Подвиг
Шрифт:
Неонила Львовна впустила Леночку и сейчасъ же снова завалилась на постель. Леночка прошла въ комнату Ольги Сергевны и легла. Въ голов шумло. Ее била лихорадка. Она смутно сознавала, что случилось нчто ужасное. Если Софи вырвала записку, она знала ея содержанiе. Она въ ней была заинтересована. Она знала по-Русски. Она и Жанъ не были французами, но были Русскими большевиками, нарочно подосланными, чтобы слдить за ними.
Сквозь сильную головную боль мысль Леночки работала удивительно ясно и логично. Точно какой-то клубокъ распутывался передъ нею, и все становилось яснымъ. Во всемъ, во всемъ виновата та «авантюра», куда «влипли» полковникъ и Мишель Строговъ. Она была давно раскрыта большевиками и имъ надо было только добыть доказательства. Софи была подослана, чтобы
Леночку предательство подруги не возмущало. Въ школ второй ступени она и не такое предательство видала. Но здсь противъ предательства можно было бороться. Он были не въ Совтской республик, а въ Париж, переполненомъ «блыми» Русскими и, если она скажетъ имъ, кто такое Софи Земпель, ее заставятъ вернуть записку. Это были смлые и гордые планы. Они быстро и какъ-то совсмъ непослдовательно смнялись полнымъ упадкомъ духа и тогда Леночка тряслась въ лихорадк и съ тревогою прислушивалась къ тому, что длается на двор. Ей слышались гудки автомобиля, грохотъ грузовика, людской гомонъ. Она въ тревог поднималась на постели. Въ эти часы все было тихо въ этомъ мстечк, вс жители были на работ или на служб въ Париж и оно было пусто. Леночка ждала возвращенiя Софи. Должна же будетъ она вернуться.
Софи не приходила. Ольга Сергевна вернулась усталая и раздраженная. Отъ ея вчерашняго праздничнаго настроенiя и слда не осталось. Обдали молча. Скоро посл обда полегли спать. Леночка не спала. Она все прислушивалась, когда вернется Софи. Ты не возвращалась.
Леночка ршила искать Софи въ Сорбонн, хать въ Русскiй ресторанъ. Тамъ она скажетъ всмъ, что съ нею сдлали, ее поймутъ и должны же они, Русскiе, ее защитить. Это же Парижъ!.. Парижъ!!.
Въ Сорбонн Софи не оказалось. Леночка дождалась перерыва на завтракъ и похала въ ресторанъ.
Смутно и невесело было у нея на душ. Ршимость изобличить Жана и Софи смнялись безотчетнымъ страхомъ и желанiемъ никогда не встрчаться съ ними.
XXV
Уже издали Леночка увидала, что ихъ три мста были свободны. Прислуга берегла ихъ для постоянныхъ постителей. Красивая блондинка посторонилась передъ Леночкой, давая ей мсто. Леночка, не думая, заказала себ что то. Она ла машинально. Противъ нея сидлъ лохматый бородачъ и, размахивая дымящейся папиросой и пуская дымъ въ лицо Леночк, сердито говорилъ своему собесднику.
— Воинствующее безбожiе лучше, въ тысячу разъ лучше полнаго равнодушiя и бойкота вры, овладвающихъ все боле и боле матерiалистическимъ мiромъ Европейскихъ странъ. Воинствующее безбожiе возбуждаетъ въ населенiи протестъ, желанiе бороться. Вы посмотрите, какъ отвчаетъ населенiе на вс преслдованiя христiанъ въ совтской Россiи. На мсто разрушаемыхъ, растутъ новые храмы и тамъ, гд ихъ можно меньше всего ожидать: въ рабочихъ кварталахъ … Они распинаютъ Христа, а Христосъ воскресаетъ тамъ во всей слав своей. Тогда, какъ здсь, это лаическое воспитанiе дтей въ безбожiи ведетъ къ полному оскуднiю вры, къ поразительному равнодушiю, къ незнанiю ея… къ самому грубому матерiализму.
— Большевики въ роли возбудителей христiанства … Оригинальная мысль, Борисъ Николаевичъ.
Леночка дальше не слушала. Она отдавала блюдо за блюдомъ, почти не притрогиваясь къ нимъ.
— Барышня нездоровы, или ей что не нравится, — спросилъ, ее подававшiй ей молодой человкъ.
— Нтъ, такъ … Дайте счетъ.
