Подвиг

— Но ты сказалъ имъ, что это испытанiе. Впереди имъ, предстоятъ тягости и лишенiя при съемк, не совсмъ обычной. Нужны твердые, волевые, крпкiе и сильные духомъ люди. А какая же это сила воли, если я не могу отказаться отъ куренiя?… Это, согласенъ, мелочь… Но ты строевой офицеръ долженъ меня понять… Когда часовому разршили стоять на посту, какъ ему угодно, курить и даже сидть… Что вышло?…

— He стало часового.

— Когда не стали слдить за соблюденiемъ формы въ одежд и въ форму допустили моду — армiя, другъ мой, стала разваливаться. Мелочи… Да, мелочи… Потому ихъ съ такою легкостью и отвергаютъ, но въ сумм своей он, эти мелочи, создаютъ нчто крупное… И не намъ это передлывать… Вотъ, можетъ быть, имъ еще не нравится, что я ихъ одваю одинаково, какъ бы въ форму?…

— Нтъ, это нравится, — быстро сказалъ Ранцевъ. — Они понимаютъ, что общество хочетъ, чтобы они и вншне были солидарны, составляли одно цлое… Имъ это опредленно нравится. Но смущаетъ твоя анонимность, твоя невидимость, псевдонимность… Капитанъ Немо… Жюль Вернъ какой то!.. Въ этомъ видятъ несерьезность предпрiятiя… А нкоторые боятся попасть въ просакъ… Вдь не забудь про большевицкiй «трестъ»… Очень вс напуганы… Кром того и шопоты завистниковъ и обойденныхъ сильно влiяютъ, ну и создается атмосфера, которую какъ то надо разрдить…

— Сейчасъ въ перiодъ организацiи, что имъ угрожаетъ?… Имъ платятъ, какъ никогда они не получали… Это разъ… Фильмовое общество… Два… Постановка необычайной феерiи на островахъ Галапагосъ Что же тутъ страшнаго?… Когда же потребуется ихъ смлость, рискъ жизнью — они увидятъ для чего, во имя чего это длается… Когда имъ будутъ показаны вс наши изобртенiя, вс достиженiя техники — не думаю, чтобы кто нибудь сталъ роптать… Вдь они вс убжденные «блые». Россiя то для нихъ не пустой звукъ… Значитъ, и довольно… Скажи Гласову, Амарантову, Нордекову, всмъ полковникамъ скажи: — когда они поютъ въ хор, играютъ въ оркестр, - какая дисциплина! Ни одна какая нибудь тамъ волторна, или пикколо не посмютъ пикнуть безъ воли дирижера… такъ я требую такой же дисциплины… Я плачу хорошо и я требую… Пусть вспомнятъ старое, прежнюю свою службу… Да, еще… Ты можешь… намекнуть что ли… Честнымъ словомъ своимъ заврить ихъ, что это, въ конечномъ счет, длается для Россiи… Фильмовое общество… Анонимная компанiя. Острова Галапагосъ… Капитанъ Немо… Но разв ые понимаютъ они въ какой обстановк приходится работать… Вдь мы не у себя дома. Кругомъ враги… Доносы… Слжка… Болтовня… Какъ же тутъ обойтись безъ анонимности, безъ «защитнаго» что ли цвта?…

Капитанъ Немо указалъ Ранцеву на стулъ противъ себя.

— Садись. Нашъ разговоръ будетъ дологъ.

Нсколько минутъ капитанъ Немо смотрлъ въ глаза Ранцеву. Тотъ смло принялъ его взглядъ. Казалось, капитанъ Немо еще разъ проврялъ себя и испытывалъ своего стараго столько разъ испытаннаго друга.

За окномъ съ пестрыми стеклами и фигурной желзной ршеткой утренними шумами ворошился Парижъ. Въ глубокомъ, узкомъ кабинет, у стола, стоявшаго посередин, были сумракъ и полная тишина. Тяжелая дверь отдляла кабинетъ отъ остальной квартиры. Онъ былъ угловой и ни одинъ звукъ изъ квартиры не проникалъ въ него. Ни одно слово капитана Немо не могло быть слышно рядомъ.

Въ этой тишин капитанъ Немо началъ говорить о томъ, на что навела его внезапная мучительная боль въ боку, разбудившая его ночью.

