По волчьему следу

Некогда.

На тканях и позолоте сэкономили, и ныне зеркала старательно, словно с издевкой, подчеркивали и множили потертости на ткани, пятна и пошлый медный блеск, что прорывался сквозь позолоту этакими проплешинами.

– Доброго дня, - Новинский задержался взглядом на Тихоне.

– А я… пожалуй, внизу посижу, - тот все правильно понял. – Если не возражаете.

– Не возражаю, - Бекшеев опустился на диванчик.

Снова слишком уж низкий.

Чересчур мягкий. В такой проваливаешься. На нем лежать удобно, уподобившись римскому патрицию, но никак не сидеть, серьезные беседы беседуя.

– Извините, - Новинский смутился. – Как-то не подумал…

Ногу прострелило болью. Но Бекшеев кивнул.

– Ничего страшного. Так что вам… дозволено сообщить?

– Может, обед…

– Я уже.

– Слышал, - кивнул Новинский. – Как встреча прошла?

– Довольно познавательно.

Только все равно информации недостаточно. Впрочем, Зима права. Её никогда не бывает достаточно.

– Кофе? Все ж таки как-то… - Новинский развел руками. – За пустым столом… или чего покрепче?

– Кофе. От покрепче вынужден воздержаться.

– Понимаю… мне настоятельно рекомендовали сотрудничать. В полном объеме… в том, что доступен мне. Не стоит обманываться, знаю я не так и много. Принцип такой вот… вся полнота информации… выше.

Он ошибся. И выше всей полноты информации не было. И вправду принцип. И тех, кто этой полнотой обладает, единицы.

Кофе принесли быстро.

И к нему – серебряную сахарницу, кувшин для сливок и массивное блюдо со сладостями.

Проводив полового взглядом, Новинский все ж заговорил.

– Проблема в том, что и рассказывать особо нечего… так вот, изначально я был поставлен присматривать.

– За Бахтиным?

– И за ним. И за лабораторией. Все же ученые порой весьма дезорганизованы, даже если числятся военными… тот еще… контингент. Не известно, честно говоря, с которым проблем больше. Так вот…

Он постучал ногтем по столу.

А кофе сварили неплохой. Крепкий. Черный. Сдобрили корицей и, кажется, гвоздикой.

– Начиналось все именно как исследовательская лаборатория. Пытались понять, каким образом у них там вышло пробудить способности у людей, у которых этих способностей нет… впрочем, вскоре выяснилось, что пробудить-то пробудили, но…

– Ненадолго?

– Как сказать… знаю, отдельные экземпляры живы и по сей день. Там, - Новинский качнул головой. – Но в большинстве случаев смерть наступала быстро. Когда через пару недель, когда через пару месяцев. Вроде бы отдельные экземпляры умудрялись продержаться год или два, но это и вправду единичные случаи. Исключительные. И главное, речь не об истощении энергетическом, нет… умники наши любили поболтать.

А он слушал.

И как бы отвратно это ни звучало, работа у Новинского такая, слушать.

– Кто-то из ваших… в смысле, аналитиков, занимался сведением итогов. Я знаю, что были смерти от инсульта. Инфаркта. Легочной эмболии… или вот опухоли. Много всяких, причем развивающихся очень быстро. Даже если заметить и удалить конкретную опухоль, то вскоре появляется новая… словно сам организм препятствует этакому насильственному в себя вмешательству.

– Я пока жив.

– И ваша… - Новинский замялся, не зная, как сказать. – Заместитель. И её подруга…

Он тоже успел получить информацию.

– Но скорее потому, что вы все изначально обладали даром. Ему лишь помогали раскрыться, да и то… как сказал один из моих подопечных, так помогали, что…

Инсульт уже был.

И чего ждать-то? Инфаркта? Легочной эмболии? Опухоли?

– Напугал? – поинтересовался Новинский, чашку поднимая.

– Нет.

– По таким как вы, однозначного мнения нет. Но это мы отошли… так вот, было указание сосредоточиться на отработке существующей системы. На доведении её до идеала или максимального приближения к идеалу. Отсюда и конкретные задачи. Улучшение методов очистки сырья и исходного продукта. Выявление оптимальных концентраций… факторов влияния и все такое. Обычная рутинная работа.

В которой Новинский, как бы ни скромничал он, разбирался.

– Постепенно и это сошло на нет… точнее основные разработки… доразработки и испытания были перенесены.

Что весьма разумно.

– Умники тоже большею частью отбыли. Что им делать, когда тут по сути только и осталась, что оборудование. Честно, надеялся, что и его вывезут. Но сочли нерентабельным. Что-то там тонкое, хрупкое и сложнонастраиваемое, что без особой нужды лучше не трогать.

От кофе на языке оставался легкий привкус шоколада.

– Так что в очередной раз перепрофилировали, уже на производство. Нам поставляют сырец из альбитовой пыли и еще чего-то там. Мы используем аппаратуру, чтобы не простаивала. Выдаем продукт, который отправляем обратно. Вроде бы… и это закрыть хотят. Что-то там или нашли, или открыли… хотя пока не точно. Слухи.

И Новинский поглядел на Бекшеева, словно ожидая подтверждения.

– Месторождение альбита. На Дальнем.

Это не из числа государственных секретов.

– Там… естественный уровень энергии высок.

– Понятно… в общем, в последние годы все было уныло и тихо. Из умников остался второй эшелон, если не третий. Те, у кого ни мозгов, чтобы выдающихся, ни связей…

– А карьеру двигать надо.

– Именно.

И ради карьеры подписывают соглашение. Служат Императору и Родине где-нибудь в тихом спокойном месте, делая то, что должно, и не задавая лишних вопросов.

Зато и выслуга идет.

И звание будет.

Научное в том числе, поскольку Особому отделу нужны не только гении. Кому-то и пробирки мыть надо, и прочими, далекими от высоких дум, но весьма важными делами, заниматься.

– Честно говоря, то еще болото… - признался Новинский. – Сложно с теми, кто не военный. В части-то все отлично. Бахтин на своем месте… и не думайте, это не останется без внимания. Таких людей, как он, немного. Их беречь надо. И будем беречь…

– Рад за него. Он знает?

– Обо мне? Скажем так… он достаточно умен, чтобы не задавать ненужных вопросов. И достаточно наблюдателен, чтобы подмечать кое-какие детали. За учеными в городе присматривал мой коллега… беспокойный народ. Это солдат можно оправить траву красить или плац мести, или еще чем занять. А эти… у всех одинаково. Сперва трясутся от страха, думая, что влезли во что-то там важно-секретное. Потом надеются совершить открытие, продвинуться выше, дальше. Вписать имя в скрижали науки и все такое… потом понимают, что не совершат. Страх уходит. Остается рутина и тоска.