По рукам и ногам

– Зачем вообще потащил сюда? – пробубнила я, обнимая себя за плечи. Когда-нибудь я перестану задавать дурацкие вопросы и Кэри сможет вздохнуть спокойно.

– Чтобы не покончить с собой раньше времени, – хохотнул мучитель, но мне почему-то показалось, что он до боли серьезно.

– Значит… ты хочешь уйти? – придушенно спросила я, готовясь к чему угодно, от честного ответа и до пощечины.

– Есть еще Алисия, – Кэри прикрыл глаза, сильнее сжимая руль, – Лео, Феликс, Генрих, он вообще этого не переживет. Я не могу, даже если б захотел. И вот в этом вся загвоздка.

Я смотрела на него и понимала, то, что он говорит мне сейчас, он никогда и никому не говорил раньше. И не скажет. Это доверие убивало. Оно было незаслуженным и уж точно ни в коем случае не оправданным.

Но если он этого хочет, разве это не его дело? Не его жизнь, не его судьба, не его решение? А я и за рукав-то не могу сейчас его схватить, чтоб не помешать вести машину. Ланкмиллер долбанный.

– Да не собираюсь я, это слишком жалкий конец, – с очередным смешком вздохнул Ланкмиллер, наблюдая мою подавленную реакцию. – Не бери в голову, ты-то. Просто… то единственное, что мне было дорого в жизни, никогда больше в эту жизнь не вернется. Так случается и нужно топать дальше, потому что я здесь, кажется, все еще кому-то нужен. Не хочется мне идти по стопам матери и бросать их всех.

А я — ни слова, ни слова не могла сказать. Он запутался сам, запутал меня; дышать было тяжело, и я отвернулась к окну, стараясь представить, что меня вообще нет здесь, с ним рядом. Ну не могу я стать ближе, ну не умею я становиться ближе настолько, чтобы иметь право говорить что-то сейчас. Из-за того я точно выгляжу бессердечной сукой. Ну и пусть. Сдалось мне ему сочувствовать. Мы ехали молча до самого блок-поста Витторизы, Кэри сам показывал все документы, не требуя моего участия. И такая привычная молчанка могла продолжаться еще долго, я время от времени засыпала, потом, просыпаясь, бездумно пялилась в темное боковое стекло, но вдруг, как-то в один момент в машине стало непривычно тихо, мучитель, вяло чертыхнувшись, свернул на обочину и затормозил.

– В чем дело? – я, пытаясь вернуть себе трезво соображающее состояние, протерла глаза.

– Бензин кончился, – спокойно сообщил Кэри и вышел из машины.

– Да чтоб тебя, Ланкмиллер, – я, кое-как отстегнувшись, выскочила следом, – мы же проезжали заправки!

На мои возмущения он отреагировал, лишь краем глаза скользнув по мне, потом достал телефон, видимо, собираясь, как всегда вызвонить спасительного и на все готового Генриха или еще кого. Достал, чертыхнулся повторно и снова убрал в карман.

– Идем пешком, – заключил он, всё так же непробиваемо спокойно, будто его сложившаяся ситуация ни капли не расстраивала и в душе он ее ебал.

А меня вот окатили словно чем-то липким и отвратительным. Прям хоть вой.

– Ты серьезно сейчас, да? Как можно быть настолько замкнутым на себе, чтобы не замечать таких важных вещей? Еще и телефон, блин, у него разрядился. Ты совсем сдаешь, Ланкмиллер, ты знаешь?

– Знаю, – сухо ответил он в пустоту, и вопроса-то наверняка не услышав.

Да обрати же ты на меня внимание, да чтоб тебя.

Такое ощущение складывается, что его вообще окружающий мир не интересует, будто мучитель выпал из него напрочь. И я даже не против, но не против ровно до тех пор, пока мне не приходится холодной ночью стоять посреди дороги у машины с совершенно пустым баком.

Идем пешком, значит. Просто восхитительно.

– Сколько? – мрачно осведомилась я.

– Не так долго, как ты думаешь. Мы уже практически в городе.

– Надеюсь, ты хотя бы дорогу помнишь. Кэри, давай, приходи в себя и… пошли уже.

А мы и правда оказались недалеко от города. Окраины Анжи были местом неприглядным, но привычным. В таких трущобах я почти всю жизнь провела, только разве что в Шеле хуже было.

Какие-то за версту несущие тухлятиной забегаловки, обшарпанные, разрисованные стены домов и огромные черные мешки мусора у фонарных столбов. Прямо родная атмосфера нищеты и безысходности. Красота.

У меня какие-то проблемы были с обувью. Точнее, я почти и не носила ее в доме у моря, а сейчас совсем некстати выяснилось, что эти белые, черт бы их побрал, балетки прямо-таки беспощадно стирают кожу. Я терпела, кое-как топая вслед за Кэри, пока не почувствовала, что эта пытка все-таки пустила мне кровищу. В балетках стало не только больно, но и липко, и я остановилась, снимая их.

– Простудишься, – отстранённо заметил Ланкмиллер, остановившись подождать. Словно не предупреждал, а бесстрастно подводил итог.

– Ну, это не самое страшное, что могло бы со мной случиться, – отмахнулась я, ступая босыми ногами на неровный и пыльный асфальт.

Он уже остыть успел за ночь и здорово холодил кожу, но я все ещё мучилась от боли из-за натертых мозолей, поэтому все остальное отступило на задний план. Я втягивала воздух, запрокидывая голову и переступая с ноги на ногу.

– Хочешь передохнуть? – наблюдая за всем этим вдруг предложил Кэри.

– Не отказалась бы, – а я решила не пренебрегать предложением.

Мы были в каком-то мелком сквере напротив такого же мелкого театра или чего-то вроде.

Кэри опустился на аккуратную деревянную скамейку, я же подлезла ему под руку из чисто практических соображений, потому что рядом, под его рукой и его пиджаком теплее было. Теплее хотя бы в физическом смысле этого слова.

Я не сомневалась, что он сейчас смотрит на меня, с рассеянным удивлением, как на такую лишнюю бессмысленную вещь. Думал, что в сексе сможет забыться, но только сильнее попался под чувство вины. Что за глупый мальчик.

– На самом деле, это же хорошо, что ты кому-то нужен, – вздохнула я куда-то ему в рубашку. – Тебе ведь на них тоже не наплевать. А я вот, так вышло, что никому не нужна. Никто не расстроится, если я умру, но не для того я через все это прошла, чтобы потом так вот просто…

– Все хорошо, Роуз, – оборвал мучитель на полу-слове, устало потрепав по волосам.

И совершенно точно почувствовал, как я вздрогнула. И оттого что он позволил себе такую оглушительную ложь. И оттого что по_имени назвал наконец, а не этой дурацкой кличкой. В такие моменты абсолютной искренности я себя всякий раз очень неловко чувствовала. Очень неловко, но тепло до странности.

– Надо бы зайти в круглосуточный, купить нам чего-нибудь поесть, – как ни в чем не бывало заметил Кэри. – Если устала, побудь здесь. Тут недалеко.

Уже начинало светать, в воздухе висели темно-синие туманные сумерки, заставляя чихать простывше, все еще горели фонари, перемигивая каждые три секунды. Кэри ушел, а я осталась на скамейке, подтянув колени к животу. Впрочем, одиночество мое длилось недолго.

Шаги, отдававшиеся эхом по пустынной улице, заставили меня вскинуть голову и оцепенеть от испуганного удивления.