Поэзия социалистических стран Европы
Шрифт:
ВИТРИНЫ
Когда мне думается, что тебе я верен, Когда от женщин отвожу глаза - Знай, милая, Что это и не фальшь, Но и не правда. Это – самообольщенье. Я долго сам не понимал, что значат для меня витрины Не понимал я их очарованья Ведь я у них в долгу за прелесть городских прогулок. Люблю особенно писчебумажные лавчонки. Я там беру зеленые чернила, Не подозревая, Что застигаю женщину с зелеными глазами, А шелковистая бумага Нежна, как женское белье. Мне все предметы эти ни к чему. Хотя бы портсигар из темной кожи, Но он мне страшно нравится. О женщины – курительные трубки, Здоровые и стройные, изогнутые в ласковом поклоне. О женщины, чувствительнейшие приборы, С болтливым язычком часов, С грудями выпуклыми, словно линзы В пенсне, С глазами, воздействующими, как лунный камень, С губами, жаждущими, как горлышки бутылей, С безупречными бедрами реторты, С руками, как трубки сообщающихся сосудов. С объятьями, как электромагниты. Вечер. Их зыбкие тени выступают из мглы, Молящие руки протягивают перчатку, Усмешка колеблется в зеркальных стеклах. Я брожу часами, Несказанно взволнованный, И вижу ночью, как проступают
ТАЛИСМАН
II Будь терпелив и выжидай поры Пока твоим окаменевшим оком Не сотворится грозная слеза Не выплавится из-под тесных век Чудовищный предмет твоих раздумий Который схож не с влагой А с бревном Пробившим брешь в заветном тайнике Твоих мучений очевидных ныне И схож с гигантской связкою ключей От всех дверей и фонарей погасших III Упавшая слеза отобразит в себе Весь мир замысловатый как игрушка Так смятая бумажная салфетка Воспроизводит муку лихорадки В ее углах таится ночь любви А посредине – золотой дукат Сосредоточен на твоем раздумье Покуда ты не думаешь и спишь V Дай вечеру подумать за тебя Пускай раскинет гением луны И выскажет тебе твои же мысли Так станешь ты мудрей премудрой книги Той над которой голову ломал Покуда не взбрело тебе на ум Ей предпочесть всезнание садов И опыт отдыхающего плуга Так станешь ты счастливей игрока Чей выигрыш богатство Исфагани VII Исправленная кривда – это кривда усугубленная Одной слезы не дам для плача о вчерашнем дне Я точно знал что завтра это завтра Пусть горше чем Вчера но не Вчера Подправленное наспех чьей-то кистью IX Все души скоро отуманит осень А в этих строчках лето расцветет И потому радетельные пчелы Пекитесь о читателях моих Даруйте им раскидистое древо Пусть постоят под ним на холодке XV Я издавна храню мой талисман В единственно надежном месте В сердце Я никогда его не потеряю Пока я верен моему бездумью Ведь только в совершенстве тишины Когда смолкает мельничный жернов Вы сможете услышать и понять Что жаворонок говорит с небес Не повышая голоса до крика Что значит пианиссимо струи Что предвещают дождевые капли И вечную молитву двух влюбленных Взывающую верность верность верность. КОГДА СОСТАРИШЬСЯ
