Полное собраніе сочиненій въ двухъ томахъ.

Это направленіе изящныхъ искусствъ шло не мимо жизни всего Западнаго міра. Изнутри всей совокупности человческихъ отношеній рождается свободное искусство и, явившись на свтъ, снова входитъ въ самую глубину человческаго духа, укрпляя его или разслабляя, собирая его силы или расточая ихъ. Отъ того, я думаю, ложное направленіе изящныхъ искусствъ еще глубже исказило характеръ просвщенія Европейскаго, чмъ само направленіе философіи, которая тогда только бываетъ пружиною развитія, когда сама результатъ его. Но добровольное, постоянное и, такъ сказать, одушевленное стремленіе къ умышленному раздвоенію внутренняго самознанія разщепляетъ самый корень душевныхъ силъ. Отъ того разумъ обращается въ умную хитрость, сердечное чувство — въ слпую страсть, красота — въ мечту, истина — въ мнніе; наука — въ силлогизмъ; существенность — въ предлогъ къ воображенію; добродтель — въ самодовольство, а театральность является неотвязною спутницею жизни, вншнею прикрышкою лжи, какъ мечтательность служитъ ей внутреннею маскою.

Но назвавъ „самодовольство”, я коснулся еще одного, довольно общаго отличія Западнаго человка отъ Русскаго. Западный, говоря вообще, почти всегда доволенъ своимъ нравственнымъ состояніемъ; почти каждый изъ Европейцевъ всегда готовъ, съ гордостію ударяя себя по сердцу, говорить себ и другимъ, что совсть его вполн спокойна, что онъ совершенно чистъ передъ Богомъ и людьми, что онъ одного только проситъ у Бога, чтобы другіе люди вс были на него похожи. Если же случится, что самыя наружныя дйствія его придутъ въ противорчіе съ общепринятыми понятіями о нравственности: онъ выдумываетъ себ особую, оригинальную систему нравственности, вслдствіе которой его совсть опять успокоивается. Русскій человкъ, напротивъ того, всегда живо чувствуетъ свои недостатки, и чмъ выше восходитъ по лстниц нравственнаго развитія, тмъ боле требуетъ отъ себя, и потому тмъ мене бываетъ доволенъ собою. При уклоненіяхъ отъ истиннаго пути, онъ не ищетъ обмануть себя какимъ-нибудь хитрымъ разсужденіемъ, придавая наружный видъ правильности своему внутреннему заблужденію; но, даже въ самыя страстныя минуты увлеченія, всегда готовъ сознать его нравственную незаконность.

Но остановимся здсь и соберемъ вмст все сказанное нами о различіи просвщенія Западно-Европейскаго и древне-Русскаго; ибо, кажется, достаточно уже замченныхъ нами особенностей для того, чтобы, сведя ихъ въ одинъ итогъ, вывести ясное опредленіе характера той и другой образованности.

