Поле Куликово

– Ему откуп нужон, а не наши головы.

– Ты, однако, пошли назад кого-нибудь из выборных. Пусть там затворят ворота и до нашего возвращения не открывают.

Боярин насупился, но всё же приотстал, передал распоряжение князя Адаму и тот повернул назад. Но не сделал суконник и трёх шагов - перед ним скрестились копья нукеров.

– Иди туда, - приказал по-русски угрюмый наян, указывая рукой в сторону белой вежи.

– Да я же ворочусь, мне бы только распорядиться о почётной встрече для вашего хана.

Наян указал на белую юрту. Копья упёрлись Адаму в грудь, пришлось повиноваться.

Навстречу посольству выехал тысячник Карача. Щеря белые зубы, заговорил с князем.

– Хвалит тебя за послушание, - перевёл понимавший по-татарски Морозов.
– Говорит, будь и дальше покорным - хан не оставит тебя своей милостью.

– Што остаётся пленнику, кроме покорства?
– обронил Остей.
– Скажи ему: я благодарю за почётную встречу.

Карача ехал рядом с князем до ставки хана. Здесь поджидал Шихомат, окружённый мурзами и десятком нукеров личной стражи хана. Он протянул руку:

– Отдай мне твой меч.

Остей скинул наплечный ремень и протянул мурзе свой прямой меч в окованных серебром ножнах. Другого оружия у него не было.

– Входи, повелитель ждёт.

Остей обернулся к своим, Симеон, Яков и Акинф благословили его, он улыбнулся свите и вошёл под откинутый стражником полог шатра хана. В проходе было темно, отстраняя второй полог, Остей споткнулся о деревянный порожек, вступил в сумрачную юрту и услышал позади шипение. Когда обернулся, его поразила ярость на изменившемся лице ханского шурина.

– Ты вошёл сюда с недобрым умыслом!
– произнёс Шихомат.
– Порог выдал твои коварные мысли.

Остей, не понимая, что же произошло, осмотрелся. За остывшим кострищем никого не было, только на жёлтой атласной подушке поблёскивала серебряная шпора.

– На колени!
– рявкнул Шихомат, раздувая шею.
– Кайся, собака!

С боков, из-за лёгких занавесей, выступило двое нукеров с обнажёнными мечами, но князь сказал, глядя в бешеные глаза мурзы:

– Мы становимся на колени только перед Богом, а я не вижу здесь даже человека.

– Ты видишь шпору великого хана Золотой Орды. Тебе, блудный раб, оказана великая честь - падай лицом на землю, ползи и целуй шпору повелителя, клянись в послушании его воле. Иначе твоя голова не стоит пыли на копытах коня.

Остей понял, чего хотят враги. Они знают о рыцарской гордости, они нарочно метят в эту гордость: сломать его волю, втоптать в грязь честь воина. Жить его оставят лишь червём, извивающимся под ногой хана, предателем, способным на самое чёрное дело, которого от него потребуют.

– Ты ошибся, мурза, - сказал Остей.
– Перед тобой - не раб, но князь, воевода Москвы, поставленный великим князем Донским. Если ты хочешь это проверить, верни мой меч.

Шихомат взвизгнул, нукеры подскочили и вцепились в князя, пытаясь бросить его ниц, но Остей с детских лет готовил себя к боевым схваткам: его руки отбросили врагов. Не успел молодой князь ни отскочить, ни заслониться - кинжал Шихомата ударил в грудь и пронзил сердце. Остей рухнул лицом вперёд. Кровь ручьём хлынула на войлок, окрасила свернувшийся плащ князя. Шихомат, сопя, наклонился и вытер кинжал об одежду убитого. Каменными болванами стояли рядом телохранители хана. Полог у дальней стенки шевельнулся, неслышно ступая, вышел Тохтамыш. Мурза склонился, телохранители отступили за свои занавески. Хан приблизился к поверженному князю и наступил ногой на рассыпанные светлые волосы:

– Аллах карает гордецов. Не захотел целовать шпору - целуйся с могильными червями. Пора, Шихомат.

