Полное собраніе сочиненій въ двухъ томахъ.

Это раціональное мышленіе, которое въ новйшей философіи Германіи получило свое окончательное сознаніе и выраженіе, связываетъ вс явленія современнаго Европейскаго просвщенія въ одинъ общій смыслъ и даетъ имъ одинъ общій характеръ. Каждое движеніе жизни проникнуто тмъ же духомъ, каждое явленіе ума наводитъ на т же философскія убжденія. Несогласія этихъ раціонально-философскихъ убжденій съ ученіями вры внушили нкоторымъ Западнымъ Христіанамъ желаніе противопоставить имъ другія философскія воззрнія, основанныя на вр. Но самыя блестящія усилія Западно-Христіанскихъ мыслителей послужили только къ тому, чтобъ еще боле доказать прочное господство раціонализма. Ибо противники философіи, стараясь опровергнуть ея выводы, не могутъ, однакоже, оторваться отъ того основанія, изъ котораго произошла философія ходомъ естественнаго развитія, и изъ котораго только насиліемъ могутъ быть вынуждены другія послдствія. По этой причин многіе благочестивые люди на Запад, пораженные этимъ неудержимымъ стремленіемъ мысли къ неврію, желая спасти вру, совсмъ отвергаютъ всякую философію, какъ нчто несовмстное съ религіей, и осуждаютъ разумъ вообще, какъ нчто противное вр. Но эти благочестивые люди на Запад не замчаютъ, что такимъ гоненіемъ разума они еще боле самихъ философовъ вредятъ убжденіямъ религіознымъ. Ибо чт`o это была бы за религія, которая не могла бы вынести свта науки и сознанія? Чт`o за вра, которая несовмстна съ разумомъ?

Между тмъ кажется, что врующему человку на Запад почти не остается другаго средства спасти вру, какъ сохранять ея слпоту и сберегать боязливо отъ соприкосновенія съ разумомъ. Это несчастное, но необходимое послдствіе внутренняго раздвоенія самой вры. Ибо гд ученіе вры хотя сколько-нибудь уклонилось отъ своей основной чистоты, тамъ это уклоненіе, развиваясь мало по малу, не можетъ не явиться противорчіемъ вр. Недостатокъ цльности и внутренняго единства въ вр принуждаетъ искать единства въ отвлеченномъ мышленіи. Человческій разумъ, получивъ одинакія права съ Божественнымъ Откровеніемъ, сначала служитъ основаніемъ религіи, а потомъ замняетъ ее собою.

Но говоря о раздвоеніи вры и объ отвлеченно-раціональномъ основаніи религіи, я разумю не одни протестантскія исповданія, гд авторитетъ преданія замняется авторитетомъ личнаго разумнія. Въ Латинств не мене протестантства видимъ мы отвлеченный разумъ въ самой основ вроученія, не смотря на то, что въ борьб съ протестантствомъ Латинство отвергаетъ раціонализмъ, опираясь на одно преданіе. Ибо только въ противорчіи протестантизму поставляетъ Латинство церковное преданіе выше человческаго разума; но, въ отношеніи къ Церкви Вселенской, Римъ въ длахъ вры даетъ преимущество отвлеченному силлогизму передъ святымъ преданіемъ, хранящимъ общее сознаніе всего Христіанскаго міра въ живой и неразрывной цльности. Это предпочтеніе силлогизма преданію было даже единственнымъ условіемъ отдльнаго и самостоятельнаго возникновенія Рима. Ибо какъ могла бы Римская Церковь оторваться иначе отъ Церкви Вселенской? Она отпала отъ нея только потому, что хотла ввести въ вру новые догматы, неизвстные церковному преданію и порожденные случайнымъ выводомъ логики Западныхъ народовъ. Отсюда произошло то первое раздвоеніе въ самомъ основномъ начал Западнаго вроученія, изъ котораго развилась сперва схоластическая философія внутри вры, потомъ реформація въ вр и наконецъ философія вн вры. Первые раціоналисты были схоластики; ихъ потомство называется Гегельянцами.

Но направленіе Западныхъ философій было различно, смотря по тмъ исповданіямъ, изъ которыхъ он возникали; ибо каждое особое исповданіе непремнно предполагаетъ особое отношеніе разума къ вр. Особое отношеніе разума къ вр опредляетъ особый характеръ того мышленія, которое изъ него рождается.

