По волчьему следу
Шрифт:
– А вот тут… случаев, которые привлекли бы внимание, не было. Ни выбросов силы стихийных, ни магов вдруг… ни смертей необычных. Все в рамках. Ну, кроме этих пропавших…
– Контакты варщика? И в целом данные, - сказал Бекшеев. – Мне нужны данные. Фамилия. Биография краткая… с кем он здесь дело имел… не мне вас учить.
– Понимаю, - Новинский вытащил из портфеля кожаную папку, которую и протянул. – Вот. Только… большинство фигурантов, которые были причастны к созданию подпольной лаборатории… как бы…
– Зачищены?
– Именно. А из остальных…
– Здесь…
– Все, что есть… что удалось найти и в принципе, - подтвердил Новинский. – Буду рад, если что-то да поможет…
Он с раздражением закинул в рот орешки.
– Вы кофе пейте-то… в этой глуши только и остается, что пить. В лучшем случае кофе, хотя… может, если в лучшем, то и не кофе. Но мне только он и остается. Второй ошибки не простят.
Глава 29 Жесткая тропа
Глава 29 Жесткая тропа
«В мире современном, где женщине дозволено много больше, нежели прежде, иные неразумные особы вовсе готовы позабыть об истинном призвании своем. И, одурманенные этою свободой, они со смехом отвергают вековые ценности, низводя высокую роль женщины…»
Из речи княгини Зарецкой пред выпускницами Смольного института.
– Ань, а Ань… - Васька запрыгнул в почти пустую телегу. – А чего? Все, да?
Телега примостилась у неказистого строения, в каком-то закутке, где найти её было довольно сложно. Хотя, судя по всему, данное обстоятельство ничуть не смущало хозяйку.
– Все, - хмуро произнесла она.
Брат и сестра?
Похожи, пожалуй, еще меньше, чем мы с Софьей. Хотя мы-то точно не сестры, что бы там кто ни говорил. А эта… невысокая, коренастая и широкоплечая.
Мужская одежда смотрелась на ней вполне органично.
Разве что шелковый шарфик выбивался. Старенький, застиранный до того, что исходный цвет его почти исчез, осталась лишь эта вот блеклость.
Каким он был?
Голубым?
Зеленым?
В цвет глаз. Глаза у Анны хороши. Яркие, выразительные. Только взгляд недобрый.
– Зима, - представилась я.
– Анна, - Анна говорила негромко. – Сестра… этого вот… олуха.
И губы её тронула улыбка. И лицо это, уставшее, с ранними морщинами, вдруг разом помолодело, посветлело.
– Я не олух! – возмутился Васька. – Я… между прочим… делом занимаюся! Важным! Помогаю в расследовании…
Анна вздохнула.
– Сходи-ка, - она смерила Ваську взглядом. – К Корнеичу, он говорил, что морква есть старая, негодная. Дать обещался…
– Ага, - Васька кивнул и также легко перемахнул. – А репу брать, если чего?
– Все бери. Это свиньям, - пояснила Анна. – Они все сожрут, а весна… хотя уже и нормально. Сложнее всего ранняя, когда и припасов почти не остается, и зелени еще нет…
Щека её дернулась,
едва заметно…– Это да, - соглашаюсь. – Хоть землю жри…
– Кору лучше. Или почки. Почки, которые просыпаются, можно жевать. Вкусные даже. Мох еще… с мукой если, то и хлеб… - она замолчала. – Извините.
– Тяжело пришлось?
Она ведь моего возраста? Или ненамного моложе? И войну видела, пусть не ту, по линии фронта, где кровь, грязь и смерть, другую, но… у нее тоже были. Свои. Кровь, грязь и смерть.
И потому видим мы друг друга.
И Ваську.
– Вы… и вправду… искать прибыли? – осведомилась она, подхватывая с земли мешок. – Это зерно. Прикупила старое, прошлого года. Запрелось слегка. Для людей уже не годно, а если для свиней, то ничего. Эти все сожрут.
– Прибыли, - говорю и подхватываю второй мешок.
А тяжелые.
Зерно и без того нелегкое, а влажное, подпревшее – от мешка исходит характерный нехороший дух. Мелькнула мысль, что такое отец и свиньям бы не дал. Хотя… тогда времена были иные.
И теперь.
– Понимаю, - Анна кривовато усмехнулась. – Его бы вовсе… выбросить. Но… тут не принято выбрасывать. Так что… я вон кости взамен привожу. Сало иногда… а мне вот в ответ тоже, чего на стол не годно…
Мешки она ворочала, укладывая в одной ей известном порядке.
– Вы же не в городе живете?
– Нет. Хутор… родители ставили. Раньше… большой был. Дом. В два этажа. Каменный, - она прикрыла глаза, явно пытаясь успокоиться. – А потом…
– Погибли?
Неуместное любопытство. Лишнее. И мне бы проявить тактичность.
– Отца… расстреляли… сперва пришли… дом забрали… скотину… на пропитание. Сунули… марки их, мол, компенсация… толку-то… нас в сарай, к скотине… там и жили. Мама… потом умерла. Сестры тоже… зимой еще. А я вот…
Анна рванула мешок.
– Выжила.
– Извините.
– Ничего, - она тряхнула головой. А ведь и волосы обрезает коротко, едва ли не под корень. И те, уже тронутые сединой, топорщатся. – Тут… все про это знают. И расскажут, думаю… много чего расскажут. Меня не сильно жалу
Мешки вдруг начали разъезжаться, и я едва успела придержать.
– Чтоб тебя… - Анна выругалась. – Прости. Не люблю… вспоминать. Ваське вот повезло… мелкий… и не помнит ничего, почти… разве что тощий вон. И до сих пор ест, как не в себя… но живой. Потом, как немцы ушли, стало хуже. Они нас хоть как-то подкармливали, а… дом пустой, топить нечем.
Она опять стала перебирать эти вот, немногие мешки, явно в действиях своих находя успокоение.
– Но это уже давно было. Теперь-то все наладилось…
Сказала она.
А я не поверила. Ни на мгновенье.
Но кивнула.
И уточнила.
– А ты на хуторе, случайно, не видела ничего… такого? Или слышала, может? В лесу вот…
– Не-а, - Анька распрямилась, упираясь руками в спину. – И не слышала, и не видела. Да и как… мы ж первым делом забор поставили. Еще когда я пленных взяла. Повезло тогда. Крепкие мужики… спокойные…