Подвиг
Шрифт:
Крупнымъ корявымъ почеркомъ Мишеля — онъ совсмъ отвыкъ писать — было начертано:
«Леночка, дорогая, умоляю васъ, выручайте всхъ насъ изъ бды. Мы попали въ грязную исторiю. Торопитесь … Можетъ быть, вы извлечете изъ моего сообщенiя и пользу. He знаю. Это самая обыкновенная блогвардейская авантюра. Стопроцентная контръ-революцiя. Никакого общества «Атлантида» нтъ. Есть солдатчина, удушливые газы, аэропланы и пулеметы, направленные противъ большевиковъ цлаго свта. Вы понимаете, какое это безумiе. Опять война. Насъ надо разоблачить. He знаю, гд, въ Лиг Нацiй или прямо у большевиковъ, гд больше дадутъ. Спасайте скоре, но и не продешевите … Наша военная база находится на вулканическомъ острвв, лежащемъ на 2°10'11» южной широты
Записка была безъ подписи. Мишель зналъ, что длалъ. Леночка опустила руки съ запиской на колни и смотрла вдаль. Она была такъ поражена, что ничего не видла. Она не видла, что Софи внимательно разглядывала записку.
«Тайна была политическая. Самъ Мишель Строговъ признавалъ ея значенiе и опасность. Что длать? … Что длать? …»
Леночка машинально спрятала записку на груди и тяжело вздохнула.
— Что-нибудь непрiятное? — участливо спросила Софи.
— Ахъ … Нтъ …
Леночка поднялась.
— Пойдемъ домой.
Софи послушно встала и пошла съ подругой къ дому. Об молчали. Холодные токи бжали по жиламъ Леночки. «Донести? … Сказать кому-то объ этомъ заговор, объ этой «авантюр«? Доносъ ее не страшилъ и не смущалъ. Она не думала, какiя могутъ быть послдствiя доноса для ея дяди и Мишеля. Она усвоила со школьной скамьи, что доносить не стыдно, не преступно, не гадко. Каждый обязанъ доносить. Ее смущало другое … Куда донести? А какъ съ этой запиской она сама попадется? Тутъ дло шло уже не о миллiонахъ, которые кто и за что ей дастъ? … He большевики же? Она знала, какъ и чмъ платили большевики доносчикамъ. Она знала и ихъ грубость и ихъ жестокость, и она боялась ихъ. Она теперь знала, что они были повсюду. И Жанъ былъ большевикъ. Надо ихъ остерегаться. Могутъ быть пытки, можетъ быть смерть.
Леночка не помнила, какъ она дошла до дома и простилась съ Софи.
— У меня голова болитъ, — жалобно сказала она подруг.
Она воспользовалась тмъ, что Неонила Львовна ушла куда-то и прошла къ Ольг Сергевн. Она не считала возможнымъ скрывать опасность, грозившую всмъ.
— Тетя, — сказала она, — князь мн передалъ письмо отъ Мишеля.
Она подала записку Ольг Сергевн.
Та прочла и перечла ее нсколько разъ. Она подняла глаза къ образу. Такъ вотъ оно чудо, которое она намолила у образа Богоматери? Все обманъ! Вс ея прежнiя чувства, все прошлое, притушенное разлукой недоброжелательство къ мужу вспыхнуло съ прежней силой. Онъ снова сталъ для нея «полковникомъ», Донъ-Кихотомъ. Она перечитывала и старалась вникнуть въ смыслъ гого, что писалъ Шура.
«Онъ, старый офицеръ генеральнаго штаба, не увидалъ того, что увидалъ и понялъ Шура, кого вс они считали недоучкой и дуракомъ. Шура правъ. Конечно, — авантюра! … Ихъ триста человкъ, и они хотятъ бороться со всмъ мiромъ. Съ какого-то таинственнаго острова на экватор? Безумiе».
Ольга Сергевна давно въ сердц своемъ постановила, что большевики непобдимы. Отъ того и было такъ темно и мрачно на ея сердц, что она-то знала, что никогда, никогда не вернется она въ Россiю. Да и зачмъ? Тринадцатилтнее владычество большевиковъ не могло пройти незамтнымъ. Какую она найдетъ теперь тамъ Россiю?
Весь праздникъ души, что торжественнымъ гим-номъ плъ въ ея сердц, когда она узнала, что ея близкiе живы и здоровы, пропалъ и затихъ, какъ только она поняла, на какое дло они пошли.
Россiи они все равно не спасутъ, только сами погибнутъ.
