Ночью глухо гудела высь.— Любовь моя, счастье, проснись, проснись!Ты слышишь? Из окон, сквозь пол, со стенЛьется и крушится голос сирен.Голос, как в ветре согнутая ветвь.Голос, пронзительнее, чем смерть.Без сожалений и без пощад,Голос, из рая зовущий в ад.— Любовь моя, счастье, бежим, бежим,Через огонь и через дым,Через всю муку двух тысяч лет.Безмолвно глядящих за нами вслед.Из этого мира, где тяжкий громПадает смертью в наш тихий дом.Любовь моя, верь мне — смерти нет.Это лишь только — мерцающий свет.Медленным
звуком колеблемый слух.Смерть — это наш раздвоенный дух.1944
Почила тень по улицам густымИ притаилась в углубленной нише.Предупреждающий встал трубный дым, —День поднялся и занялся чуть выше;И разобщившись с сумраком пустым,Угодьями позеленели крыши.Богатством отуманенных оконПрельстилося междоусобье зданий.Столетий поредевших испоконНа погребах замок и цепь преданий.И, сев на позабывшийся балкон,Занялся день, еще немного ранний,По Карлову мосту, вздымая воз,Конь шел над потонувшими быками.Катилися, как с пира на погост,Колеса за спешащими ногами,И, грохнувши о едущий помост,Свернулись бочки добрыми друзьями.На плоскогорья побрели дворцы.Чтобы, сростясь, не показаться уже.Асфальтами заменены торцы,Чтобы моторы выбегали глуше.Трамваев отдаленные концыЧуть сблизились в осенней стуже.В газонах чародейные цветыРассыпали мертвеющие пряди.Льют темное обилие листыНа заживо зарытый в землю радий.Алхимиков согбенные перстыРвут гроздья в Королевском винограде.
ОДУВАНЧИК
Полиняли цветы. Улыбаясь беззубо,На изнанке небес солнце светит иначе…Мне сегодня в лесу стало ясно, как в лупу.Что души отлетел одуванчик…И, притихнув, я долго лежала в траве,Облаков торопливых следила гримасыИ как в них — точно ловкий пастух на овец —Шустрый ветер метал невидимое лассо.Я ведь знаю, что сменят иные цветыМой веселый смешной одуванчик,И опять через поле, холмы и садыЖизни бегло покатится мячик…Но порой этот путь, привлекая, пугает.Я вперед с недоверьем взгляну исподлобьяИ печально глазами слежу — провожаяУносимые ветром последние хлопья…
МОРЕ
— Я уплыву на маленькой лодчонке,испуганно и строго глядя вдаль,туда, где по изгибу горизонтакоснулась неба смелая вода.Я вниз взгляну, вся потускнев от грусти,не улыбнусь на смех и ласки волн,увижу дно, и, вздрогнув от предчувствийи задержавшись, дрогнет вдруг весло.Когда же день отслужит мой молебени первая звезда подаст сигнал из мути,я выполню свой неповторимый жребий,но не с победой кончу краткий путь.Туманы курят поутру на взморьи,и волны кружева кидают на песок,старик какой-то пристально посмотрит,найдя мое уплывшее весло.[19.VII.1922] [78] «Белым по черному»
78
В квадратных скобках дана датировка, обозначенная рукой автора в экземпляре книги «Белым по черному. Стихотворения (1923–1950)» (Нью-Йорк; Париж, 1951), хранящемся в Центральной научной библиотеке СТД в Москве. В этой книге название данного стихотворения опущено.
«Войдешь — я вздрогну. Снова пытка…»
Войдешь — я вздрогну. Снова пытка.Твои шаги всегда легки.Коснешься тихо, без улыбкиМоей недрогнувшей руки.— Нельзя же так… Ведь есть же выход… —Твержу я молча наугад.И вдруг растерянно и тихоИзмученный поймаю взгляд.[3.XII.1923] «Белым по черному»
«А дни плывут, что в половодье льдины…»
А дни плывут, что в половодье льдины,и каждый день — томящий шорох льдин.Прости меня в печальные
годины!Прости мои скитанья без пути!Мне жизнь ясна, и в сумраке вечернемЗакат пророчит мне кровавостью копья.Я буду ждать все глубже, все безмерней,Я буду вдаль смотреть, и ждать, и ждать тебя.И день за днем, томительный и нежный,в своей дали ты тих и одинок.О, дай коснуться благостно одежды,Позволь припасть и отдохнуть у ног!В твоих садах ни стон, ни воздыханье,покой любви и солнце без конца,и я слежу, не преводя дыханья,бестрепетность и благостность лица.[11.VII.1924] «Белым по черному»
«Твоей нерадостной страны…»
— Твоей нерадостной страныполузабылись очертанья,но внятный голос тишинывсегда твердит ее названье.Сулил неверное свиданьетвой взгляд — и ясный, и немой.Со мной — призыв и обещанье.Я — не с тобой, далекий мой.Но как-то горестно изгнанье,и все томительнее сны,но все нежней воспоминаньетвоей нерадостной страны.[24. VII.]1924 «Перезвоны». 1926. № 17
«Я не приду взволнованной и нежной…»
Я не приду взволнованной и нежнойк твоим садам на берегу реки.Вдали белеются знакомые одежды,и рядом веют сны моей тоски.Но — тихий шаг; и отчужденность взгляда;и в даль — глаза; опущена рука.Вокруг же благостно молчанье садаи спутник невидим — моя тоска.Проходишь ты, задумчивый и нежный.В твоих садах светло и так легко.Из-за ветвей белеются одежды,А я — вдали — одна — с моей тоской.[9. VIII.1924] «Белым по черному»
«Рассветный бред мятущихся созвездий…»
Рассветный бред [79] мятущихся созвездийв глуби души рождает дальний звон,и первый стон — сереброкрылый вестниквенца моей любви — мой первый стон.Влюбленных взглядов гибкое сплетенье,и лунный парус в небе одинок.О, звезд передрассветное томленье,ночной тоски певучее звено!Рассветный бред мятущихся созвездийв моей душе тревожит острый сон.Прощаю боль безумно-нежной мести,я приняла ее — звучит мой первый стон.[28. VIII.1924] «Белым по черному»
— Я стерегу родное пепелищена недоступной тишине вершин,и дни плывут задумчивей и чище,и осень бродит в сумерках долин.Золотокудрая овеяла лесаусталым золотом уже ненужной ласки.Прозрачная большая стрекозасменяет на ветру весны окраски.Опять вдали, неведомо печален,ты прошептал невнятные слова.Их эхо принесло из сонной далии повторила мертвая трава.Под благоверный шум умершей рощия их ловлю в своем покое строгом,и взгляд мой стал бесстрастнее и строжеи, может быть, печальнее немного.В глухих лесах осеннее кладбище,мольба безвольная испуганных осин.И дни плывут бесцельнее и чищев прозрачном золоте родных вершин.[22.X.1924] «Белым по черному»
80
В книге «Белым по черному» — без названия.
«В буран сбылись осенние приметы…»
В буран сбылись осенние приметы,и снежный ветер гнал из-за морейморозные жемчужные рассветы —предвестники затихших снежных дней.А стужа не жалела суходола.Метелились на небе облака,и хрипло мчался посвист невеселыйв ночных полях, и ночь была тиха.Безмолвные морозные трущобыдрожа протаптывали поезда,за вьюжной ночью выросли сугробыи туго скрепла слюда.Короткий сумрак зимнего солнцестояния,багров закат на вымерших снегах,и мертвые синеют расстояния,и пройден трудный путь, и ночь долга.[17. VIII.1926] «Годы». 1926. № 4