Подари мне небо. Сломанные крылья

Дорога до дома не заняла больше получаса, а я слегка перегрузился. Войдя внутрь, позвал жену и попросил её собраться. Взять детей и поехать куда-нибудь. Неважно куда и неважно зачем – просто захотелось побыть с семьёй. Без проблем, тревожных мыслей и необходимости постоянно думать о том, что ждёт впереди. И ждёт ли вообще.

Глава 37. Марк

Что чувствует человек, который идёт вверх по длинной, почти бесконечной лестнице навстречу своей цели, но каждый раз не доходит до неё, останавливаясь на одну-две ступени ниже? И дальше никак не может сделать шаг?

Он чувствует страх. Боится, что не осилит последний шаг.

Он чувствует усталость. Потому что шёл слишком долго, и ему не хватает сил, чтобы подняться выше. Чтобы достичь цели.

А что может чувствовать человек, который поднимается по лестнице до конца, а его кто-то сбрасывает вниз? Он снова поднимается, и чья-то рука вновь толкает его обратно. И так продолжается несколько раз.

Отчаяние? Усталость? Страх? Боль?

Возможно, всё вместе. Или ничего вообще. Приходит апатия. Пустота. И чей-то голос в голове: «Прекрати пытаться. Оставь попытки. Ты не сможешь. Больше не сможешь».

И я слышу этот голос и иду. Не на голос, а от него. Пытаюсь уйти подальше, но он как ветер нагоняет меня, шепчет… Потом кричит, пытается остановить. А ноги сами несут меня туда, где нет запретов. К единственному самолёту, которым мне разрешено управлять. В единственное место, которое они не смогут отобрать.

Несмотря на боль в спине, на внезапно потяжелевшие ноги, я за короткий срок добираюсь до центра, в котором стоит он. Авиатренажер. Самолёт. Не настоящий, не тот, который способен взлететь и унести меня подальше от того бреда, который творится вокруг. Но тот, допуск к которому у меня будет всегда. В какой-то момент мне кажется, что я смотрю на себя со стороны и понимаю, как выгляжу глупо. Телефон отключён, как и мозг, который должен был работать, напомнить о том, что меня ждёт семья. Что Кейт волнуется и, вероятнее всего, сходит с ума.

Но я не хочу думать, не хочу больше ничего. Ни семьи, ни борьбы, ни справедливости. Я хочу вернуться в прошлое. И я делаю это.

Я прошу инструктора покинуть кабину, показывая ему лётное удостоверение и догадываясь, что нарушаю правила. Одним движением завожу двигатели.

Разгон.

Отрыв.

Впереди облака, под ногами – земля.

Я не думаю о том, что это иллюзия.

Не думаю о том, что выгляжу глупо.

Я получаю мгновение свободы.

Я просто лечу.

До тех пор, пока на экране не высвечивается «Сеанс окончен». И тогда я вношу ещё сумму. А потом ещё. И делаю так очень долго. А потом сдаюсь, ударяя кулаками по имитированному штурвалу, чувствуя, как меня накрывает отчаяние.

Я не понимал, сколько времени провёл внутри этой кабины. Не понимал, что за её пределами продолжается жизнь, а я не убежал от неё, а лишь трусливо спрятался там, где мне было легче. Там, где было свободнее и привычнее.

Мягкий взлёт, сильная турбулентность, плотные облака. Жёсткая посадка.

Резкий взлёт, лёгкая облачность. Мягкая посадка.

Я вновь и вновь поднимаю в небо самолёт. Я разговариваю с пассажирами, представляя их лица. Я включаю автопилот или беру управление в свои руки в тот момент, когда это нужно.

Я отдаю купюру за купюрой в надежде, что это что-то изменит. Экран гаснет и загорается вновь.

– Молодой человек, извините за беспокойство, но вы находитесь здесь уже больше восьми часов. Пожалуйста, покиньте авиатренажёр.

Голос раздался где-то справа. Оттуда, где должен сидеть второй пилот. Но пилота нет. И самолёта нет. Всё то, что только что казалось реальным – рёв двигателей, давление на штурвале, буря за иллюминатором – растворилось в тишине торгового центра.

В руках был зажат штурвал. На экране самолёт завис где-то над океаном. Наверное, над Атлантикой. Там, где я в очередной раз принял решение не головой, а сердцем. Зная, что смогу посадить самолёт в одиночку. Зная, что никто не пострадает. И нарушая правила, которые внезапно стали нерушимыми даже в критической ситуации.

– У вас всё нормально? – спросила девушка встревоженным голосом.

– Нет, – честно сказал я. – И вряд ли будет. Сколько стоит месячный абонемент на авиатренажёр?

– Сколько посещений вы хотите?

– Безлимит. Мне нужен абонемент на месяц. Без перерыва.

– Простите, но…

– Не нужно извиняться. Скажите цену.

– У нас нет…

– НАЗОВИТЕ ЦЕНУ!

Я повысил голос, напугав девушку, которая, кажется, решила, что я сумасшедший.

– Извините, – тихо произнёс я. – Но мне это нужно.

– У вас что-то случилось? Вы любите летать?

Я рассмеялся. Слишком горько и слишком наигранно. Любил ли я летать? Как ответить на вопрос этой девушке, для которой этот агрегат – лишь способ заработка денег, а для меня единственная надежда вновь взять в руки штурвал. Пусть и не настоящий.

– Да. Люблю.

Я порылся в сумке, где лежали лётные документы, и выудил оттуда шевроны. Три звёздочки.

Протянул незнакомке:

– Возьмите. Возможно, они принесут вам удачу. И узнайте стоимость абонемента. Я подожду.

– Как вас зовут? – прищурилась она.

– Меня зовут Марк Вольфманн. Я бывший пилот.

Но вряд ли эта информация будет ей интересна. А мне нужно было лишь одно – пожизненный абонемент туда, где я всё ещё пилот. Не бывший.

Девушка кивнула и, извинившись, попросила её подождать.

Мысли, которые я прокручивал в голове, не давали мне покоя. Я чувствовал себя виноватым по отношению к своей семье. К Кейт. Той, которая не переставала верить в меня даже тогда, когда не верил я сам. Той, которая никогда не сдавалась. Той, которая ради меня преодолела свои страхи.

Она отдала всю себя, никогда не ставя свои интересы выше моих. Когда я последний раз спрашивал её о том, как она себя чувствует? Когда я приглашал её куда-то?

Она отдала мне себя. А я отдал себя небу. И, кажется, совершил ошибку, которую нужно было исправлять.

– Марк… – Я услышал её голос совсем рядом. Помотал головой, не поднимая взгляда, думая, что мне послышалось. Но она позвала снова. И снова. А потом я почувствовал её ладонь на своей щеке и ощутил её тепло рядом.

– Кейт, что ты здесь делаешь? – и без того охрипший от усталости голос, стал совсем низким. – Как ты меня нашла?

– Я всегда найду тебя, – хмыкнула она. Глаза были заплаканными, но, кажется, она не злилась. – Позвонила какая-то девушка, жутко меня напугав. И я рванула к тебе.

– Меня отстранили от полётов.

– Я знаю.

– Я больше не пилот.

– Вот так вот просто? – резко спросила Кейт, отходя на шаг дальше от меня. – Отстранили и ты не пилот? Кто-то допустил ошибку, а ты снимаешь с себя все звания? А если врач не смог спасти пациента, потому что тот был обречён, он больше не врач? А если учителя обвинили в том, что он поставил не ту оценку, он перестаёт быть учителем? А если…