Подари мне небо. Сломанные крылья

– Я всё понимаю, – кивнул он, вставая со стула и подходя ко мне, опускаясь на колени передо мной. – Но ты сама мне сказала, что, если я не скажу тебе правду, то твоя помощь не будет полноценной. Но моя помощь будет абсолютно бесполезной, если ты не сделаешь то, что умеешь лучше всех.

Захотелось зажмуриться. В Себастьяне невероятным образом сочетались такие качества, как брутальность и нежность. И раньше я не обращала внимания на его жесты. А сейчас внимательно следила за каждым шагом. Он взял меня за руки, заставив почувствовать, как по телу разливается приятное и нежное тепло.

– Попробуем сделать это вместе. Помочь Марку. А заодно в очередной раз убедиться в том, что мы лучшие.

Себастьян улыбнулся и бегло коснулся моих губ.

– Не сомневался, что ты согласишься. Мне пора бежать, теперь нужно убедить Марка принять нашу помощь.

– Что? – я остолбенело уставилась на него, резко вскочив со стула. – Что значит убедить принять помощь?

– Я не сказал тебе о том, что есть одна небольшая проблема. Марк не знает о том, что мы ему помогаем. Если быть точнее, он вообще не просил никакой помощи. И теперь наша задача убедить его в том, что она ему нужна.

– Не удивлена ни капельки. Но у нас для этого есть Кейт. Организуем всё так, что он примет помощь добровольно и не станет сопротивляться.

– Верю в тебя, – Себастьян подмигнул мне. – Завтра вечером заеду. Ужин привезу с собой.

Он так быстро вышел за дверь, что на какой-то момент времени мне показалось, что его вообще тут не было. Только вкус его губ до сих пор был на моих. И запах его парфюма витал в воздухе, не давая мне уснуть.

Глава 39. Кейт

С того момента, как я забрала Марка из торгового центра, где он решил оккупировать авиатренажёр, прошло больше недели. Разговор между нами так и не состоялся. Я пыталась заходить с разных сторон – с юмором, с сочувствием – но Марк был непробиваемой стеной. Физически он был со мной – да. Он просыпался, ел, играл с Каролиной, отвечал на вопросы. Но в остальном он был от меня намного дальше, чем даже в те моменты, когда улетал куда-то.

В его глазах не было света.

Я старалась обходить тему полётов, осознав, что говорить он не хочет. Пыталась заходить с разных сторон. Пыталась…

А потом перестала. Потому что больше не хотела делать то, что не находило никакой отдачи. Как будто я билась в закрытую дверь, а она была на замке.

– Тебе звонил Том, – сказала я, стоя на кухне, наливая в кружки чай. Руки дрожали от переживаний и стресса. – Несколько раз. Может быть, ты ответишь и узнаешь, чего он хочет?

– Я знаю, чего он хочет, – бросил Марк, не отрывая взгляда от окна. – Посоветовать мне не отчаиваться и не опускать руки. Я уже слышал это.

Я закатила глаза и со стуком поставила кружку на стол. Чай выплеснулся, обжигая мне руки. Я развернулась к Марку, чувствуя, как внутри закипает гнев – не на него.

А на то, что он с собой делает.

– Прекрати, – вырвалось у меня. – Перестань вести себя, как маленький ребёнок! Что с тобой случилось? Я тебя не узнаю!

Я подошла ближе, практически вплотную.

– Ты всегда был ярким, харизматичным! Уверенным в себе! Ты заходил в комнату, и вокруг тебя всё загоралось!

Голос срывался, но я старалась держаться. Пусть даже из последних сил.

– А сейчас я только и слышу от тебя, как всё плохо. Или как будет плохо. Будет плохо! Обязательно. Если ты не встанешь и не продолжишь идти. Или хотя бы не перестанешь страдать! Я молчала долго, терпела твои переживания, искала тебя ночью, не зная, жив ли ты вообще! Ты забывал писать мне из рейсов, ты игнорировал мои попытки наладить нашу с тобой жизнь.

Я перевела дух, понимая, что ещё чуть-чуть, и я сорвусь.

– А теперь, Марк, я устала. Я устала стучаться в дверь, которую ты захлопнул перед моим носом! И я устала быть сильной за двоих.

– И что ты предлагаешь? – В его взгляде не было ни нежности, ни боли. Он был пустым и безжизненным. И где-то в глубине души мне очень хотелось его пожалеть.

Но жалость – плохое чувство. И абсолютно неуместное сейчас.

Я безумно любила этого человека, но ещё я понимала, что если сейчас не дам ему шанс всё исправить, то потеряю и его, и себя.

– Я предлагаю тебе подумать о том, что ты делаешь. В одиночестве. Без меня, без Каролины. Возможно, потеряв нас обеих, ты сможешь расставить приоритеты, – голос стал ровнее. Тон холоднее. – Прости, Марк, но я не могу тащить семью в одиночку. Я достаточно помогала тебе. Теперь помоги себе сам. Однажды я сказала тебе, что всегда буду с тобой – и это неизменно. Но тебя нет уже давно. Есть лишь твоя оболочка. А я не могу любить тень.

– Кейт, подожди! – он схватил меня за руку, которую я аккуратно высвободила. – Давай поговорим!

– Я пыталась с тобой поговорить. Много дней пыталась. Сейчас я хочу уйти.

– Куда уйти? Куда ты собираешься?

– Я поеду к родителям. Вряд ли они обрадуются моему приезду, но у меня нет вариантов. Марк, ты знаешь, где и как меня найти. Но я прошу – ищи меня только тогда, когда поймёшь, нужна ли я тебе. Без твоих самолётов, без звездочек на шевронах. А именно я. Как женщина и как жена.

Я вышла из кухни, украдкой вытирая слёзы, которые непрошено застилали глаза. Я не должна была показывать ему свою слабость. Я не хотела, чтобы он остановил меня, потому что если он пойдёт за мной, если попытается переубедить – у него это получится. Всегда получалось. Он умел смотреть на меня так, как будто я – единственное, что удерживает его на земле.

Но не в этот раз. Я взяла свои вещи и вещи дочери, предусмотрительно заранее собранные, и села в машину. Марк не пошёл за мной, не крикнул.

Не выбежал на улицу с обещаниями.

Он даже не попрощался. Он стоял на пороге нашего дома и смотрел мне вслед. И его взгляд… Я с трудом могла различать эмоции на его лице.

Было ли там раскаяние?

Понимание?

Или просто шок, от того, что я действительно ухожу?

Различать дорогу, по которой я ехала, было сложно из-за пелены слёз.

Безумно стучащее разбитое сердце. Я всегда думала, что сложнее всего понять, что тебя не любит человек, которого любишь ты. Но куда сложнее увозить своё сердце от человека, который тебя любит.

Но совершенно забыл о том, как это показать.

** ** **

Как я и предполагала, моя семья приняла меня без особой радости.

Мама молча открыла дверь и заключила меня в короткие объятия.

А отец…

Он стоял и смотрел на меня с презрительной улыбкой.