

Антонина не отозвалась. Её мысли были где-то совсем далеко.

– Мам, давай прокатимся…

– Да плывите вы! – Едва сдерживая одышку, через силу высказала она. – Всю воду замутили.

Алёнка озорно хихикнула и шагнула в лодку.

– А мне дашь порулить? – спросила она Андрея.

– Здесь коряг много. Там дам. – Махнул он за черту камышей и запустил мотор. Густые заросли камыша они преодолели на вёслах, подняв мотор на корму.

За камышами, на просторе, было ветрено и волнисто. Андрей опустил винт в воду и запустил мотор, направляя лодку к острову, на котором в далёкой юности прекрасно проводил время с Антониной, не кем ещё не тронутой и немного диковатой, как ему тогда казалось. Обогнув остров, он крикнул падчерице.

– На, рули.

Та с готовностью перебралась на корму и приняла ручку управления.

– Только сильно не лавируй. – Крикнул ей в ухо отчим и увидел, как она весело рассмеялась.

Алёнка управляла лодкой не первый раз. Но сегодня она была в особенном настроении. Она делала крен, то на один борт, то переваливала на другой, озорно поглядывая на Андрея. Тот не протестовал, ему самому нравилось её баловство. Они уже с полчаса, гоняли по реке, распугивая стаи задремавших чаек и обдавая себя холодными брызгами.

– Поехали за мамой! – Крикнула Алёнка и развернула лодку на полосу камышей. Отчим погрозил ей пальцем, но она что-то напевая под шум мотора, намереваясь с ходу проскочить камыши, со всего маху врезалась в их ядрёные дебри. Лодку тормознуло так, что Алёнка улетела, словно из пушки прямо в руки Лукича, сидящего посередине. Они оказались в объятиях друг друга посреди высоких камышей. Его левая рука крепко прижимала половинку её оголившегося зада… Вдыхая аромат её волос, Андрей на мгновение закрыл глаза но, взяв себя в руки, расслабил объятия. Алёнка же вцепившись в его воротник, не спешила, от него отделятся. Она ещё никогда не была так близко с взрослым мужчиной, тем более с таким, который ей был достаточно симпатичен. Она рассматривала его брови, нос, ловила его дыхание, подставляя свои пухленькие губки, к его губам. Она поняла, что уже созрела для совершения той самой глупости, что может быть между мужчиной и женщиной. Андрею, показалось, что никогда не было того кошмарного прошлого, а просто был сон, который сейчас превратился в счастливую реальность!.. И, Антонина, вот она, в его руках, сама провоцирует, желая его!.. Он неровно задышал, решив больше никому, никогда её не отдавать, но вдруг услышал недовольный возглас Алёнки:

– Пусти. Больно же!

Она высвободилась из его цепких рук и кивнула на место рядом с заглохшим мотором. Андрей тряхнул головой, послушно шагнул на корму. Они долго, смущённо молчали, стараясь, не смотреть друг на друга.

– Надо как-то отсюда выбираться. – Промолвила Алёнка, поправляя платье.

Лукич взял, лежавшее на дне лодки весло и резко выдохнул:

– Сейчас выберемся.

Он изо всех сил упирался веслом, стараясь поскорее прийти в себя от только – что пережитого безумства. Наконец, лодка вышла на ровную гладь залива.

У берега блестела мокрым настилом бона, с одиноко маячившим жёлтым тазиком, в котором находилось выполосканное Антониной белье. Самой хозяйки нигде поблизости видно не было. Алёнка с тревогой на сердце, зорким взглядом пробежала по берегу… И, уже через минуту билась в истерике, поняв, что случилось чего-то страшное и непоправимое. На её истерический крик, с пляжа прибежала гурьба ребятишек. Узнав, что случилось, они принялись нырять, осматривая коряжистое дно. Но у боны было не настолько глубоко, чтобы можно было утонуть трезвому взрослому человеку…

… Андрей уже десятый раз нырял рядом с боной, ощупывая дно, и выныривал без результата. Ребята повзрослей, искали подальше, на глубине и не напрасно. На утопленницу наткнулись в том месте, куда можно было, либо добрести, либо доплыть – ни каких течений в заливе не было, поэтому снести её на такое расстояние от боны ничто не могло.На берегу, без пользы, уже с полчаса стояла карета «скорой помощи», потому что вернуть к жизни Антонину, было невозможно – слишком долго она пробыла в воде. Только обезумевшая, обессиленная Алёнка, делала ей искусственное дыхание, как этому их обучали в школе, пока её насильно не оттащили от на веки успокоившейся матери.

Глава 17

Вплоть до девятого дня, Алёнка не просыхала от слёз, не желая мириться с постигшим её горем. Она даже не замечала, что Лукич всё это время разделяет утрату напару с бутылкой, и заговорила с ним, только когда собирали поминальный стол на девятый день. Помогала соседка баба Даша, на протяжении всей жизни, находившаяся в тесном контакте с Антониной, как мать и как подруга. Будучи женщиной набожной, она настоятельно заставила Алёнку надеть принесённое ею траурное одеяние, и трясущейся от старости рукой, погладив Алёнку по волосам, сказала:

– Смирись с судьбой, дочка. Видно так Богу угодно. Гораздо, видать страдала, раз на такое решилась.

– От чего страдала?.. – спросила Алёнка.

– Не уж-то не знаешь? У неё же смолоду ещё, вся грудина была расшиблена. – Тетя Даша покосилась на курившего у окна отчима. – Уж, потом, астма-то и привязалась. Она может быть от вас скрывала – расстраивать не хотела. Мне так – часто жаловалась. Я ей травами пробовала снять недуг-то, да – это всё временно… – Она снова покосилась на Андрея, хотела ещё что-то сказать, но беззвучно заплакала и пошла на кухню. Алёнка посмотрела на Лукича и тот, погасив цигарку, пошатываясь, направился к выходу, по пути сунув в её руку Сергунино письмо.

– На, вот… Чуть не забыл.

Сразу письмо она читать не стала, а спрятала под подушку и совершенно по-взрослому задумалась над словами соседки. Она начала припоминать некоторые странные моменты в материнском поведении, которым никогда не придавала особенного значения, и ей снова стало горько и обидно за своё бездумное поведение.

Ближе к полудню начали заходить люди. Поминали парой стопок рабу Божью Антонину и, посидев недолго тихонько, не прощаясь, исчезали.

Уже затемно пошла к себе баба Даша, подбадривая и наставляя на путь истинный юную хозяйку, уставшую и осунувшуюся от пережитого…

Прибирая со стола посуду, Алёнка поглядывала на Лукича, сидевшего молча, опустив голову, напротив освещенного двумя свечками материнского портрета. Рядом, на краю стола, стояла наполненная водкой стопка.

– Допивай, да я стол протру. – Сказала Алёнка с жалостью в голосе. Андрей поднял на неё осоловевшие глаза:

– Не лезет, уже.

Алёнка взяла стопку в свою чуть дрожащую руку.

– Ну, тогда я выпью. Грех оставлять…

Выпив водку, она сморщилась, схватив себя пальцами за горло, и убежала на кухню. Андрей усмехнулся, услыхав, как брякнул ковш о ведро с водой.