– Кирдяпа просил за боярина Морозова. Он - здесь.

Тохтамыш не ответил. Шихомат, сгибаясь в поклоне, попятился к выходу.

– В жертву тебе, Акхозя, я зарезал лучшего их быка, - сказал хан.
– Подожди, я зарежу всё стадо.

Снаружи услышали визг Шихомата, и русские встревожились, ордынцы насторожились. Морозов спросил Карачу, где - нижегородские княжичи. Тот усмехнулся:

– Не знаю. Кажется, их ещё не зарезали.

Отирая испарину со лба, Морозов оглянулся на бледных бояр, на святых отцов, стоящих с сурово-отрешёнными лицами, на тесно сдвинувшихся слободских старшин. Дружинники князя взялись за рукоятки мечей. Откинулся полог юрты хана, вышел Шихомат, остановился перед боярином. Конные ряды нукеров шевельнулись.

– Ху-ур-рр!..
– взвыл ханский шурин, выдёргивая меч из ножен. Морозов поднял руку и упал с рассечённой шеей. Удары копий и сабель со всех сторон обрушились на посольство. Адам с криком перехватил руками два копья, но третье вошло ему под ложечку.

– Предатели! Душегубы!
– выхрипел он с кровью и сделал несколько шагов к врагам, протаскивая копьё через своё тело. Шестеро дружинников, побросав дары, образовали кольцо, отражая удары, но десятки копий полетели в них отовсюду, и воины, лишённые щитов, падали один за другим, обливая кровью землю посада. Никто из убиваемых не расслышал рёва врагов у стены крепости.

Клич Шихомата был сигналом к штурму. Сотни нукеров "почётной стражи", поворотив коней, образовали живой броненосный таран в шесть рядов и ринулись к отворённым воротам, топча и сбрасывая в ров с помоста вышедших из крепости людей. Боярский сын Тимофей кинулся к воротникам:

– Затворяй!

Те уже вращали ворот, старший, схватив секиру, начал рубить ремни, они лопались один за другим, послышалось движение затвора и вдруг прервалось тупым стуком и писком заклиненного металла. Тимофей выскочил из башни под свод ворот, и в этот момент наверху грохнула пушка, опрокидывая железным смерчем всадников в середине головной сотни, но задние скакали через упавших, и уже в воротах захрапели лохматые кони, засверкала сталь, вой степняков заглушил крики поражаемых насмерть людей, убегавших в крепость. Мимо Тимофея с алебардой в руках пробежал Гришка Бычара, выкрикивая:

– Стой, Червец! Стой, гад ползучий, всё одно раздавлю!

Железная глыба затвора, едва выйдя из ниши, заклинилась в сбитых пазах, всадники, нагибая головы, уже проскакивали под неё. Позади Тимофея лязгнула, затворившись, железная дверь башни, и он остался один перед ворвавшейся в крепость оравой конных врагов. Бежать - убьют в спину. Прянул к стене, упираясь в неё, стал рубить и колоть мечом проносящиеся мимо бока коней и халаты...

Отборные сотни хана, подпираемые тысячами, через занятые ворота всасывались в детинец. На выходе змеиная голова множилась, набрасываясь на всё живое, и люди от ворот бежали, куда глаза глядят, увлекая находившихся здесь ополченцев. Сотни врага, разделяясь, ринулись вдоль стены в обе стороны, врубились в расстроенные, не готовые к нападению с тыла отряды ополченцев резерва, уничтожая и разгоняя их, поражая стрелами тех, кто по приставным лестницам пытался уйти на стену. Стоящие наверху ничем не могли помочь избиваемым - Орда бросилась на приступ и снаружи крепости. Стрелы теперь хлестали с обеих сторон.