Когда состаришься и станешь слышать хуже, Когда одну лишь тень руками будешь прясть, Когда озябнешь ты от неприметной стужи, Когда твой блудный сын утратит пыл и страсть, Когда под гнетом туч твои согнутся плечи, Когда и я прощусь с раскрашенным жезлом, Тогда, как инвалид, вернусь я издалече К тебе, в наш старый дом – и сядем за столом. Тогда, клонясь к земле свинцовой головою, Услышим звон ручья, откуда – не постичь! Тогда – когда-нибудь – расстанусь с немотою, Забуду, может быть, свой стыд, свой стыд, свой бич. И прошепчу слова, какие шепчут внуки,- Я не дал их тебе по собственной вине. Как скроешь ты тоску, куда упрячешь муки, Куда упрячешь стыд, который страшен мне?! Что ж, разве не тебя искал я жадным взглядом, Когда любил других – надеясь, что найду! Я звал тебя с отцом, и ты сидела рядом, Когда метался я в горячечном бреду. Губительны слова, губительней, чем чувства, И звуки их страшны, как эхо в тишине; И я закован в них, как будто в панцирь узкий, А реки вен моих безумствуют во мне. Когда состаришься и станешь слышать хуже. Когда одну лишь тень руками будешь прясть, Когда озябнешь ты от неприметной стужи - В твоей крови моя заледенеет страсть. * * *
Я тоже ведь деревенский, Хоть за плугом и не шагал. Я тоже ведь деревенский. Над зыбкой моей жаворонок распевал. Мои предки так же трудились, Над землей склоняясь родной, И так же на лавках дубовых Хлебали из миски одной. И где-то еще в деревне, Где жить мне уже не судьба, И где-то еще в деревне Стоит и моя изба. Висит суковатая палка - Мой посох в лесу теней. Висит суковатая палка, Что блудных бьет сыновей. Я тоже ведь деревенский, Хоть город меня и сманил. Я тоже ведь деревенский - И ничего не забыл. НОКТЮРН
Как садовник, склоняясь над струями вод, Ты сорви этот плод. И в ладони, которой теплей не сыскать, Дай ему дозревать. И когда над садами, блаженно горя, Тихо встанет заря, Заглядевшись на этот небесный огонь, Разожми ты ладонь, Чтоб стеклянный фонарь, в небо вырвавшись, мог Осветить даль дорог. И увидишь, как он над речной глубиной Встанет полной луной. НАДПИСЬ
Бесхитростно пропетые мной песни Когда-нибудь понравитесь и вы Так вырезанное на коре древесной Растет с годами сердце средь листвы. ДИКИЕ
ГУСИ
Стоит деревня, будто снится: Домишки те же, те же птицы. Скрипят колеса вперебой, Взлетают гуси над тобой. Двенадцать их. Не Музы ль это? Их гогот провожает лето. О гуси, гуси! Ваш полет Увлек мальчишку вдаль, вперед - Мечтой пронизанный одною, Покинул я гумно родное. Лететь! За тридевять морей! Все выше, выше! Все быстрей! Чудесно было в старой школе. Бывало, возвращались с поля Зарей зажженные стада, А ты считал их – и тогда Твои глаза и в самом деле С фламандской страстностью глядели. Жара стояла. Сено сохло. А деревенька вся заглохла, Чернели кухни без огня, Косьба, косьба до склона дня. Над косами и косарями, Сверкая в серебре, как пламя, Бывало, гуси там и тут Лазурью радостной плывут, А ты глядишь и кликам вторишь, Чудес девятилетний сторож. О гуси,- явь иль забытье,- Верните мне село мое! ЗНАМЕНА 9 МАЯ
Небо, небо – цвет свободы, Цвет лазури и победы, Все в пыли, в цветах и в песнях Танки, танки пролетают! Окна улиц повернулись И бегут за ними следом. Прага, Прага, наконец-то Ты свободна, Золотая! Я влюблен в тебя в такую, Мы такой тебя забыли. Пусть еще стреляют немцы Из подъездов и подвалов, Но железом и камнями От разрушенных Бастилий Мы с тобою вместе, Прага, Их накормим, как бывало. Возле танков, где на башнях Едут пыльные мессии, У домов, еще звенящих Ранеными зеркалами, И в глазах, где, пролетая, Отражается Россия, Сбросив путы полонянки, Прага пляшет вместе с нами. КОГДА ТЕБЕ ВЗГРУСТНЕТСЯ
Когда тебе взгрустнется, приди. Когда слеза печали навернется, ты приходи, не жди! От ночи той уже не остается ни рыболовной сети, ни звезды. И новый день очнется. Придешь? Приди! СУДЬБА, О СУДЬБИНА!
Судьба, о судьбина, как всех я покину, мне в целой вселенной не будет замены. Появятся вещи того-то, того-то, слова будут хлеще и тоньше остроты. Но суть не во вкусе, не в блеске работы. Стихи мои – гуси порой перелета. Часть стихотворений погибнет в дороге, а те, что смиренней, спасутся в итоге. БЕЗ НАЗВАНИЯ
Я вам прощаю, люди, слепоту Стяжанья, чванства жалкие потуги. Я вашему тщеславью предпочту, В траве валяясь, думать на досуге. Я лягу под сиреневым кустом, Где пахнет дерном и болиголовом, И, вспомнивши о чем-нибудь простом, Почувствую себя совсем здоровым. НАД СВРАТКОЮ-РЕКОЙ
Над Свраткою-рекой вероника в цветенье и берега в густой траве и тростнике. Купаться счастье тут, бродить тут – наслажденье, Над Свраткою-рекой вероника в цветенье. Темна и холодна как лед вода в реке. Здесь знойным летом тень, как дома на картине, висящей на стене в гостиной меж зеркал. И пахнет тмином здесь, ромашкой и полынью, а знойным летом тень, как дома на картине, как в том саду, куда я в детстве забредал. Есть радостней места и краше, может статься, и реки веселей, чем Свратка, может быть, но здесь пришлось семье обосноваться. Есть редкостней места и краше, может статься, но там, быть может, мать не захотела б жить. Быть может, в мире есть блистательней державы, где реки голубей и зеленей поля,- любимицей моей останется Морава. Быть может, в мире есть блистательней державы, но те мне не сродни, как здешняя земля. Вицент Гложник (Чехословакия).
Иллюстрация к тексту Конституции Чехословацкой Социалистической Республики.
Есть кладбища пышней, нам с ними не сравниться, над Прагой Вышеград роскошнее втройне, но мне милее в Брно гранитные гробницы; есть кладбища пышней, нам с ними не сравниться, но памятники в Брно милей раз во сто мне. Вероника в цвету над Свраткою весною, а летом этот склон под кукурузой сплошь, как сожалели мы, покинув Брно родное. Вероника в цвету над Свраткою весною, нигде подобных мест на свете не найдешь. Есть редкостней места и краше, может статься, чем Свратки берега, не буду отрицать, но родиной ни с кем не стал бы я меняться. Есть редкостней места и краше, может статься, но здесь моя земля, моя родная мать.НАДПИСИ В ЗАЛЕ КРАСНОЙ АРМИИ
I Друг мой, бдителен будь на земле, под которой я стыну! Право требовать это я смертью в бою заслужил. Я ушел на войну. Я убит в день рождения сына. Я убит – чтоб он жил. Я убит – чтоб ты жил. II Человек! Я хочу, чтоб с войною повенчай ты не был! Чтобы кровь моя самой последнею кровью была! Я, объятья раскрыв, как свобода, летел к тебе с неба; Парашют мой сгорел. Но свобода – пришла! III Когда пушки мои говорили с врагами, как судьи, Когда мир содрогался в хрустящих объятьях войны, Догадайся, о чем я мечтал у лафета орудья? О цветах полевых. Об улыбке жены. IV Хочешь знать, почему мы навеки великими стали? Почему нас враги ни согнуть, ни сломать не могли? Нас никто никогда не ковал из железа и стали, Превратила нас в сталь – цель, к которой мы шли! V Побеждая, я умер! Я мост наводил через реку. И по мне, как но мосту, взбежала победы заря. Если пал человек, чтобы жизнь сохранить человеку. Значит, верно он жил. Значит, умер не зря. VI Если горе войны среди ночи придет к тебе на дом, Если меч занесен над отчизны седой головой, Будь с народом своим. Будь не ниже, не выше- будь рядом! Нету званья в бою выше, чем рядовой! VII Не жалей, что я умер. Я умер, себя не жалея, За тебя и за мать, за просторы родимых полей! Хочешь быть как отец? Стой в бою, где всего тяжелее, И себя, если надо, как он, не жалей! VIII Кто там? Брат мой? Сестра? Кто там молча простился со мною? Я не слышу – я мертв. Твоего я не вижу лица, Но я верю тебе, что свой долг перед этой страною Честно выполнишь ты, как солдат, до конца!
Поделиться с друзьями: