Победителям не светит ничего (Не оставь меня, надежда)

Виктор и Анастасия сидели в фойе: они уже связались по телефону с милицей и выяснили, где их подопечный.

Девица пела и размахивала сумкой. Милиционеры демонстрировали абсолютную трезвость, что им не очень удавалось.

Виктор сморщился, словно угодил в блевотину. Анастасия, закрыв глаза и сжав до боли губы, отвернулась.

На лицах у регистраторш плавали сонными рыбами понимающие ухмылки.

– Чего, - твердо сказал им милицейский капитан в форме.
– В первый раз видете, да ?

Выражение его лица ничего хорошего не предвещало, и гостиничные сразу же успокоились.

– Давай лифт, - бросил жестко капитан одной из них.

Она послушно пошла вызывать лифт. Потом Алекса проталкивали в его узкую дверь. Лифт сотрясался от усилий доброхотов.

– Правей, ну ! Да куда же ты? Правей ,сказал тебе...

Ключ в двери крутился и никак не мог попасть в замок. В конце концов, дверь отворилась и все ввалились в открывшийся проем.

– Клади на кровать !
– раздался срывающийся от напряжения голос курносого.
– А ты, чтоб здесь осталась.
– Приказал он слегка притихшей девице.
– Пока не проспится. И не давай ему ложиться на спину: сразу переворачивай...

– Наклюкался, - с омерзением бросила Анастасья.

Виктор пожал плечами. Он эту историю близко к сердцу не принимал. Да какое ему, в конце-концов, дело до этого идиота?!

Они сидели в номере Анастасии. Она - перед зеркалом, он - уставившись в телевизор.

Виктор снял телефонную трубку.

– Далеко звонишь?

– В турбюро. Вдруг что-нибудь проклюнулось...

– Напрасно торопишься: тише едешь, дальше будешь, - выдавила она, не разжимая губ. В них была кисточка: она подкрашивала ресницы.

Виктор не среагировал и снял трубку. Он набирал номер. Сначала было несколько гудков, потом - записанный на автоответчике и чуть дребезжащий из - за расстояния голос.

– Я по объявлению! Мог бы вам помочь. Свой телефон оставить не могу. Сами понимаете. Позвоню завтра. Перед обедом...

Виктор свистнул и выразительно посмотрел на Настю. Что это она там сейчас говорила?

На ее лице застыло выражение напряженного ожидания.

Вот и красивой ее не назовешь, мелькнуло в голове Виктора, а есть что - то такое, что не во всякой женщине обнаружишь, что не даст пройти. Невольно взгляд но бросишь.

Он еще раз оглядел ее: медные пряди волос, ясные серые глаза, правильно очерченные губы...

Она подошла к нему. Смотрела настороженно, словно спрашивала: неужели началось?

Виктор позвонил вниз, спросил, когда поезд. Положил трубку.

– Пошли будить заморского дружка. Возвращаемся в Москву через два часа. Полно дел еще.

Анастасия пожала плечами и отвернулась.

– Ну уж нет, сестрица !
– насмешливо бросил он.- Пойдешь со мной. Его, может, еще приводить в себя надо: поможешь...

По ее лицу пробежала гримаса.

– Там эта блядь...

– Вот уж не думаю, - недобро усмехнулся он.
– Не до нее ему...

Дверь в номер Алекса не была закрыта на замок. Девица, свернувшись калачиком, лежала на софе. Из под смятой миниюбки белыми похабными прожекторами светили здоровенные ляжки: таких только запрягать. А потом пахать, и пахать.

Вымазанный в рвоте израильтянин валялся на полу.

– А ну пошла !

– толкнула деваху туфлем Анастасия.

– Че, - протянула та, спросонья. Еще не очухалась.

– Сказала, пошла, давай !
– грубовато подтолкнула ее рукой Анастасия, и рукой и стала стягивать с софы.

Продрав глаза, девица тряхнула рыжей чолкой:

– Что я, дура, что ли ? Плати прежде! Без денег не тро нусь !

Скривив рот и прищурившись, Виктор сунул руку Крончеру в нагрудный карман, вытащил и брезгливо протянул ей пятидесятидолларовую банкноту.

– Мало !
– моргнула белесыми глазами деваха и втянула в себя воздух.
– Давай еще столько же...

– Чего ?
– взбесился Виктор.
– Сейчас я ментов приглашу. С ними будешь торговаться...

Он взялся за трубку телефона.

Девка поспешно схватила сумку и, подпрыгивая на ходу - туфля плохо оделась - рванула к двери.

– Эй !
– Виктор принялся тереть в ладонях уши израильтянина. Очнись, мудила !..

Крончер выворачивался. Не давался.

Виктор стянул с него куртку, освободил одну руку и повернул Крончера на бок. Стал расстегивать одежду.

Алекс не открывал глаз.

– Эй, - начал закипать Виктор,- сказали тебе? Вставай, еврей!

– Ну да, еврей! Не араб !
– подтвердил пьяно Алекс.
– Можешь документы проверить.
– Израильтянин...

Лишь дважды в жизни он почувствовал, что оба этих

понятия сливаются воедино. И оба раза это было связано с уничтожением гитлеровцами еврейского населения Европы.

Впервые - когда еще в первом классе школы, услышав о шести миллионах погибших, горестно, со слезами на глазах спросил у отца:

– А где же была израильская армия?

А еще раз, когда ему и его сверстникам, старшеклассникам, приехавшим в Освенцим по программе школьного обучения, пришлось участвовать в массовом побоище с местными бритоголовыми - неонацистами со свастиками на куртках.

Чернышев стащил с него брюки и махнул рукой в сторону Анастасии:

– Давай в ванную его...

Они втащили его в ванную и открыли кран. Напор гудящей ледяной струи обрушился на обалдевшего Алекса.

– Зубур...
– забормотал он.
– Зубур!

– Чего он там ?
– спросил Виктор у Анастасии, но она пожала плечами.

– Черт его знает, на иврите, наверное, что - то значит...

Алекс задыхался, отряхивался, фыркал. Наконец, слегка протрезвевшими глазами взглянул на Виктора и Анастасию.

Попытался прикрыться рукой - не вышло. Он был совершенно мокрым. Короткие темные волосы посверкивали, по смуглому лицу стекали струи. Он уже приходил в себя.

Анастасия, пожав плечами, величественно удалилась.

– Через полтора часа поезд, - объяснил Виктор.
– Может, хочешь остаться с костромскими ментами ?

– С кем, с кем ?
– не понял Алекс.

– Ну, как их у вас там называют? С местными полицейскими...

– Едем !

Он начал одеваться.

Рубашка сразу прилипла к телу накрепко, словно ее приклеили столярным клеем и ее надо потом отдирать вместе с кожей.