Поцеловать небеса. Книга 1

– Оля, это я! Не пугайся! У меня такие проблемы с Венькой! Он нас выгнал, представляешь? Можно я у тебя переночую? Нам совсем некуда идти, – я старалась говорить без пауз, чтобы не дать ей времени на раздумье.

– Привет! Ну, вы даете! Ладно, оставайтесь. Но собаку – в сарай! У меня новая мебель – отец привез.

– Оля, давай ее в коридор? Она мерзнет, ей нельзя на холод.

– Заходите! Есть будете?

– Нет. Давай лучше выпьем! У меня есть. Купила по дороге. Нельзя же к дорогой подруге с пустыми руками!

– Ты просто невероятная авантюристка! Как все было, расскажи?

Мы просидели с Ольгой до утра. Ее гостеприимный дом приютил нас на некоторое время.

Таким образом, в один вечер, изменилось течение всей моей жизни. Дальше происходило вот что. Фенька опомнился и начал искать меня на работе, а потом и у Подушко. Приезжал под окна, очень просил вернуться назад и простить его. Но за что было прощать его? За то, что он – это он? Моя жизнь в доме Ольги оказалась легкой и приятной. Мы вместе ходили на работу, готовили еду, получали зарплату и сбрасывались на питание. Чего еще можно было желать? Здесь не было никакой Таи, никакого Гоши. Мне не перед кем было надевать маску благочестия. Мы выпивали иногда, много разговаривали, делили пополам один кусок хлеба. Единственным неудобством пребывания в частном секторе являлась его отдаленность от оживленных городских улиц. Для того, чтобы просто отвезти дочь в школу мы двадцать минут пешеходствовали до остановки. И мне никак не вспомнить, каким образом решался вопрос с мытьем наших усталых тел… Конечно, это не могло продолжаться вечно. Но пока, менять что-либо, казалось совершенно бессмысленным.

Единственное, о чем я попросила Веньку, это забрать назад собаку. Я не справлялась с ней, а Ольга реагировала неадекватно на Алькину милую слабость спать в новом флоковом кресле. Вениамин безмолвно подчинился, уехал, исчез. Но предчувствие, что он еще возникнет в моей жизни, почему-то не покидало меня.

Зато у Лисовского началась подлинная истерика! Он и в страшном сне не мог себе представить, что я буду жить у такой ненавистной, вездесущей, простой и могучей, как русский язык, Ольги Подушко. И главное, что я буду пахнуть точь-в-точь, как она…

– Ты не могла потерпеть еще месяц? Что нужно было сделать, чтобы какой-то Фенька вышвырнул тебя на улицу? Ты что, напилась? – орал он на меня.

– Не без того…

– Петровна, не разочаровывай меня! Давай искать тебе квартиру, чтобы духу твоего у Ольги не было! Ты поняла?

– Ты же знаешь, что мне нечем платить за жилье, – уверенно кокетничала я, – Моя зарплата всего триста рублей, а за квартиру попросят все триста пятьдесят! Как я буду жить? Что есть, чем платить за транспорт?

– Слушай, ты вся создана из проблем! Давай так, ты будешь ходить ко мне, помогать вести хозяйство, готовить, делать покупки, а я буду платить тебе за каждый визит по десять рублей? У меня как раз домработница ушла. Ты согласна? А проездной билет я буду брать тебе в бухгалтерии за счет театра. И еще я сделаю тебе спецпитание по талонам, как ведущей актрисе. Ну же, соглашайся! Первую оплату за квартиру я внесу сам. Будешь должна.

– Щедрость ваша не знает границ… – съязвила я.

– Я буду ставить тебя на все «калымы», а это, между прочим, еще триста рублей в месяц! К нам сейчас все звезды собираются, только свети!

– Валя, а что ты потребуешь взамен? – спросила я в ужасе от его внезапной щедрости.

– Как – что? Доброго слова, нежного взгляда. Ничего необычного. Посидим, поговорим, в гости придешь, полы помоешь. В общем, все как всегда. Будем общаться…

– А если я откажусь?

– Сдохнешь под забором, как собака. Или поползешь обратно к Феньке. Дура ты, – ответил он безо всяких эмоций.

– Я пошутила. Я соглашусь.

Под внешней моей невозмутимостью скрывался целый ураган чувств. Лисовский взял на себя труд похлопотать о моей судьбе! Как я расскажу девочкам о таких его милостях? Хотя, никто уже не сомневался ни в намерениях Вали, ни в его целях. Да он и сам не пытался скрывать своей запоздалой страсти к новой пассии. Мне было очень неловко смотреть девочкам и мальчикам, коллегам по цеху, в глаза. Ведь Лисовского откровенно не любили, подшучивали над ним. И теперь, когда я была в таком двусмысленном положении и сотрудницы, и фаворитки, при мне все чаще молчали, избегали моего общества, боялись опалы.

– Зачем тебе Ети? Общайся со мной! Или тебе не интересно?

– Я очень высоко ценю твой интеллект и чувство юмора, Валя. Но я не могу жить отдельно от коллектива.

– Брось ты! Через пару лет я сделаю тебя начальником цеха, и все Ети станут просто твоими подчиненным. Зачем тебе их дружба?

Но мне была необходима их дружба! Я не могла объяснить Лисовскому, что мы – одна команда. Бывало и так, что мне требовалось элементарное прикрытие Ивановой, когда я выпивала больше обычного и не могла выйти на работу. Мы являлись командой, в которой каждый был, в принципе, взаимозаменяем. И это было свято.

Мне пришлось начать двойную игру – я охраняла овец и кормила волка, лишь бы удержаться на гребне волнующего кровь прилива.

Глава 30

Подушко отпустила нас без скорбных слез. Мы изрядно поднадоели ей за время своего проживания. Я уже начинала постоянно роптать по поводу бытового беспорядка, ныла из-за отсутствия водопровода и туалета. Нам было негде помыться, и я вновь отчетливо вспомнила Н. и оставленную там мать. Что ж, коли будет квартира, значит, приедет и мама. Быть посему. Лисовскому совершенно не обязательно знать о моих планах.

* * *

– Я нашел тебе квартиру, почти в центре города. Готовься переезжать. Там жила наша актриса, но она перевелась в другой театр. Я внес предоплату в тысячу рублей за три месяца. Рассчитаешься понемногу.

Я онемела…

Наивная! Я думала, что Лисовский действительно щедр душой и искренне хочет помочь нам. Это было так удобно и вольготно: пользоваться всеми привилегиями, которые он мне пожаловал. И посетило легкое, невесомое ощущение, которое бывает только лишь от прикосновения пера самой жар-птицы, или от купания в парном молоке.

Мы переезжали широко, на театральном автобусе, забирали вещи сразу и от Подушко, и от Феньки. Театральные же монтировщики сцены помогали переносить мою замученную мебель, пакетики и сумочки, которых оказалось без счету.

Моя заветная мечта: пожить в отдельной благоустроенной квартире с телефоном, безо всяких соглядатаев, сбывалась. И я вновь просто сказала себе: «Я счастлива!»

Мы с дочкой так мило устроили все в этой маленькой квартирке! Расставили все книжки, разложили вещи и вещички, развесили шторки, разобрали посуду. Мы были так оглушительно свободны впервые после переезда из далекого Ташкента.

Я вбежала в кабинет Валентина и расцеловала его столь искренне и нежно, что сама удивилась своему порыву.

– Ладно, ладно! Не стоит! Не старайся особо, долг вернуть все равно придется! У меня ведь не «красный крест»!

– Да я не из-за этого!.. Мне действительно там хорошо, и все это благодаря тебе!

Зачем он все испортил? Зачем сказал про долг? Боялся показаться смешным в своей трогательной заботе?

Ох, эти «калымы»! Этот оглушительный «звездопад» на нашей областной сцене! Господи, кого там только не было! Лисовский, как и обещал, начал внедрять меня во все творческие процессы. И поползла желтой змеей человеческая зависть, начала кусать неповинную меня. Я не замечала. Старалась не замечать. Я должна отдать долг.