Христіанство проникало въ умы Западныхъ народовъ черезъ ученіе одной Римской Церкви, — въ Россіи оно зажигалось на свтильникахъ всей Церкви Православной; богословіе на Запад приняло характеръ разсудочной отвлеченности, — въ Православномъ мір оно сохранило внутреннюю цльность духа; тамъ раздвоеніе силъ разума, — здсь стремленіе къ ихъ живой совокупности; тамъ движеніе ума къ истин посредствомъ логическаго сцпленія понятій, — здсь стремленіе къ ней посредствомъ внутренняго возвышенія самосознанія къ сердечной цльности и средоточію разума; тамъ исканіе наружнаго, мертваго единства, — здсь стремленіе къ внутреннему, живому; тамъ Церковь смшалась съ государствомъ, соединивъ духовную власть со свтскою и сливая церковное и мірское значеніе въ одно устройство, смшаннаго характера, — въ Россіи она оставалась не смшанною съ мірскими цлями и устройствомъ; тамъ схоластическіе и юридическіе университеты, — въ древней Россіи молитвенные монастыри, сосредоточивавшіе въ себ высшее знаніе; тамъ разсудочное и школьное изученіе высшихъ истинъ, — здсь стремленіе къ ихъ живому и цльному познаванію; тамъ взаимное проростаніе образованности языческой и Христіанской, — здсь постоянное стремленіе къ очищенію истины; тамъ государственность изъ насилій завоеванія, — здсь изъ естественнаго развитія народнаго быта, проникнутаго единствомъ основнаго убжденія; тамъ враждебная разграниченность сословій, — въ древней Россіи ихъ единодушная совокупность, при естественной разновидности; тамъ искусственная связь рыцарскихъ замковъ съ ихъ принадлежностями составляетъ отдльныя государства, — здсь совокупное согласіе всей земли духовно выражаетъ нераздлимое единство; тамъ поземельная собственность — первое основаніе гражданскихъ отношеній, — здсь собственность только случайное выраженіе отношеній личныхъ; тамъ законность формально логическая, — здсь — выходящая изъ быта; тамъ наклонность права къ справедливости вншней, —здсь предпочтеніе внутренней; тамъ юриспруденція стремится къ логическому кодексу, — здсь, вмсто наружной связности формы съ формою, ищетъ она внутренней связи правомрнаго убжденія съ убжденіями вры и быта; тамъ законы исходятъ искусственно изъ господствующаго мннія, — здсь они рождались естественно изъ быта; тамъ улучшенія всегда совершались насильственными перемнами, — здсь стройнымъ естественнымъ возрастаніемъ; тамъ волненіе духа партій, здсь незыблемость основнаго убжденія; тамъ прихоть моды, — здсь твердость быта; тамъ шаткость личной самозаконности, — здсь крпость семейныхъ и общественныхъ связей; тамъ щеголеватость роскоши и искусственность жизни, — здсь простота жизненныхъ потребностей и бодрость нравственнаго мужества; тамъ изнженность мечтательности, — здсь здоровая цльность разумныхъ силъ; тамъ внутренняя тревожность духа, при разсудочной увренности въ своемъ нравственномъ совершенств, — у Русскаго — глубокая тишина и спокойствіе внутренняго самосознанія, при постоянной недоврчивости къ себ и при неограниченной требовательности нравственнаго усовершенія; однимъ словомъ, тамъ раздвоеніе духа, раздвоеніе мыслей, раздвоеніе наукъ, раздвоеніе государства, раздвоеніе сословій, раздвоеніе общества, раздвоеніе семейныхъ правъ и обязанностей, раздвоеніе нравственнаго и сердечнаго состоянія, раздвоеніе всей совокупности и всхъ отдльныхъ видовъ бытія человческаго, общественнаго и частнаго; — въ Россіи, напротивъ того, преимущественное стремленіе къ цльности бытія внутренняго и вншняго, общественнаго и частнаго, умозрительнаго и житейскаго, искусственнаго и нравственнаго. Потому, если справедливо сказанное нами прежде, то раздвоеніе и цльность, разсудочность и разумность, будутъ послднимъ выраженіемъ Западно-Европейской и древне-Русской образованности.

Но здсь естественно приходитъ вопросъ: отъ чего же образованность Русская не развилась полне образованности Европейской, прежде введенія въ Россію просвщенія Западнаго? Отъ чего не опередила Россія Европу? Отъ чего не стала она во глав умственнаго движенія всего человчества, имя столько залоговъ для правильнаго и всеобъемлющаго развитія духа?

Въ объясненіе этого сказать: что если развитіе Русскаго ума отдалилось на нсколько вковъ отъ того времени, когда оно, по вроятности, должно было совершиться, то это произошло по высшей вол Провиднія, — значило бы сказать мысль справедливую, но не отвтную. Святое Провидніе не безъ нравственной причины человка продолжаетъ или сокращаетъ назначенный ему путь. Отъ Египта до Обтованной земли, Израильскій народъ могъ совершить въ 40 дней то путешествіе черезъ пустыни Аравійскія, которое онъ совершалъ 40 лтъ только потому, что душа его удалялась отъ чистаго стремленія къ Богу, его ведущему.

