Поэзия Африки

Звуки барабана из коровьей шкуры Перевод В. Рогова

Бум! Бум! Бум! Слышу, далеко по северным небесам разносится рокот и рев, похожий на гром. Я навострил уши, как олень, готовый бежать от неминуемой бури. Бум! Бум! Бум! Пока раскаты все приближаются и приближаются к южному небу, они хватают меня за сердце и надежды мои взмывают все выше к престолу орла. Бум! Бум! Бум! Я барабан, что вырезан из черной шкуры жертвенной коровы, я пробужу твою спящую душу. Я дух твоих предков, живших в священных хижинах, я вечный заступник, я вечный страж. Дай рассказать о твоем драгоценном наследье, о славном прошлом, растоптанном завоевателем, уничтоженном рвеньем миссионера, Я обнажаю факты, все догмы и декларации, пусть твой пытливый ум их рассмотрит. О! Услышь меня, Дитя, в пляске зулусов, доводящей сердца их до исступления. О! Услышь меня, Дитя, в ночных бдениях черных молельщиков, возвышающих дух до экстаза. Бум! Бум! Бум! То звуки барабана из коровьей шкуры — голос Матери-Африки.

АРТУР НОРТТЬЕ [417]

Голосуя на дороге Перевод А. Ибрагимова

Изможденные песчаные дюны, мазутные скалы в полдень, отравленный душным зловоньем; ощетинившаяся проволока; и в небе — черными кляксами — вороны, сгустки сентябрьского мрака. Мой дом стоит по соседству с ивовой рощицей, плещущей ликованьем весенним… Напрасно смуглый мой палец взывает, качаясь, к проносящимся мимо автомобилям. Над свалками — легкий дымок мошкары; на асфальте старые знахари, искривленные, как больные деревья, пьяно шатаясь, выделывают свой танец; глаза, раскаленные докрасна, прожигают насквозь. В грустной ярости я умоляю подбросить меня домой. Никакого внимания — словно безумные, зеркально сверкающие лимузины мчатся, кудрявя дорожную пыль. О сладостное ощущенье полета: в удобной позе развалиться на мягком сиденье, обмениваться с соседом любезностями, истаивая в полудремотной истоме. Два цвета: бежевый и бледно-лиловый, кремовая обивка, и за рулем безмятежно улыбается господин… Ах, эти жирные боровы, отмахивающиеся от меня, как от мухи! Стою, окутанный выхлопными газами. Белые флаги возвещают — пусть отравленное — перемирие. И вот наконец я в машине — мои мечты уплывают к далекому горизонту.

417

Артур Норттье.Живет в Иоганнесбурге. Все стихи переведены впервые — из журнала «Black Orpheus», № 12.

Море Перевод А. Ибрагимова

Море — старый ваятель, любовно обтесывающий скалы и рифы, — бродит среди погребенных сокровищ, поблескивая голубыми глазами на пристань; застывшие на устах его мифы взбесили бы иконоборца любого. А там, в глубине, под накидкой из тюля, — обломки мраморных рук Афродиты, растерзанной стаей акульей. Надменной, как храмовая колонна, богиней когда-то пленялся влюбленный, но — бурные прежде — восторги уснули. В чем рыбы окаменелой тайная сущность? Зачем раскапывают торфяные болотца? Напрасно мы, молодые, мучась, ищем — разгадка никак не дается; наша стихия — стихия любви в ртутном сверкании солнца.

Ничего необычного Перевод А. Ибрагимова

Взгляд, как орел, воспаряет ввысь, к сводам туч темно-серых. Неистовствуя, ливень обламывает о плитняк длинные иглы свои серебристые. Громко булькает старый двор. Ничего необычного — только разве что горбун, отвечающий на окрик с веранды без угодливости или развязности. Странно, что ни одного деревца — лишь налетающий ветер. Эту картину сами запомните, память откидывает все привычное и все рутинное. Неожиданно хлынув, солнечный свет золотом нашу улицу вымостил. Окна закрыты по-прежнему. Скоро ли мы отрешимся от нерешимости?

АЛАН ПЕЙТОН [418]

Санна [419] Перевод В. Рогова

Наш городок в воскреспый день Печет нещадно зной, И чинно взрослые идут Суровой чередой. Завесу едкой пыли взбил Чужой автомобиль, Но чинно взрослые идут, Презрев и зной и пыль. Болтает всевозможный вздор Подонков наших сброд, Но чинно взрослые идут: Молитва в церкви ждет. Костюм и взор любого строг, Желанна благодать, И чинно взрослые идут Словам любви внимать. И Санна семенит им вслед, Играя скромно роль, — Ей чрево жжет дитя любви, А сердце — страх и боль.

418

Алан Пейтонродился в 1903 году в Питермаритцбурге. Выпускник Натальского университета. Преподавал в натальских школах и был директором Дипклоопфской исправительной колонии для небелых. Пишет по-английски. Все стихотворения взяты из сборника «А Book of South African Verse». Переведены впервые.

419

Санна— обычное имя служанок.

С хозяйского плеча Перевод В. Рогова

Мы ей подарили какое-то старье, Отслужившую ветошь, отжившую век. Ее с восклицаньями надела она, Глаза ее сияли, она ахала и восторгалась, Ее тучное тело в пляске тряслось, Она строила рожи, пела обрывки песен, Возглашала хвалу на родном языке, Взывала к подругам-служанкам, К незнакомым и прохожим, Ко всему Африканскому континенту — Взглянуть на это чудо, принять участие В ее невыносимой радости. И так, задаром, Куплены были верность и доверье, Нерассуждающее повиновенье Земной драгоценнейшей простоты. Задаром — Гибель целого мира.