IV

— Ошибка вождей послдняго, нашего времени… Да и нашего ли только?… А Петръ Великiй?… — началъ Немо, — въ томъ, что они не имли замстителей, продолжателей, исполиителей, наконецъ, завершителей своего дла… Были наслдники — замстителей не было. У Государя Императора Николая II былъ Наслдникъ Алексй Николаевичъ. Въ годъ начала Великой войны ему минуло десять лтъ. Вс — и Государь Императоръ больше всхъ — знали, что онъ страдаетъ неизлчимой наслдственнбй болзнью, и что жизнь его всегда виситъ на волоск, а потому врядъ ли ему придется царствовать. Казалось бы тутъ то и нужно было назначить замстителя и особымъ манифестомъ объявить, что такой то въ случа чего является замстителемъ. Этого человка, конечно, надо держать при себ, въ курс всхъ длъ и предположенiй, чтобы онъ каждую минуту могъ взять бразды правленiя… Этого не было… Какъ, возможно, совсмъ по иному разыгрались бы февральскiя событiя, если бы въ минуту душевной слабости Государя, когда онъ отрекался отъ Престола, онъ могъ бы скаазть: — «я усталъ… вы затравили меня… Передаю власть замстителю». Но вотъ замстителя то и не было… Почему?… Боялись ли интригъ, подвоховъ, измны?… Боялись ли подлости людской, или это просто было не принято?… Богъ знаетъ почему… Мистицизмъ, можетъ быть, тутъ сыгралъ роль? Въ извстныхъ кругахъ не любятъ говорить и думать о смерти… Можетъ быть — ревность?… зависть?… недоврiе?… Но, вмсто Императора съ его обожествленной властью въ одинъ далеко не прекрасный мартовскiй день осталось пустое мсто… Вс видли, что произошло отъ этого… Но и дальше продолжается то же самое. Генерала Корнилова смняетъ генералъ Деникинъ, генерала Деникина — генералъ Врангель — все это не въ порядк замстительства, подготовленнаго, но чисто случайно, и въ старомъ дл являются новые люди, не знающiе обстановки, не посвященные въ нее. Не было замстителя и у Великаго Князя Николая Николаевича, и смерть всякiй разъ обрывала большое начатое дло… Да вдь и у Муссолини нтъ замстителя, какъ нтъ его и у Гинденбурга, какъ нтъ ихъ ни у Пильсудскаго, ни у Хитлера. Каждый работаетъ самъ за себя, не довряя своихъ плановъ другому. Великiй французскiй законъ: «lе roi et mort — vivе lе гоi» отринутъ…

А вдь это онъ давалъ спокойствiе народу, твердость власти, широкое развитiе непрерывно идущаго дла, которому и самая смерть не страшна. Въ этомъ все величiе, значенiе и преимущество монархiи.

Стоявшая въ кабинет тишина казалась Ранцеву торжественной. Въ нее вско и внушительно упадали слова.

— Роль замстителя!.. Какая это неблагодарная роль! Онъ долженъ все знать. Все зная и въ готовую умственную работу начальника внося поправку своего свжаго ума, онъ будетъ видть ошибки и онъ долженъ молчать и слушаться. Свое честолюбiе онъ долженъ спрятать надолго, можетъ быть, навсегда… Какая честность, какое благородство характера должны въ немъ сочетаться! Все зная и обладая всею властью — онъ ничего не можетъ длать самъ, пока живъ его начальникъ. Какой соблазнъ! Прибавь къ этому лесть окружающихъ, заискиванiя такъ называемой «оппозицiи «, а гд ея нтъ? — и ты поймешь что такое быть замстителемъ.

Капитанъ Немо замолчалъ. Ранцевъ неподвижно сидлъ противъ него. Они оба не слышали городскихъ шумовъ. Оии ушли во что то отвлеченное, важное. Ранцевъ душою ощущалъ такое непривычное у капитана Немо волненiе и оно сообщалось ему. Онъ молчалъ, ожидая, что скажетъ дальше его другъ.

— Петръ Сергевичъ, — съ нкоторою торжественностью сказалъ капитанъ Немо, — я все обдумалъ зтою ночью, все взвсилъ и все предвидлъ… Я назначаю тебя своимъ замстителемъ.