— Порви, — сказала она Леночк, не зная, что сказать, — порви эту записку … Нтъ, постой … He рви … Она можетъ понадобиться. Можетъ быть, и правда все это надо разстроить … Просить вмшаться французовъ и остановить эту авантюру … Но храни ее бережно … Храни … Никому не показывай. Ты понимаешь … Ты тамъ сама жила … Ты знаешь, чмъ и какъ ты рискуешь, если кто не надо узнаетъ
про нее. Хоть и Парижъ … У меня Кутеповъ передъ глазами … И никто за него не заступился …Он об были, какъ заговорщицы. Отъ мамочки молчаливо ршили все скрыть. Но та видла огорченное лицо дочери и тревогу Леночки, видла, что отъ нея что-то скрываютъ, обижалась и ворчала вслухъ:
— Это, дти мои, какъ «винтики» … Какъ «винтики» … Куда повернутъ, куда полетятъ, такъ тому и быть … Такъ тому и быть… — какъ ворона каркала она.
Тревога, волненiе и безпокойство и самый ужасный страхъ вошли въ бдныя каморки виллы «Les Coccinelles» …
XXIV
Ha другой день Леночка не хотла хать въ Сорбонну, но Софи пришла за нею, какъ всегда и сказала, что будетъ какая-то особенно интересная лекцiя пра прошлое Парижа, будетъ читать знаменитость, и Леночка ршила, что опасности нтъ, если она подетъ. Она при Софи запрятала поглубже на грудь голубенькiй конвертикъ и он похали въ Сорбонну.
— Только, какъ тамъ хочешь, — сказала дорогой Леночка, — а завтракать мы пойдемъ куда-нибудь въ Латинскомъ квартал. Я откровенно теб скажу, я не хочу встрчаться съ Жаномъ. Ты на меня не обижайся. Мн не нравится его манера все выспрашивать.
— Какъ хочешь, — спокойно сказала Софи. Лекцiя и правда была интересная. Все прошлое Парижа встало передъ Леночкой. Улицы, острова, кварталы, все точно ожило, покрылось невидимыми тнями людей прошлаго и стали по новому интересными и красочными. Завтракали въ маленькомъ ресторанчик во второмъ этаж, на площади Сенъ-Мишель. Низенькая комната стараго дома была полна молодежи, студентами и студентками. Веселый смхъ и шутки не смолкали. На Леночку поглядывали съ нескрытой симпатiей. Она нравилась восточною красотою. Леночка совсмъ разсялась, и ей стали казаться смшными ея страхи. Въ Париж ничто не можетъ случиться и никакой большевикъ не посметъ къ ней прикоснуться, какими бы тайнами она ни обладала. Эта милая молодежь за нее заступится и ее отстоитъ!
Посл завтрака Софи предложила Леночк похать вмст съ нею къ ея портних. Это была давнишняя мечта Леночки. Софи была парижанка и какъ и гд она одвается это было такъ интересно. Он взяли такси и похали куда-то очень далеко.
Домъ былъ срый и невзрачный. Софи объяснила, что это совсмъ недорогая портниха, но она работаетъ на лучшiе дома Парижа. Он поднимались на шестой этажъ. Лифта не было. Леночка запыхалась, когда дошла до площадки, куда выходили три двери. Тишина стыла за ними. Софи позвонила у лвой двери и, какъ показалось Леночк, позвонила какъ-то странно, нсколько разъ. Дверь открылась, и тотъ, кто открылъ ее, спрятался въ сосдней комнат. Была темная крошечная комнатушка прихожей, куда несмло вошла Леночка за подругой. Едва она вошла, какъ чьи-то сильныя руки схватили ее за горло, въ полумрак Леночк показалось, что она увидала искаженное лицо Жана, Софи набросилась на нее, разстегнула ея платье и выхватила завтную записку Мишеля Строгова. Это было одно мгновенiе, въ слдующее, ее грубо повернули, съ силою толкнули къ лстниц, такъ, что она не могла удержать равновсiя и покатилась по крутымъ ступенямъ. На верху дверь закрылась, и тамъ все стихло.
Леночка очнулась и оправилась отъ охватившаго ее страха только на площадк пятаго этажа, куда она скатилась. Безумный страхъ владлъ ею. «Вотъ оно, вотъ оно», — думала она, — «большевики. Я попала къ нимъ въ ловушку».
Она подобрала платье, застегнула блузку и въ страх, не отдавая себ отчета что длаетъ, побжала внизъ по лстниц, выскочила изъ дома и пробжала нсколько кварталовъ, не замчая ни домовъ, ни улицъ. Она остановилась только у входа въ подземную дорогу. Тутъ были люди, и не было такъ страшно. Она похала домой. У нея отъ ушиба и нервнаго потрясенiя разболлась голова. Дома она съ трудомъ дозвонилась. «Мамочка» предавалась послобденному сну. Ольги Сергевны не было дома.