Маленькому мальчику, умершему в Дипклоопфской исправительной колонии Перевод В. Рогова

Малолетний преступник, невинный ребенок, Не имеющий представления и понятия О громоздкой машине, пущенной в ход Твоим пустяковым проступком, О великом войске служителей власти, О судьях, адвокатах и прокурорах, Психологах, психиатрах и докторах, Директорах, полицейских и социологах, Черпающих силу и жизнь в твоей провинности, Сегодня под ярким солнцем Я предаю твое тело земле, О дитя, о потерянный и одинокий. Твоя смерть призвала чиновников к действиям; Все твои документы аккуратно собраны И перемещены из отдела живых в отдел мертвых. Вот свидетельство о рождении, В нем сказано, что ты родился, а также где и когда, Но нет в нем и намека на радость или горе, Сияло ли тогда солнце, шел ли дождь, Что за птица с песней пролетала над крышей, Когда твоя мать рожала. А вот твое имя, На языке белых оно значит: «Он пришел». Но зачем, с какой целью — не сказано. А вот последнее свидетельство о Смерти, — Опережая власти, оно дает тебе свободу. Ты, что пришел когда-то, отбыл теперь, Заключенный в единственном добром объятии, Которое когда-либо видел от земли. Столь небрежная с тобой при жизни, теперь она запоздало Осыпает тебя щедрыми дарами, Изливает изобилье на трепетный лес И тебя пеленает там, где ни град, ни гроза, Ни ветер, ни снег, ни знойное солнце Тебя не обидят, и холодные тонкие копья Дождя на вершинах вельда, что раньше пронзали тебя, Упадая на твою могилу, лишь крепче тебя прижмут К сердцу, полному глубоким раскаяньем. А вот ордер на погребение. За твой проступок, о маленький и одинокий, За это нарушение, в котором насчитаешь Миллион соучастников на земле, Ты обречен. И тебя я обрекаю, Твое хрупкое тело, — ожидающей земле, Твой прах — праху вельда. Лети домой, душа, к великому Верховному Судье, Который, не отягощен крайней необходимостью Охранять общество, может тебе вынести Приговор неопределенного сострадания.

КОСМО ПИТЕРС [420]

Земле, изгнавшей любовь Перевод А. Сендыка

Я не стану грустить Вдалеке от тебя, Приютившей любовь, которая мною владеет. Ты — и подмостки страсти моей, И постель бессонная. В сердце твоем я нашел приют, Хотя, вероятно, у крыльев мечты силы достанет И пронести меня над океанами, И к тебе возвратить невредимым, о любовь моя, навсегда. Зерно этой мысли в том, Что мы неизбежно соединимся, подхваченные потоком времени, Как все социальные группы, что крылья к полету готовят Во имя счастья народа; И в том, что порою необходимо Проходить мимо дивных цветов, Чтоб вырваться из минувшего, и воедино слиться, И прорасти в века.

420

Космо Питерсродился в 1930 году. После окончания Кейптаунского университета переехал в Лондон. Стихи переведены впервые — из «Afro-Asian Poetry», Series I, 1971.

УИЛЬЯМ ПЛУМЕР [421]

Скорпион Перевод Андрея Сергеева

Стремились к морю в разьяренных Струях Лимпопо и Тугилы Соломенные крыши, дыни, Маис, деревья, крокодилы. Щепу плотов, обломки лодок К разбухшим устьям прибивало. Порою — тело негритянки, Все иссеченное о скалы. Качали волны равнодушно, Тащили по ракушкам мели; Глаза и грудь кровоточили, На шее бусины звенели. Мы знали Африку такою. Гуляя в полдень раскаленный, Мы видели ее эмблему: На плоском камне — скорпиона.

421

Уильям Плумерродился в 1903 году в Питерсбурге (Северный Трансвааль). Был фермером и торговцем. Романист, новеллист и поэт. Пишет по-английски. Стихотворения «Скорпион», «Трансваальское утро», «Развалины фермы» взяты из сборника «В ритмах тамтама»; остальные переведены впервые — из сборника «А Book of South African Verse».

Трансваальское утро Перевод Андрея Сергеева

Он вдруг проснулся. Был в шафранном блеске Хозяйский дом, когда в тиши внезапно Какой-то птицы голос резкий Нарушил дважды замкнутость веранды. Приезжий видел призрачный покой В сернистом африканском небе, Скелеты пальм над высохшей рекой, Молчаньем предвещающие беды. На склонах гор белели кварца лица, Как полупогребенные скульптуры, И пылью, тонкой, как корица, Все трещины ущелий затянуло. И вновь двойная нота дерзкой птицы! И сам певец, зеленый мшистый дрозд, вдруг Запрыгал по окну, готовый взвиться В тяжелый бездыханный воздух. Страна чужая, как струна, дрожала В груди пришельца: «Я слыхал не раз, Что солнце здесь, в краю клыка и жала, Дурманит ум и ослепляет глаз. Сторожкий птичий взгляд и крик: «Qui vive!» [422] — Быть может, объясняют что-то. О, если б, над страною воспарив, Ее увидеть с птичьего полета!»

422

Оклик часового: «Стой! Кто идет?» (франц.)

Развалины фермы Перевод Андрея Сергеева

Склонявшееся мирно солнце Вдали на миг огромным стало — И потащилось по лощинам Ночи глухое покрывало. Молчанье, распуская косы, Заполонило дом без крыши. Неслышные брели шакалы, Летучие кружили мыши. Казалось, в тишине вечерней Предупреждение скрывалось. Во тьме змея над каждым нежным И светлым утром издевалась.