Почтовые

Мы даже не подозревали, насколько легко и комфортно проходило наше путешествие, до сих пор больше напоминавшее необременительный туристический поход. Весь день шел дождь: поздняя осень в полную силу вступила в свои права. Ливень, град, а потом и многочасовая морось сделали свое дело: мы замерзли, устали и промокли, как бродячие собаки на дороге. Вечером Павел с трудом приготовил горячую похлебку с крупой и салом, а я, проклиная погоду, недоумевала, почему мы не прихватили с собой палатку. Вот забыли, и все тут. Павел тоже вздыхал и, подозреваю, грустил о том же.

Проснувшись и с трудом разогнув свои промокшие спины, мы обнаружили, что медведь пропал. Мишка каждую ночь отправлялся на охоту, но утром всегда был на месте. А сегодня он не вернулся. Мы прождали его несколько часов, периодически высвистывая команду «назад» в мой свисток-артефакт, но тщетно.

И тогда, погрузив вещи на Мурзика, мы пошли дальше пешком. Ходоки мы были так себе: ноги разъезжались на мокрой скользкой земле, постоянно натыкались на какие-то ямки, норы сусликов, камни, неровности. Несколько раз я сильно споткнулась и чуть не подвернула ногу, но в конце концов привыкла: просто глядела себе под ноги и старалась не отставать от Павла.

Потом вновь пошел уже опостылевший дождь — кожаные плащи отяжелели, ботинки промокли.

— Такими темпами мы доберемся до станции не раньше, чем через пару недель, — уныло сообщил мне Павел. — И то если повезет.

— А до Тира-то далеко еще? — проскрипела я, чувствуя, как плещется в ботинках вода. — До него бы хоть дойти.

— До Тира, думаю, осталась пара дней пути. Хотя… может, и больше.

Мы устало тащились вперед под дождем, даже Мурзик весь вымок, а его гребень как-то побледнел. Сидевшие на нем снарки казались двумя мокрыми, нахохленными курицами и недовольно шипели и на нас, и на ящерицу. Приходилось то и дело останавливаться, чтобы отдохнуть и согреться горячим супом, который Павел разводил из пакетов прямо в кружки. А еще нужно было следить за снарками, потому что Проныра умудрился спереть пару пакетиков, прогрызть в них дыру и сожрать все содержимое.

— Вот гад, — обругал снарка Павел. — Ведь я тебе только что сухарь отдал, проглот ты этакий!

— А, бесполезно, — я устало махнула рукой, прихлебывая горячее варево из металлической кружки. — Он из спортивного интереса ворует. Так что надо часть еды на себе тащить.

— Лучше мы этого гада в сумку запрем, — решил Павел и попытался поймать шустрого зверька.

Проныра с шипением спрыгнул со спины Мурзика и юркнул в мокрую траву.

— Надеюсь, там ты еще сильнее вымокнешь, — мстительно произнес Павел.

— Он тебе отомстит, вот увидишь, — покачала я головой. — Дождется, пока ты расслабишься, и как-нибудь нагадит. Ты только подожди.

— Да он совсем обнаглел! — возмутился Павел.

— Это точно, — вздохнула я. — Надо что-то с ними делать. Как-то дрессировать, что-ли. Есть какие-нибудь приспособления для этого, не знаешь? Если аристократия держит снарков как домашних зверушек, то наверняка должно быть.

— Поищем в Тире, — буркнул Павел.

Вечером дождь кончился, но зато заметно похолодало. Павел развел костер, нарубив на растопку высохшее колючее дерево, и мы попытались просушить часть вещей, но получилось у нас плохо.

Проныра за ночь так и не появился, зато Спотыкач обсох и отлично выспался в моем спальнике. А утром мы обнаружили, что Мурзик свернулся в клубок и впал в спячку.

— Ну все, — вздохнул Павел, — теперь дней пять будет дрыхнуть, а может, и дольше.

— А вдруг до самой весны?

— Не-е-т, — засмеялся Павел, — на моей памяти он дольше двух недель не спал. Так что проснется.

— Будем ждать?

— Конечно, нет, пойдем пешком. До Тира идти день-два максимум. Чтобы быстрее добраться, пойдем налегке. — Павел ткнул зеленый бок ящерицы испачканным в грязи носком сапога: — Эх, Мурзейка, подвел ты нас, друг!

Мы оставили Мурзика под кустом колючего кустарника, закрыли его ветками, чтобы не был сильно заметен, и там же оставили наши вещи: все равно на себе столько не утащить. Каждый повесил на плечо по большой сумке. К середине дня мы выбрались на размокшую от дождей дорогу. Грязь была страшная, и я с трудом выдергивала ботинки из размокшей чавкающей глины, беспокоясь о том, что могу просто потерять их в этой жиже.

— Может, все же по степи пойдем? — предложила я Павлу.

— Один наш зверь пропал, — пыхтел он, шагая по грязи, — второй впал в спячку. Мурзик, конечно, потом нас нагонит — у него отличный нюх. Это дорога — самый короткий путь. Так что давай просто дойдем до Тира в целости и сохранности, а там уже решим, как нам перебраться на другую сторону озера.

Глава двадцатая

До паромной переправы мы добрались к вечеру следующего дня. Наверное, можно было дойти быстрее, но Павел сказал, что мы сильно отклонились на юг и пришлось спешно «подниматься» на север. Небо затянуло тучами, стемнело, видимость была очень плохая, но у тирской паромной переправы горел маяк, видневшийся издалека еще при подходе к городу.

Пока мы шли, Павел рассказал мне, что еще лет десять назад на месте города был небольшой, окруженный хлипким частоколом поселок с парой грязных улиц и деревянными воротами из досок, которые закрывались на ночь и даже не охранялись. Сейчас на его месте раскинулся большой торговый город с каменными домами, огромным рынком, множеством трактиров и храмом, а некоторые улицы даже освещались фонарями. Вход в город перекрывали ворота из толстых бревен, за которыми стояла пара тэнгунов, которых я сразу узнала по зелеными кафтанам и оранжевым наборным поясам.

— Да, похоже, дела в Тире идут неплохо, — пробормотал Павел. Проходя через ворота, он кинул мелкую монетку в специальный ящик на входе.

— Это за вход? — спросила я, уныло плетясь следом: ботинки, набрав воды и грязи, стали невероятно тяжелыми. — Здесь теперь какое-то важное место? Ты говорил, что паром — единственная возможность быстрее добраться на восток.

— Да, — устало кивнул Павел и добавил: — Ночевать будем там, где всегда останавливался Муса Ахмедович.

Тир, торговый город на берегу Срединного озера, в темноте казался мрачным и не располагал к прогулке. По улицам расползался какой-то серый туман, каменные мостовые влажно поблескивали. Воды вокруг было много: в воздухе стояла морось, сверху капал мелкий дождь, на земле блестели лужи. Если центральные улицы еще были вымощены камнем, то в переулках попроще они были в лучшем случае покрыты деревянными настилами, а в худшем — просто земляными, узкими и размытыми дождем. А еще в городе ощутимо пованивало стоячей озерной водой, тиной, немного рыбой и очень сильно — дымом.

— Смотри не упади, — простуженно бурчал Павел, весь отсыревший, вплоть до отросшей за эти дни бороды, с красным носом и ужасным насморком.

Я тоже выглядела не лучше и больше всего на свете мечтала о сухой одежде и горячей еде.

— Запашок тут, конечно, стоит, — вздохнул он. — Вроде раньше так сильно не воняло. Ну да ладно, перетерпим, не сахарные.

— Ты давно здесь был? — спросила я, сунув замерзшие руки под мышки.

— В прошлом году.

Дома стояли с закрытыми ставнями: жители Тира ложились спать рано. Только в центре города светились окна трактиров. По улицам в сырой мгле нам встречались редкие прохожие, похожие на привидения, и иногда стража. Нас ни разу никто не остановил и, вопреки моим опасениям, не попытался ограбить, и мы довольно быстро добрались до трактира.

— Что это за место? — поинтересовалась я, с трудом шевеля одеревеневшими от холода губами.

— Его знакомый Мусы Ахмедовича держит, — сказал Павел. — Медведем зовут — это прозвище вроде. Мужик суровый, но надежный, и кухня у него хорошая.

Трактир оказался двухэтажным каменным зданием с широкими окнами, типичным для городков Империи: крыша с загнутыми вверх краями покрыта темной от сырости черепицей, на коньке — фигурка Тэнлу. За мутным цветным стеклом горел свет, исходивший, вероятно, от камина или очага. Павел решительно шагнул вперед, толкнул тяжелую дверь, зашел внутрь и прогудел: