Пока ты видишь меня

В это время через турникет вышла толпа людей. Посреди этой суматохи старушка начала собирать холодильник, а Ли Чонун протянул к ней руки, словно собираясь помочь. Было ясно, что она смутилась.

Я покупал здесь кимбап вот уже больше десяти лет, но на этом все. Старушка держалась за жизнь уже благодаря тому, что мы всего лишь обменивались парой слов и я обещал прийти на следующий день, но ничего большего я для нее не делал.

Поскольку я жнец, я мог быть с ней рядом, но не мог тянуть свои руки к ее жизни.

– Эх, не надо. Я сама соберусь. Можете идти.

– Я помогу…

– Говорю же, я сама. Идите! Идите и ешьте.

Когда она махнула рукой, мягко отстраняя Ли Чонуна, у него не было иного выбора, кроме как нерешительно подняться. Он посмотрел на меня, словно спрашивая, все ли в порядке.

– Идем.

– Бабушка, тогда мы пойдем.

– Правильно, идите уже.

Ее обычно сварливый голос немного смягчился. Хотя дружелюбие Ли Чонуна было ей непривычно, похоже, негативных эмоций оно все же не вызывало. Я направился к турникету, чтобы снова войти в метро, а Ли Чонун, напоследок взглянув на старушку, завязывавшую платок, поспешил за мной.

Кажется, только что прибыл поезд, и люди хлынули наружу, поэтому нам пришлось пробиваться сквозь их поток, как лососю, плывущему против течения. Электронное табло, на которое я внимательно смотрел, показывало, что следующий поезд находится в трех станциях от нас. В этот момент Ли Чонун сделал пару широких шагов, встал рядом и спросил:

– Это та самая бабушка?

– Какая?

– Вы же говорили, что покупаете у нее кимбап уже десять лет подряд.

А ведь и правда, я ему рассказывал, что покупал кимбап у человека, решившего покончить жизнь самоубийством. Я молча кивнул, и Ли Чонун повторил это мое движение. На его лице я не видел ни сочувствия, ни жалости. Он просто смотрел на несколько рядов кимбапа в пакете со странным выражением.

– Могу я кое о чем тебя попросить? – На этот раз я нарушил молчание первым.

Похоже, слово «попросить» его удивило, и он посмотрел на меня, широко раскрыв глаза. Он смотрел на меня. Он мог меня видеть, а это все равно что видеть смерть. Я беспокоился, что приходится просить его о чем-то, даже не разобравшись, почему мы ему видны, но ничего не мог с этим поделать. Потому что мне некого было попросить, кроме него.

– Я каждое утро покупал кимбап здесь, но думаю, до Чхусока буду занят и не смогу сюда приходить. Если у тебя найдется время…

– Тогда я буду приходить! – уверенно закричал он еще до того, как я закончил фразу, и я рассмеялся.

– Прости, ты ведь должен заниматься…

– Буду считать это дополнительной тренировкой. Заодно и кимбап поем.

– Хорошо. Вот деньги.

Когда я попытался вручить ему несколько купюр, он с серьезным видом отрицательно покачал головой:

– Не нужно. Я бы пришел сюда за кимбапом и без вашей просьбы. Ведь я должен быть благодарен.

– Благодарен?

– Мне иногда вспоминался кимбап, который я ел тогда.

В этих словах сплеталось множество эмоций. Но прежде, чем я успел их все уловить, по станции громко разнеслось объявление, призывающее соблюдать осторожность при посадке в вагон. Ли Чонун сказал, что поезд уже вот-вот прибудет, и подошел к дверям, а я, не став продолжать диалог, встал рядом с ним.

В тот же день я окончил передачу дел, отправился в Мёнбуджон и там присоединился к отделу возвращения душ.

4

Время Чхусока, когда наступает осеннее полнолуние, подошло к концу. Более-менее закончив работу в отделе возвращения душ, я вышел из Мёнбуджона и теперь устало сидел в одном из переулков. Так как он располагался на пути в потусторонний мир, то выглядел совсем иначе, чем переулки мира живых. Неизвестные кустарники были такими густыми, что закрывали небо, отчего пространство вокруг казалось темным и сырым, но особой затхлости в воздухе я не ощущал. Для жнеца это было уютное, хоть и напряженное рабочее место.

Когда наблюдал за тем, как души выстраиваются в очередь, чтобы пересечь границу в Мёнбуджон, я услышал знакомый голос:

– Чего? Ты тут был?

Чхоль, протирая солнцезащитные очки рубашкой, подошел ко мне. Я точно помню, что краска на его волосах уже начинала выцветать, но сегодня они казались еще более рыжими, чем раньше. Увидев в моем взгляде, направленном на его голову, вопрос, он ухмыльнулся:

– Это тот старик мне обновил.

– Что? Не ты купил краску и сам сделал это, а он?

– А что? Нет ничего такого в том, что я его попросил. Все равно ему уже недолго осталось.

– Будь осторожен. Он все еще живой.

– Разве тебе об этом говорить? Сам же каждый день кимбап лопаешь.

– Это же работа.

– Так и у меня.

Чхоль, закончив протирать солнцезащитные очки, просто взял их в руку и плюхнулся рядом со мной. Я каждый день хожу к старушке, решившей покончить с собой, чтобы помочь, но у Чхоля-то все не так! Я слышал от него, что старик из косметического магазина, с которым он сблизился, уже находился на грани смерти. Чхоль, похоже прочитав мой немой вопрос, горько усмехнулся:

– То, что ему осталось совсем недолго, не значит, что он не хочет умереть.

– Ну, так-то оно так.

– Хён, люди такие странные. Даже зная, что скоро умрут, они не могут дождаться этого дня.

– Что это ты? Что-то случилось?

– Такое дело. Ха… Перед моим приходом сюда старик наглотался таблеток… М-да, пришлось названивать в больницу, такой переполох поднялся. Даже не помню, в каком состоянии я тут работал. Ну и как мне теперь смотреть в глаза этому старику?

Чхоль глубоко вздохнул, словно тем самым выражая досаду или кипящие в душе гнев и печаль. Похоже, степень предательства, которую он ощущал, была не меньше, чем его привязанность к старику. «Предательство» – с этим словом мне вдруг пришло ощущение дежавю. Для жнеца предательство – одно из тех чувств, которые труднее всего испытать. Потому что нечему нас предавать. Хотя иногда мы привязываемся к людям, как Чхоль, но большинство жнецов не испытывает особых чувств к существам из этого мира.

То же самое было и со мной. Тем не менее я знал, что такое предательство.

Давным-давно, еще до того, как я стал жнецом, всю мою жизнь окутывало именно оно. Чувства, которые испытывает Чхоль, ничто по сравнению с испытанным мной предательством.

Я похлопал его по плечу:

– Не волнуйся так сильно. Это не первый раз, когда люди выкидывают нечто подобное.

– И все-таки! Ты хоть представляешь, как я расстроен?! Я сказал, что уеду на некоторое время далеко, чтобы работать, а он предложил мне обновить цвет волос. И я согласился! Но сразу после этого он наглотался таблеток, вот мне и пришлось возвращаться!

Я вспомнил, как пристально Хан смотрел на опоздавшего на собрание в Мёнбуджоне Чхоля. Выражение его лица было не очень хорошим, поэтому тогда я не стал расспрашивать его о причинах, а после голова шла кругом из-за работы в отделе возвращения душ. Похоже, его эмоции все не утихали, и он сидел, глядя в телескопы солнечных очков с каменным выражением.

Я недолго понаблюдал за ним, а затем заговорил:

– Это смутная надежда.

– Что?

– Надежда, но неясная, смутная. Люди живут надеждой, что в будущем все станет лучше. Чем человек моложе, тем сильнее это проявляется, но это не значит, что надежды у всех одинаковые или что они исчезают с одинаковой скоростью. Со временем, когда надежда целиком иссякает, человек ломается, хотя время умирать еще не пришло.