Но мы говорили уже, что каждый патріархатъ во Вселенской Церкви, каждый народъ, каждый человкъ, принося на служеніе ей свою личную особенность, въ самомъ развитіи этой особенности встрчаетъ опасность для своего внутренняго равновсія и для своего согласнаго пребыванія въ общемъ дух Православія.

Въ чемъ же заключалась особенность Россіи, сравнительно съ другими народами міра Православнаго, и гд таилась для нея опасность? — И не развилась ли эта особенность въ нкоторое излишество, могущее уклонить ея умственное направленіе отъ прямаго пути къ назначенной ему цли?

Здсь, конечно, могутъ быть только гадательныя предположенія. Что касается до моего личнаго мннія, то я думаю, что особенность Россіи заключалась въ самой полнот и чистот того выраженія, которое Христіанское ученіе получило въ ней, — во всемъ объем ея общественнаго и частнаго быта. Въ этомъ состояла главная сила ея образованности; но въ этомъ же таилась и главная опасность для ея развитія. Чистота выраженія такъ сливалась съ выражаемымъ духомъ, что человку легко было смшать ихъ значительность, и наружную форму уважать наравн съ ея внутреннимъ смысломъ. Отъ этого смшенія, конечно, ограждалъ его самый характеръ Православнаго ученія, преимущественно заботящагося о цльности духа. Однако же разумъ ученія, принимаемаго человкомъ, не совершенно уничтожаетъ въ немъ обще-человческую слабость. Въ человк и въ народ, нравственная свобода воли не уничтожается никакимъ воспитаніемъ и никакими постановленіями. Въ XVI вк, дйствительно, видимъ мы, что уваженіе къ форм уже во многомъ преобладаетъ надъ уваженіемъ духа. Можетъ быть, начало этого неравновсія должно искать еще и прежде; но въ XVI вк оно уже становится видимымъ. Нкоторыя поврежденія, вкравшіяся въ богослужебныя книги, и нкоторыя особенности въ наружныхъ обрядахъ Церкви упорно удерживались въ народ, не смотря на то, что безпрестанныя сношенія съ Востокомъ должны бы были вразумить его о несходствахъ съ другими Церквами. Въ то же время видимъ мы, что частныя юридическія постановленія Византіи не только изучались, но и уважались наравн почти съ постановленіями обще-Церковными, и уже выражается требованіе: примнять ихъ къ Россіи, какъ бы они имли всеобщую обязательность. Въ то же время въ монастыряхъ, сохранявшихъ свое наружное благолпіе, замчался нкоторый упадокъ въ строгости жизни. Въ то же время, правильное въ начал, образованіе взаимныхъ отношеній бояръ и помщиковъ начинаетъ принимать характеръ уродливой формальности запутаннаго мстничества. Въ то же время близость Уніи, страхомъ чуждыхъ нововведеній, еще боле усиливаетъ общее стремленіе къ боязливому сохраненію всей, даже наружной и буквальной цлости въ коренной Русской Православной образованности.

Такимъ образомъ уваженіе къ преданію, которымъ стояла Россія, нечувствительно для нея самой, перешло въ уваженіе боле наружныхъ формъ его, чмъ его оживляющаго духа. Оттуда произошла та односторонность въ Русской образованности, которой рзкимъ послдствіемъ былъ Іоаннъ Грозный, и которая, черезъ вкъ посл, была причиною расколовъ и, потомъ, своею ограниченностью должна была въ нкоторой части мыслящихъ людей произвести противоположную себ, другую односторонность: стремленіе къ формамъ чужимъ и къ чужому духу.

