Почтовые
Шрифт:
В таком случае, откуда эти изменения? По спине пробежал холодок. Мог ли причиной пульсации быть тот порез на моей ладони? Я снова взглянула на кристалл сквозь очки: пульсация исчезла, камень тусклой стекляшкой лежал на ладони.
«Показалось! — с облегчением подумала я. — Что же это за камень такой и какие у него свойства? Защитные? Или что-нибудь этакое, предвидение будущего, например? Или, может, это что-то вроде оружия? Хотя вряд ли: порезавшись об оружие, я уже точно склеила бы ласты».
Мои размышления прервал какой-то шорох: должно быть, птица пролетела, ведь ночь была
Подумав, я выпустила из сумки снарков, надеясь, что они не сбегут. Спотыкач недовольно прищурил глаза, глядя на тусклые угли от костра, и улегся мне на плечо, а Проныра сразу скрылся в ночи. Но поскольку он не свистел и не шипел, я не беспокоилась: опасности точно нет, можно продолжить спокойно ждать утра.
В итоге мое дежурство закончилось тем, что я мирно уснула под боком у Мурзика. Как потом сказал Павел, «приходи и бери нас, безмятежно дрыхнущих, голыми руками». А еще нам стало понятно, что мы не созданы для сна на земле, долгих путешествий верхом и отдыха под открытым небом: мы встали раздражённые, невыспавшиеся и опухшие от укусов комаров.
Под утро пошел дождь, земля размокла, и ручей стал значительно больше — повезло, что мы расположились достаточно далеко от него, иначе проснулись бы в воде. Утешало только, что сосна закрыла нас от моросящий сырости и что ночь прошла спокойно.
— Просто мы непривычны к таким путешествиям, — сказал Павел и принялся готовить завтрак, периодически с кряхтением потирая спину. — Думаю, скоро мы уже станем бывалыми путешественниками.
«Или просто помрете от холода, голода или зубов диких зверей», — заметил внутренний Геннадий.
Через несколько часов мы как-то незаметно для самих себя вышли в степь. Далеко вперед, насколько хватало глаз, простиралось колышущееся море. Оно словно струилось и текло по земле серыми и золотыми волнами трав, местами сменяясь невысокими кривыми кустарниками.
Вокруг и правда было ни души. Особенно непривычным для меня было отсутствие столбов линий электропередач и проводов.
— Это и есть та самая острая трава? — спросила я у Павла, беспокоясь за наших животных.
— Нет, она южнее. Это обычный ковыль, — ответил он и, цокнув языком, направил Мишку прямо в желтое море.
Идти по степи было еще хуже, чем по холмам: глазу зацепиться было не за что. Единственным развлечением для меня стали птицы, то и дело выскакивавшие из-под ног наших животных.
Устраиваясь на очередную ночевку, я спросила у Павла:
— Паш, нас тут не сожрет кто-нибудь? Какой-нибудь динозавр или другой какой хищник?
— Вряд ли, — успокоил меня он. — Во-первых, с нами Мишка, а во-вторых, из зверей здесь водятся только тушканчики и суслики. Спи давай.
— Подожди спать. Расскажи еще что-нибудь о Призрачном драконе. Может, ему уже пора открыть глаза и посмотреть вокруг?
— По мне, так лучше обойтись своими силами, — немного подумав, ответил Павел. — Все те три раза, когда,
согласно легендам, появлялся Призрачный дракон, мир находился в шаге от катастрофы. Так что лучше не доводить до этого.В эту ночь я спала гораздо спокойнее: то ли от того, что оба снарка дружно сопели у меня под боком, то ли от негромкого умиротворяющего хрюканья Мурзика. Проснувшись на рассвете, я осмотрелась: Павел еще спал, в воздухе стояла утренняя туманная дымка, вокруг тишина. И среди всей этой безмятежности я вдруг услышала голос Мусы Ахмедовича.
— Ты уверен, Расул?
Муса Ахмедович спускался на эскалаторе на перрон станции «Северный вокзал». В сером шерстяном пальто и кепке похожий то ли на усталого банковского служащего, то ли на инженера, он разговаривал с немолодым мужчиной в кожаной куртке.
— Слухи о том, что в отделе появился предатель, ходят давно, — отвечал Расул. — Что-то готовится, Ахмедыч, ты поэтому не расслабляйся! Я тут направил запросик в Москву, пока ты был в командировке, посмотрим, что они нам ответят.
— Что за запрос? — насторожился Муса Ахмедович.
— Да по кристаллу одному. Есть у меня подозрение, что он не простой.
— Ты уверен, что это безопасно?
— Авось пронесет, — усмехнулся Расул. — На ловца, если что, и зверь прибежит. Да, Муса, я три дня отгула возьму, — он постучал ладонью по груди, — к кардиологу схожу: мотор барахлит что-то.
Послышался шум приближающегося поезда, поднялся ветер, и Муса Ахмедович придержал кепку.
— Трех дней-то хватит тебе для обследования? Ты все же будь осторожнее, Расул, — вздохнул он. — Сейчас всем нам необходимо быть в форме. Если это хофу снова мутят воду, то не миновать нам очередного прорыва и войны.
Расул молча кивнул. Свист нарастал, в конце тоннеля забрезжил свет, и полы его длинной кожаной куртки затрепетали на ветру. Придерживая их, он крикнул Мусе Ахмедовичу:
— А ты тоже почувствовал, что метро болтает сильнее? Я уже стал улавливать отдельные слова. Впечатляет, скажу тебе.
Муса не ответил и как будто к чему-то прислушался. Вместе с поездом по перрону промчалось эхо, словно завывавшее: «Пронесё-ё-ёт».
А потом кто-то деловитым голосом Козлиного ответил: «Нет».
Сказано это было четко и со скучающим тоном, но так, что сразу стало понятно: что-то будет. Оба, и Муса, и Расул, вздрогнули и обернулись. Я тоже огляделась: поезд со скрипом остановился, из вагонов повалил народ. Дождавшись, пока все выйдут, я вошла внутрь вслед за Мусой Ахмедовичем и Расулом, и тут кто-то тронул меня за плечо.
— Вставай, Таня, пора! — сказал Павел.
Я уселась в спальнике, стряхивая с него капли: под утро прошел небольшой дождь. Голова болела, и меня немного знобило: уж не простудилась ли?
Павел уже протягивал мне кружку с горячим сладким чаем, обеспокоено заглядывая в мое усталое лицо.
— Опять дурной сон?
Я кивнула, с благодарностью взяла кружку и сделала большой глоток горячего чая.
— Уф-ф-ф, хорошо, — довольно протянула я. — Приснится же всякий бред!
Чай прогнал мерзкое ощущение тумана в голове, и я стала помогать Павлу складывать наши вещи и грузить их на Мишку и Мурзика.