Поэзия Латинской Америки

Моя родина кажется сахарной Перевод И. Эренбурга

Моя родина кажется сахарной, но сколько горечи в ней! Моя родина кажется сахарной, она из зеленого бархата, но солнце из желчи над ней. А небо над ней, как чудо: ни грома, ни туч, ни бурь. Ах, Куба, скажи мне, откуда, ах, Куба, скажи мне, откуда взяла ты эту лазурь? Птица прилетела неживая, прилетела с песенкой печальной. Ах, Куба, тебя я знаю! На крови растут твои пальмы, слезы — вода голубая. За твоей улыбкой рая — ах, Куба, тебя я знаю, — за твоей улыбкой рая вижу я слезы и кровь, за твоей улыбкой рая — слезы и кровь. Люди, что работают в поле, похоронены в темной могиле, они умерли до того, как жили, люди, что работают в поле. А те, что живут в городах, бродят вечно голодные, просят: «Подайте грош, — без гроша и в раю умрешь. Они бродят вечно голодные, те, что живут в городах, даже если носят шляпы модные и танцуют на светских балах. Была испанской, стала — янки. Да, сударь, да. Была испанской, стала — янки. Для бедных — беда, земля родная и голая, земля чужая и голода. Если протягивают руку робко или смело, на радость или на муку, черный или белый, индеец или китаец, — рука руку знает, рука руке отвечает. Американский моряк — хорошо! — в харчевне порта — хорошо! — показал мне кулак — хорошо! Но вот он валяется мертвый — американский моряк, тот, что в харчевне порта показал мне кулак. Хорошо!

Когда я пришел на эту землю… Перевод И. Эренбурга

Когда я пришел на эту землю, никто меня не ожидал. Я пошел по дороге со всеми и этим себя утешал, потому что, когда я пришел на эту землю, никто меня не ожидал. Я гляжу, как люди приходят, как люди уходят в славе или в обиде. Я иду по дороге. Нужно глядеть, чтобы видеть, нужно идти по дороге. Некоторые плачут от обид, а я смеюсь смело: Это мой щит, мои стрелы, — я смеюсь смело. Я иду вперед, нет у меня посоха. Кто идет — поет. Я иду вперед, Я пою досыта, Я иду вперед, нет у меня посоха. Гордые меня не любят: я простой, а они — знать, но они умрут, эти гордые люди, и я приду их отпевать, они меня потому и не любят, что я приду их отпевать. Я гляжу, как люди приходят, как люди уходят в славе или обиде. Я иду по дороге, нужно жить, чтобы видеть, нужно идти по дороге. Когда я пришел на эту землю, никто меня не ожидал. Я пошел по дороге со всеми и этим себя утешал, потому что, когда я пришел на эту землю, никто меня не ожидал.

Набросок Перевод С. Северцева

Пляшет Гавана. Пляшет Гавана. Звонкие бедра. Полуночный час… Вижу лицо ее: кольца тумана вкруг обезумевших глаз. Танец ее — это счастье и горе, жизни и смерти спутанный бег… И сторожат ей могучее море шесть моряков, опочивших навек.

Ах, сеньора, ах, соседка! Перевод О. Савича

Ах, сеньора, ах, соседка, померла моя наседка! Мне теперь зайти в курятник — только горе и тоска: нет ни рябенького платья, ни цветного гребешка, потому что — ах, соседка! — померла моя наседка в воскресенье поутру; да, сеньора, да, соседка, в воскресенье поутру; ах, сеньора, ах, соседка, в воскресенье поутру! Посмотрите: я вспотела. Птичий двор осиротел, и петух мой овдовел! Посмотрите, как я плачу: нос от слез совсем распух, громко вторит мне петух! Ах, сеньора, ах, соседка, как же, как же мне не плакать: умерла моя наседка!

Элегия Перевод И. Эренбурга

Дорогой моря, добыче рад, дорогой моря пришел пират; он улыбался чужой тоске, держал он палку в сухой руке. Забыть не может моя тоска о том, что помнят и облака. Он ствол надрезал, он смял луга, он вез железо и жемчуга. Дорогой моря и черных слез на запад горя он негров вез. О том, что помнят и облака, забыть не может моя тоска. Увез он негров, чтоб негры шли, чтоб рыли недра чужой земли, и хлыст, чтоб щедро рабов хлестать, и смерть, чтоб негру, уснув, не встать. Дорогой моря идем одни; здесь я и горе моей родни. Ты не забудешь, моя тоска, о том, что помнят и облака.

Поэтическое искусство Перевод О. Савича

Я синие знаю заливы и небо, водой повторенное, мерцание звезд потаенное, луны переливы. То ли кровь, то ль слоновая кость, — я знаю живую розу. Я знаю мимозу и виноградную гроздь. Соловей мне голос поставил, трелям вода обучала. Я вылил вино из бокала и только хрусталь оставил.

