Поцеловать небеса. Книга 1
Шрифт:
– Прощай, – сказал он у самой двери. Но когда наши глаза встретились, он испугался – столько боли стремилось к нему из меня через этот взгляд.
– Если наутро выпадет снег, значит, я умерла. Ты узнаешь об этом первый.
Я опустила глаза, он ушел, быстро, отчужденно, далеко.
А наутро безо всякой причины, после оглушительного тепла, действительно выпал снег… Именно в этот день тетя Аня давала мне дельный совет про соседнюю больницу.
И я приняла решение, сразу после запоя отправится туда на поиски счастья.
Сам запой округлился ровно в одну неделю… со дня выпавшего снега.
Я наивно позвонила Сашеньке, думая, что он испугается и вспомнит о моем предупреждении.
– Ты видишь? Выпал снег, – робко намекнула я на свое отчаяние.
– Ну и что? – бодро ответил он. И этот его ответ
Глава 12
Я помню, как легко раздобыла деньги для этой цели… Очень кстати, меня впервые посетил знакомый, так называемый, телемастер Олег, тоже родом с «блошиного». Мы часто занимали место рядом с ним и его коллегами. Он явился внезапно, предложил проверить исправность телевизора, в котором, честно говоря, мало что понимал. Увидев мое запущенное состояние, он сразу же принес бутылку из магазина, а потом, вдруг, предложил поехать к нему в гости. Он так просительно заглядывал мне в глаза… От него шли волны такого понимание и заботы, столько нежности было в его движениях, что я совершенно неожиданно для себя согласилась… И через час мы уже были в его «малосемейке» совершенно одни с выпивкой и закуской. Я много говорила в ту ночь с Олегом, небритым, одиноким, неухоженным человеком, с которым я не стала бы даже стоять рядом в трезвый погожий день. Но тогда были ураган, шквал, цунами, горе! И эта соломинка показалась мне настоящим спасением. Надо сказать, что я, видимо, правильно подбирала слова, потому что к утру, он снабдил меня четырьмястами рублями денег и отправил домой на маршрутке.
Где-то в эти же дни, у меня началось кровотечение. И я потеряла ребенка, подаренного мне Сашенькой…
Я теперь со злостью думала о нем. Я ненавидела его за то, что его не было здесь, рядом, и он не мог ни видеть, ни знать, как я страдаю. И эта ненависть придавала мне небывалую силу!
Но Сашенька все знал. И он уже готовился к решительному шагу. Он замыслил свое возвращение.
Бутылочная круговерть осела ровно в срок, и я отправилась валонтерить в соседнюю больницу. Там действительно требовались санитарки и не было никакого фейс-контроля. Брали всех, но не все выдерживали. Женщины теряли сознание при виде крови. Ведь санитарки требовались не куда-нибудь, а в самое сердце больницы – оперблок. Прямо туда, где режут людей, спасая им жизнь…
Старшая медсестра, Нина, женщина суровая и удивительно похожая на мою бывшую свекровь, спросила с ходу:
– Крови боишься? Выносливая?
И при этом она так посмотрела на меня, что я задумалась… А боюсь ли я крови? Нет, я ничего не боялась… Никогда. Или делала вид???
– Нет, не боюсь. Мне очень нужна работа. Когда я смогу приступить?
– После медкомиссии, – отрезала она. – Иди в регистратуру, там тебе все объяснят.
Если ты работаешь в медицине, то ты становишься ближе к раю. Это так. Ты попадаешь в первый список внеочередников и многие процедуры, отныне, для тебя становятся бесплатны. Я никогда в жизни не проходила медкомиссию так быстро. Ровно через два дня я пришла на работу к семи утра, как все…
Сначала все было путано и непонятно. Первым делом мы повезли куда-то железные «биксы», как оказалось, это были тканевые комплекты для проведения операций. Их требовалось ежедневно стерилизовать. Мы долго возили эти железные коробки на большой тележке туда и обратно, той самой, на которой я буду потом катать больных и умерших людей…
Операции начинались в десять утра. Нас, санитарок было всего две на четыре операционных стола.
В первый день, укутанная в косынку, маску, халат, брюки, бахилы, я сразу же провалилась в пелену коротких перебежек от стола к столу. И если бы не вторая санитарка Машка, я бы вообще заблудилась там.