— Ричардъ Васильевичъ, — очень тихо и серьезно отвтилъ Ранцевъ, — Я благодарю за честь и за доврiе. Но… Смогу ли я?… Есть ли во мн то, чмъ долженъ обладать вождь.

— Вождь, — взволнованно сказалъ Немо. — Вотъ именно не то понятiе… Къ которому послднее время привыкли… не такъ ты себ представляй и меня, какъ вождя… Вождь… Освободитель Россiи… всего мiра отъ большевизма… Это человкъ, чьего имени по настоящему никто и не узнаетъ никогда… Даже исторiя… He на бломъ кон въдетъ онъ подъ ликующiе крики толпы въ освобожденную Москву… He продетъ на автомобил, расцвченномъ нацiональными флагами по ея улицамъ… He прилетитъ явно на аэроплан… Немо! — то есть — никто! Кто то, сдлавшiй такъ, что перехитрилъ сатану — вотъ вождь въ этомъ дл борьбы съ третьимъ интернацiоналомъ… Вождь тотъ, кто суметъ отказаться отъ себя и все отдать Родин… Ошибка прежнихъ вождей была въ томъ, что они не могли перестать быть генералами и оставить прежнiе навыки войны и перейти къ другимъ, совсмъ особеннымъ.

Немо оборвалъ рчь. Ранцевъ чувствовалъ, какъ къ его сердцу подступило давно не испытанное волненiе. Такое точно волненiе было, когда Государь Императоръ произвелъ его въ офицеры, такое волненiе охватило его и въ тотъ день, когда онъ получилъ въ командованiе эскадронъ. Въ немъ соединялись сознанiе громадной отвтствеыности и тяжесть взятаго на себя долга.

— Вождь… Начальникъ… Диктаторъ… — въ какомъ то раздумьи проговорилъ Немо и оборвалъ.

За окномъ на Парижской улиц продавецъ пронзительно кричалъ. Мимо пронеслась, стрляя и щелкая мотоциклетка, и ея шумъ постепенно замиралъ въ отдаленiи.

Лицо капитана Немо было блдно. Въ полутемной комнат его глаза были черны и огонь загорался въ нихъ и потухалъ за длинными, загнутыми вверхъ рсницами.

— Вождь — исполнитель воли Господней на земл прежде всего долженъ быть врующимъ человкомъ… Врующимъ безъ компромиссовъ. Онъ долженъ совтоваться съ Богомъ, какъ это длалъ Моисей, и свято исполнять волю Божiю… Не молебны, не чудотворныя иконы, не долгiя моленiя — все это для толпы, для массъ… Вождю — короткая, но какая глубокая! — молитва утромъ и днемъ передъ началомъ всякаго дла. Мысленно, про себя… молнiеносно… Отправить въ безконечную высь, къ Престолу Господню короткую какъ бы волну молитвы и получить успокоительный отвтъ, дарующiй увренность… Я знаю — ты такой…

Ранцевъ, молча, наклонилъ сдую голову.

— Честность, неподкупность, скромность и цломудрiе. Когда ты получишь власть и власть огромную, а съ нею и средства, когда однимъ росчеркомъ пера ты будешь сыпать миллiонами — какъ легко искуситься. Какiе соблазны обступятъ тебя… Банкеты въ твою честь со льстивыми, неискренними рчами. Встрча толпою. Крики ура… На рукахъ тебя будутъ носить изъ автомобиля въ залъ и изъ зала въ автомобиль… Цвты… Подношенiя на память… Рукоплесканiя и восторги толпы на каждое твое умное и неумное слово… И женщины… Прекрасныя женщины съ блестящими восторгомъ, влюбленными глазами, готовыя отдаться теб только потому, что ты вождь, что ты можешь казнить и миловать. Сколько великихъ людей споткнулось на этомъ. Сколько размняло свою силу, свою власть на объятiя женщины. Забыло въ нихъ долгъ. Библейскiй разсказъ о Самсон никого не научилъ. А вотъ тебя я знаю. Изучилъ я тебя, и знаю: тебя ни женскими чарами, ни банкетами, ни лестью не купишь и долгу своему ты не измнишь. И потому я теб врю, какъ самому себ.