Но корень образованности Россіи живетъ еще въ ея народ и, что всего важне, онъ живетъ въ его Святой, Православной Церкви. Потому на этомъ только основаніи, и ни на какомъ другомъ, должно быть воздвигнуто прочное зданіе просвщенія Россіи, созидаемое донын изъ смшанныхъ и большею частію чуждыхъ матеріаловъ, и потому имющее нужду быть перестроеннымъ изъ чистыхъ собственныхъ матеріаловъ. Построеніе же этого зданія можетъ совершиться тогда, когда тотъ классъ народа нашего, который не исключительно занятъ добываніемъ матеріальныхъ средствъ жизни, и которому, слдовательно, въ общественномъ состав преимущественно предоставлено значеніе: выработывать мысленно общественное самосознаніе, — когда этотъ классъ, говорю я, до сихъ поръ проникнутый Западными понятіями, наконецъ полне убдится въ односторонности Европейскаго просвщенія; когда онъ живе почувствуетъ потребность новыхъ умственныхъ началъ; когда, съ разумною жаждою полной правды, онъ обратится къ чистымъ источникамъ древней Православной вры своего народа, и чуткимъ сердцемъ будетъ прислушиваться къ яснымъ еще отголоскамъ этой Святой вры отечества въ прежней, родимой жизни Россіи. Тогда, вырвавшись изъ подъ гнета разсудочныхъ системъ Европейскаго любомудрія, Русскій образованный человкъ, въ глубин особеннаго, недоступнаго для Западныхъ понятій, живаго, цльнаго умозрнія Святыхъ Отцевъ Церкви, найдетъ самые полные отвты именно на т вопросы ума и сердца, которые всего боле тревожатъ душу, обманутую послдними результатами Западнаго самосознанія. А въ прежней жизни отечества своего онъ найдетъ возможность понять развитіе другой образованности.

Тогда возможна будетъ въ Россіи наука, основанная на самобытныхъ началахъ, отличныхъ отъ тхъ, какія намъ предлагаетъ просвщеніе Европейское. Тогда возможно будетъ въ Россіи искусство, на самородномъ корн расцвтающее [37] . Тогда жизнь общественная въ Россіи утвердится въ направленіи, отличномъ отъ того, какое можетъ ей сообщить образованность Западная.

Однакоже, говоря: „направленіе”, я неизлишнимъ почитаю прибавить, что этимъ словомъ я рзко ограничиваю весь смыслъ моего желанія. Ибо, если когда нибудь случилось бы мн увидть во сн, что какая либо изъ вншнихъ особенностей нашей прежней жизни, давно погибшая, вдругъ воскресла посреди насъ и въ прежнемъ вид своемъ вмшалась въ настоящую жизнь нашу; то это видніе не обрадовало бы меня. Напротивъ, оно испугало бы меня. Ибо такое перемщеніе прошлаго въ новое, отжившаго въ живущее, было бы то же, что перестановка колеса изъ одной машины въ другую, другаго устройства и размра: въ такомъ случа или колесо должно сломаться, или машина. Одного только желаю я, чтобы т начала жизни, которыя хранятся въ ученіи Святой Православной Церкви, вполн проникнули убжденія всхъ степеней и сословій нашихъ; чтобы эти высшія начала, господствуя надъ просвщеніемъ Европейскимъ и не вытсняя его, но напротивъ, обнимая его своею полнотою, дали ему высшій смыслъ и послднее развитіе, и чтобы та цльность бытія, которую мы замчаемъ въ древней, была навсегда удломъ настоящей и будущей нашей Православной Россіи...

37

О современномъ состояніи искусства и о характер его будущаго развитія было еще въ 1845 году высказано нсколько глубокихъ мыслей А. С. Хомяковымъ, въ его стать: Письмо въ Петербургъ, напечатанной во 2-мъ № Москвитянина того года; но тогда воззрніе это было, кажется, еще преждевременно для нашей публики; ибо литература наша не отозвалась на эти живыя мысли тмъ отвтомъ, какой бы должно было ожидать отъ нея при боле сознательномъ расположеніи умовъ.

О необходимости и возможности новыхъ началъ для философіи. (1856).

Недавно еще стремленіе къ философіи было господствующимъ въ Европ. Даже политическіе вопросы занимали второе мсто, подчиняясь ршенію философскихъ системъ и отъ нихъ заимствуя свой окончательный смыслъ и свою внутреннюю значительность. Но въ послднее время интересъ къ философіи видимо ослаблъ, а съ 48-го года отношенія между ею и политикой совершенно перемнились: все вниманіе людей мыслящихъ поглощается теперь вопросами политическими; сочиненій философскихъ почти не выходитъ; философскія системы занимаютъ немногихъ, — и по справедливости. Для отвлеченнаго, систематическаго мышленія нтъ мста въ тснот громадныхъ общественныхъ событій, проникнутыхъ всемірною значительностію и смняющихся одно другимъ съ быстротою театральныхъ декорацій.

Къ тому же самое философское развитіе въ Европ достигло той степени зрлости, когда появленіе новой системы уже не можетъ такъ сильно и такъ видимо волновать умы, какъ прежде оно волновало ихъ, поражая противоположностію новыхъ выводовъ съ прежними понятіями. То направленіе къ раціональному самомышленію, которое началось на Запад около временъ реформаціи, и котораго первыми представителями въ философіи были Баконъ и Декартъ, постоянно возрастая и распространяясь въ продолженіе трехъ съ половиною столтій, то раздробляясь на множество отдльныхъ системъ, то совокупляясь въ ихъ крупные ит`oги, и переходя такимъ образомъ вс ступени своего возможнаго восхожденія, достигло, наконецъ, послдняго всевмщающаго вывода, дале котораго умъ Европейскаго человка уже не можетъ стремиться, не измнивъ совершенно своего основнаго направленія. Ибо, когда человкъ отвергаетъ всякій авторитетъ, кром своего отвлеченнаго мышленія, то можетъ ли онъ идти дале того воззрнія, гд все бытіе міра является ему прозрачной діалектикой его собственнаго разума, а его разумъ самосознаніемъ всемірнаго бытія? Очевидно, что здсь конечная цль, которую только можетъ предположить себ отвлеченный разумъ, отдленный отъ другихъ познавательныхъ силъ, — цль, къ которой онъ шелъ въ продолженіе вковъ, до которой онъ достигъ въ наше время, и выше которой ему искать уже н`eчего. Лишившись возможности идти впередъ, философія можетъ только распространяться въ ширину, развиваться въ подробностяхъ и подводить вс отдльныя знанія подъ одинъ общій смыслъ. По этой причин видимъ мы, что современные мыслители Запада, какъ бы ни были различны мннія каждаго, почти вс стоятъ на одинакой высот основныхъ началъ. Послдователи Гегеля говорятъ языкомъ боле школьнымъ, не читавшіе его говорятъ языкомъ боле человческимъ; но почти вс, даже и не слыхавшіе его имени, выражаютъ то главное убжденіе, которое служитъ основаніемъ и является послднимъ выводомъ его системы. Это убжденіе, такъ сказать, въ воздух современной образованности. Потому, если мы видимъ, что мало выходитъ философскихъ книгъ, мало спорятъ о философскихъ вопросахъ; если мы замчаемъ, что интересъ къ философскимъ системамъ ослаблъ; то изъ этого не слдуетъ еще заключать, чтобы ослаблъ интересъ къ самому мышленію философскому. Напротивъ, оно боле, чмъ когда нибудь, проникло во вс другія области разума. Каждое явленіе въ общественной жизни и каждое открытіе въ наукахъ ложится въ ум человка дале предловъ своей видимой сферы и, связываясь съ вопросами общечеловческими, принимаетъ раціонально-философское значеніе. Самая всемірность событій общественныхъ помогаетъ такому направленію ума. Интересъ простылъ къ школьному построенію системъ; но тмъ съ большимъ усиліемъ стремится каждый образованный человкъ протянуть руководительную нить своей отвлеченной мысли сквозь вс лабиринты общественной жизни, сквозь вс чудеса новыхъ открытій въ наукахъ и всю безконечность ихъ возможныхъ послдствій. Возникновеніе новыхъ системъ философскихъ кончилось, но господство раціональной философіи продолжается.