От нас требовалось немного: принять, проводить к столу, уложить и крепко-обреченно привязать каждого больного, подержать его за руку в качестве искреннего сочувствия; открыть и подать железный «бикс»; завязать халаты врачам и медсестрам; забрать и помыть все использованные инструменты; подобрать, собрать, сложить в баночки вырезанные, иногда упавшие на пол, человеческие органы; подписать каждую баночку и залить орган формалином; вытереть с пола кровь, моментально обработать операционный стол для следующего пациента; и вновь крепко-обреченно привязать его;
помнить на каком столе что оперируют; вынести кровавый мусор, вылизать операционную, промыть все инструменты; вдохнуть, выдохнуть и… начать все заново. Завтра, а может быть и сейчас, если случится что-то непредвиденное… Здесь был не рай, но и не ад. Я впервые оказалась в таком месте, где мое присутствие было действительно необходимым. И здесь меня и любого из нас было трудно заменить. Здесь явно главенствовал командный дух, близкий и родственный духу театральному, а это всегда привлекало, притягивало меня. Конечно, в больнице было и много закулисных интриг, споров, обид, сплетен. Здесь велась постоянная война за повышение разряда и увеличение зарплат. Медсестры, пытаясь потешить свое самолюбие, с удовольствием измывались над нами, санитарками, показывая свою образованность и значимость в этом медицинском мирке. Но так было только до тех пор, пока врачи не начинали делать то же самое с ними. Тогда санитарки благодарно поглядывали на врачей из-под марлевой повязки. Только профессиональные врачи могли точно знать, как тяжел и незаменим труд простой санитарки.Глава 13
Я быстро втянулась в этот маскарад. Мое тело, изнывшее от безделья, благодарно принимало каждый шаг, наклон, прогиб. Я любила работать физически, потому что тогда ничто не мешает спокойно думать о своем, о главном и самом дорогом.
Моя дочь продолжала ездить в школу с двумя пересадками. Она пошла уже в четвертый класс, и мне было неприятно, что время летит так быстро и бестолково. Я редко задумывалась о своем собственном возрасте. Мне казалось, что это так неважно и так далеко еще до той поры, когда возраст ограничит мои возможности. И, тем не менее, на нас неизбежно надвигалось мое тридцатилетие.
Тетя Аня частенько заходила ко мне, спрашивала, нравится ли мне моя новая работа, и, получив утвердительный ответ, с удовольствием удалялась. Ей было приятно, что она оказалась нам по-настоящему полезной.
Время шло. Уже близилась зима, лютовал ноябрь. Соседи по дому медленно меняли свое мнение обо мне. Прямо на их глазах я чудесным образом превращалась из алкашки в просто одинокую мать, которая трудится с утра и до вечера ради любимой дочери. Чудны дела твои, Господи…
На самом же деле ничего не менялось… Я не пила лишь потому, что у меня не было денег. Мы жили на сумму, которую выручила моя дочь, продав трехлитровые банки соседям, да на то, что мы наторговали в прошлые воскресенья на «блошином». Мой трезвый рассудок понимал, что до зарплаты еще далеко, а сама зарплата – 360 рублей, сумма попросту смешная. Вот почему я пока не пила…
А тем временем…
Санитарка Машка оказалась презлобным объектом. В свои восемнадцать лет она так лихо научилась плести интриги, что я сама дважды чуть не попалась на эту удочку.
Маша жила с довольно молодой мамой, которая изрядно выпивала и постоянно приходила в больницу клянчить денег у дочери. Естественно, что сама Маша была настолько издергана своим прошлым и настоящим, что ее нервная система вспыхивала как спичка от каждой поднесенной искры… Ей повсюду виделись враги и привидения, и она мечтала быть тут только первой, лучшей, самой умной и самой красивой…
В принципе все так и было. Машкин стаж в больнице исчислялся годом. А это очень большой срок для того, чтобы точно знать, какой инструмент предназначался для той или иной операции. И многие медсестры порой спрашивали у Маши вполне очевидные вещи. Но Маше все мерещилось, что кто-то, а в данном случае я, отберет у нее пальму первенства, и ее, без того страдающее самолюбие, начнет страдать еще сильнее. Маша была как маленький злобный тараканчик, у которого каждый из нас в детстве отрывал лапки. И сколько их не отрывай, он все равно будет ползти в заданном направлении.
На этот раз я не стала церемониться, ибо мы играли на равных. Я начала с Машей тихую дружбу, держа за спиной кулак. Первый сигнал об опасности настиг меня, когда старшая медсестра, Нина, произнесла вот это:
– Маша говорит, что ты плохо убираешь операционную, она перемывает за тобой полы… Если так будет продолжаться, придется тебя отправить домой! Она итак устает, на ней же еще и травматология числится.
– Нина Викторовна, это не правда. Я все убираю нормально. Маша просто злая…