* * *

А свинец, что свистит, убивая? А большая земная тюрьма? Грозно море, и на море — тьма, и нет под луною рая. Тростник, от сока тяжелый, вонзается в тело, как гвозди. Пусть же знают высокие звезды про голод и холод! Ранят бичи, как ножи, не считает надсмотрщик ударов. Ступай со своею гитарой и розам про боль расскажи! А еще расскажи им про то, как новое солнце сияет. На воздушных качелях качаясь, пусть ликует каждый росток!

Зеленая ящерица Перевод О. Савича

В Антильском, Антильском море — Карибским зовут его также — исхлестана злыми валами и легкою пеной украшена, под солнцем — оно ее гонит, а ветер назад отгоняет, а слезы живут только в песне — качается Куба на карте: зеленая длинная ящерица с глазами, как влажные камни. Венец из колючих стеблей ей плетет тростниковый сахар, но он не похож на корону, ведь носит его раба; царица в плаще — если издали, с изнанки плаща — служанка, печальнее всех печальных качается Куба на карте: зеленая длинная ящерица с глазами, как влажные камни. Но ты, у берега моря стоящий на крепкой страже морской тюремщик, запомни высоких копий сверканье, валов нарастающий грохот, язык языков пожара и ящерицу, что проснулась, чтоб вытащить когти из карты: зеленая длинная ящерица с глазами, как влажные камни.

Кабачки Перевод О. Савича

Я люблю кабачки и рыбацкие бары, разбросанные по приморским углам, где люди пьют и ведут тары-бары, только чтоб выпить и поговорить по душам. Там Хуан Никто свой бедный напиток смакует, там Хуан Неотесанный днюет-ночует, там сидят Хуан С Большою Ноздрей, Хуан Длинный Нож и сам Хуан Простой, Хуан — простой человек, единственный — просто Хуан, без клички Хуан. Вскипающею волной нарастает там дружба людей, настоящая дружба народа, без пышных речей. Только слышишь: «Привет!», «Как живешь?», «Что с женой?». Там пахнет йодом, морскою травой, рыбой, ромом, солью и прелью, пропотевшей рубашкой, которая сохнет на теле. Будешь искать меня по вечерам в Гаване, в Пирее, в Порт-Саиде, в Бомбее, обойди кабачки и рыбацкие бары, ищи меня по таким углам, где простыв люди пьют и ведут тары-бары, только чтоб выпить и поговорить по душам.

Вал Перевод О. Савича

Чтоб вал неприступный построить, возьмитесь, руки, за дело: и черные руки негров, и белые руки белых. Устремленный к простору и свету от морей и до горных цепей и от горных цепей до морей, да, да, пусть наш вал оградит всю планету! — Стучат! — Эй, кто там? — Сирень и роза. — Открыть ворота! — Стучат! — Эй, кто там? — Вояка с саблей. — Закрыть ворота! — Стучат! — Эй, кто там? — С масличной ветвью голубь. — Открыть ворота! — Стучат! — Эй, кто там? — Шакал и скорпион. — Закрыть ворота! Давайте ж скорее строить! Вы, руки, беритесь за дело: и черные руки негров, и белые руки белых. Устремленный к простору и свету от морей и до горных цепей и от горных цепей до морей, да, да, пусть наш вал оградит всю планету!

Есть у меня Перевод П. Грушко

Когда смотрю на себя и трогаю свое тело, я — вчера еще Хуан Неимущий а сегодня — Хуан Всемогущий (всемогущий, в том-то и дело), когда оглядываю со всех сторон сам себя и трогаю свое тело, я думаю: а это не сон? Что же есть у меня? Поглядим. Есть удовольствие бродить по стране, где все стало моим, вблизи разглядывать то, что мне приходилось разглядывать издалека. Могу сказать «рубка сахарного тростника», могу сказать «горы», могу сказать «город», «армия», и все — это на века — мое, твое, наше. Запомнил? Все наше: сияние молний, звезды и цветка. Что есть у меня? Есть отчаянное удовольствие, какой я ни есть, парень простой, из крестьян, из рабочих, — есть отчаянное удовольствие (среди прочих) войти в банк и без всякой опаски с управляющим вступить в разговор, не на английском и без слова «сеньор», а сказать ему «компаньеро» [170] , как это звучит по-испански. Все это есть у меня, А еще есть то, что я — темнокожий, но в дансинге или в баре никто за плечо меня тронуть не может, никто у входа в отель не скажет «заняты все номера», большие и средние и даже тот маленький, где можно поспать до утра. Что еще? А то, что отныне нет жандармерии полевой, никто не схватит меня, в застенок не канет, никто земли моей не отнимет, не заставит домик покинуть свой. А уж если есть земля у меня, то и море вокруг Кубы — не светская болтовня в каунтри-клубе [171] , где теннис и яхточки для услад, а вольные волны, бесконечные пляжи, синий клокочущий демократ, — в общем, море. Что еще скажешь! Что есть у меня? Есть то, что умею читать, считаю разные числа, научился писать, думать и хохотать научился. Да к тому же есть у меня работа — всегда и везде: зарабатываешь и не думаешь о еде. В общем и целом, заметь: есть у меня то, что я и должен иметь!

170

Компаньеро (исп.) — товарищ.

171

Каунтри-клуб (англ.) — американский клуб на Кубе.