Она заплатила и пошла къ выходу. Когда проходила между столами съ тсно сидящими гостями ей показалось, что кто то, кажется, та блондинка, что разсказывала про Муру, сказала негромко: «совдепка» …
Леночк это было все равно. Она вдругъ поняла, что ничего нтъ. Все призраки … И блондинка — призракъ … Разв есть такое имя Мура?.. Спалила на Рождеств скатерть и этимъ огорчалась … Слизь!.. Слизь! Просто дура!.. Леночка подымалась къ площади Этуали, и встрчные люди
казались ей кинематографическими тнями. Собственно жизни нтъ. Все это только такъ кажется. И происшествiе, бывшее вчера и оскорбительность выталкиванiя въ дверь — это все относительно, какъ посмотрть? Было больно, когда она упала на ступени лстницы, но боль бываетъ и сильне. Ее могли и пытать? Могли убить!.. Убить… Что такое убить? Сдлать ее слизью, какою она была нкогда … Воинствующее безбожiе, какъ все это глупо! Ничего нтъ!.. Ниче-го нтъ!Леночка спускалась къ Сен. Золотистый туманъ легкой дымкой стлался надъ городомъ. День былъ прекрасенъ. Впереди, какъ какое-то страшное безобразное чудовище, широко разставившее ноги, высилась къ голубому небу Эйфелева башня. Леночка вошла подъ нее.
На башню пускали. Заплатить нсколько франковъ и можно подняться почти на самый верхъ. На самую верхнюю площадку нельзя, тамъ радiо-телеграфъ.
Все въ томъ же задумчивомъ, точно полубредовомъ состоянiи Леночка заплатила деньги и встала въ кабину подъемной машины. Земля стала уходить изъ-подъ ея ногъ. Парижъ открывался все шире и шире. На верху было всего двое постителей. Какая-то молодая дама и съ ней молодой человкъ. Поднявшiеся съ Леночкой пассажиры разбрелись по площадк. Леночка смотрла на нжныя дали, тонущiя въ розовой дымк. «Это такъ кажется … Тамъ старая Лютецiя. O ней такъ пламенно и страстно разсказывалъ вчера профессоръ. Тамъ ходили римляне … У Клюни были ихъ бани. Гд они? Слизь? Изъ слизи вышли и въ слизь и обратились. И сколько ихъ!.. Этихъ Людовиковъ, что жили здсь и по своему любили Парижъ. И тамъ, гд теперь широкое авеню Елисейскихъ полей съ непрерывнымъ рядомъ автомобильныхъ магазиновъ и такое людное, что трудно перейти черезъ него, когда-то собаками травили оленей. Все прошло. И Наполеоны и революцiя. Все случайные гости на одинъ мигъ. И она на одинъ мигъ. И, если ускорить этотъ мигъ — не будетъ и этого липкаго страха передъ большевиками и думъ, какъ устроить свою жизнь. Недавно она смотрла въ лицо Жана и думала, если годъ обратить въ секунду… И на ея глазахъ лицо Жана старло, потомъ умерло, разложилось и обратилось въ слизь. Ну … ускорить».
Леночка нагибалась все боле и боле внизъ. Точно хотла она разсмотрть, кто тамъ ходитъ подъ самыми ногами башни. Кровь приливала къ голов и пространство тянуло ее въ бездну.
Она нагнулась еще больше. Мокрое желзо перилъ холодило животъ сквозь тонкую матерiю платья.
Это случилось какъ-то вдругъ и совсмъ непонятно. Голова сладко закружилась. Леночка услышала, какъ кто-то, можетъ быть, это была даже и она, или та молодая дама, что стояла недалеко отъ нея, закричалъ тонкимъ, все удаляющимся и замирающимъ голосомъ: а-а-а!..
И потомъ наступила страшная тишина. Въ ушахъ шумло …. Какой-то ударъ, и все исчезло въ небытiи.
To, что было Леночкой, кровавой слизью лежало точно мшокъ съ чмъ-то мокрымъ, на панели. Начиналъ собираться народъ. Полицейскiй громко и заливисто подалъ свистокъ. Какiе-то люди принесли брезентъ. Имъ накрыли Леночку отъ любопытныхъ взглядовъ. Какъ-то очень скоро примчался автомобиль съ краснымъ флажкомъ на крыш. Изъ него вышли санитары Они уложили Леночку на носилки и погрузили на автомобиль. Въ госпитал, куда привезли тло Леночки, его раздли, осмотрли и, не найдя никакихъ документовъ, или примтъ, по которымъ можно было признать, кто была Леночка, отмтили «inconnue» и отправили въ моргъ.
Эту ночь на вилл «Les Coccinelles» Ольга Сергевна не ложилась спать. Она ожидала Леночку. Но пришло солнечное, яркое лтнее утро, Леночка не вернулась. Сильное безпокойство охватило Ольгу Сергевну, но надо было идти на службу. Это время хозяева такъ легко разсчитывали служащихъ, что надо было быть на чеку и ничмъ не возбудить недовольства патрона. Вернувшись, она первымъ дломъ спросила маамочку», вернулась-ли Леночка.
Леночки не было. Теперь забезпокоилась и Неонила Львовна. Но прошелъ и еще день, пока Ольга Сергевна ршилась пойти въ полицейскiй комиссарiатъ. Тамъ ее разспросили, записали ея адресъ и сказали, что если на ушедшей не было ея «carte d'identit^e«, отыскать будетъ очень трудно, почти невозможно.