Римская Церковь оторвалась отъ Церкви Вселенской вслдствіе вывода разума формально-логическаго, искавшаго наружной связи понятій и изъ нея выводившаго свои заключенія о сущности. Такой только наружный разумъ и могъ отторгнуть Римъ отъ Церкви, поставивъ свой силлогизмъ выше живаго сознанія всего Христіанства. Лишившись опоры Вселенскаго преданія и общаго и единомысленнаго сочувствія всей Церкви, Церковь Римская должна была искать утвержденія на какой-нибудь богословской систем. Но какъ разумъ человческій, особенно разсудочный, можетъ различно постигать Божественное, согласно различію личныхъ понятій каждаго, и какъ противорчія въ богословскихъ разсужденіяхъ не могли уже разршаться внутреннимъ согласіемъ всей Церкви, видимой и невидимой, Церкви всхъ вковъ и народовъ, — то единомысліе Западныхъ Христіанъ должно было ограждаться вншнимъ авторитетомъ іерархіи. Такимъ образомъ вншній авторитетъ, независимо отъ внутренняго, сдлался послднимъ основаніемъ вры. Потому, отношенія вры и разума приняли тотъ характеръ, что разумъ долженъ былъ слпо покоряться вроученію, утверждаемому вншнею властію видимой Церкви; слпо — потому что нельзя было искать никакой внутренней причины для того или другаго богословскаго мннія, когда истинность или ложность мннія ршалась случайнымъ разумніемъ іерархіи. Отсюда схоластика со всми ея разсудочными утонченностями, безпрестанно соглашавшая требованія разума съ утвержденіями іерархіи и, соглашая ихъ, безпрестанно удалявшаяся отъ нихъ въ безчисленное множество еретическихъ системъ и толкованій.

Между тмъ, предоставивъ разуму іерархіи, независимо отъ преданія и отъ всей полноты Церкви, высшій судъ надъ Божественными истинами, Римская Церковь должна была вмст признать свою іерархію источникомъ всякой истины и подчинить приговору того же іерархическаго мннія весь объемъ человческаго мышленія, все развитіе ума въ наукахъ и жизни общественной. Ибо все боле или мене касается вопросовъ Божественной истины, и если однажды разумъ іерархіи переступилъ границы Божественнаго Откровенія, то не было причины ему остановиться въ своемъ движеніи. Примръ Галилея не исключеніе: онъ выражаетъ постоянный законъ общаго отношенія Западной Церкви къ человческому мышленію. Потому, для спасенія разума отъ совершеннаго ослпленія или отъ совершеннаго безврія, реформація была необходима и должна была возникнуть изъ того же самаго начала, изъ котораго Римская Церковь выводила свое право на отдльную самобытность и всевмшательство. Вся разница заключалась въ томъ, что право суда надъ Божественнымъ Откровеніемъ, сохранявшимся въ преданіи, перенесено было изъ разума временной іерархіи въ разумъ всего современнаго Христіанства. Вмсто одного вншняго авторитета, равно обязательнаго для всхъ, основаніемъ вры сдлалось личное убжденіе каждаго.

Это была другая крайность того же уклоненія отъ истины. Границы между естественнымъ разумомъ человка и Божественнымъ Откровеніемъ были равно нарушены, какъ въ Римской Церкви, такъ и въ протестантскихъ исповданіяхъ, но различнымъ образомъ; потому и отношенія ихъ къ просвщенію были различныя. Тамъ основаніемъ вры было преданіе, подчиненное суду одной іерархіи, обуздывавшей такимъ образомъ общее развитіе разума своимъ случайнымъ разумніемъ и старавшейся втснить всякое мышленіе въ одну условную форму; здсь отъ преданія осталась одна буква Писанія, которой смыслъ завислъ отъ личнаго пониманія каждаго.

Отъ этихъ двухъ отношеній должно было возникать совершенно противоположное направленіе умовъ. Подъ вліяніемъ Латинства, надобно было уму волею-неволею подвести все свое знаніе подъ одну систему. Главная истина была дана; способъ ея разумнія опредленъ; многія черты ея отношенія къ разуму обозначены; оставалось только всю совокупность мышленія согласить съ данными понятіями, устранивъ изъ разума все, что могло имъ противорчить. Въ протестантств, напротивъ того, кром буквы Писанія, въ руководство уму даны были только нкоторыя личныя мннія реформаторовъ, несогласныхъ между собою въ самыхъ существенныхъ началахъ. Ибо коренныя отношенія человка къ Богу, отношенія свободной воли къ благодати и предопредленію, и тому подобныя разумныя отношенія вры съ самаго начала понимались ими совершенно различно. Отъ того разумъ человческій долженъ былъ искать общаго основанія для истины, мимо преданій вры, внутри собственнаго мышленія. Отсюда по необходимости должна была возникнуть философія раціональная, стремящаяся не развить данную истину, не проникнуться ею, не возвыситься до нея, но прежде всего — найти ее. Впрочемъ, не имя единаго и твердаго основанія для истины въ вр, могъ ли человкъ не обратиться къ отвлеченному отъ вры мышленію? Самая любовь къ Божественной истин заставляла его искать философіи раціональной. Если же раціональная философія, развиваясь вн Божественнаго преданія, увлекла человка къ безврію, то первая вина этого несчастія лежитъ, конечно, не на протестантизм, но на Рим, который, имя уже истину и составляя живую часть живой Церкви, сознательно и преднамренно отъ нея откололся.

Заботясь боле о наружномъ единств и о вншнемъ владычеств надъ умами, чмъ о внутренней истин, Римъ сохранялъ для своей іерархіи монополію разумнія и не могъ дйствовать иначе, если не хотлъ распасться на множество противорчащихъ толковъ. Народъ не долженъ былъ мыслить, не долженъ былъ понимать Богослуженія, не долженъ былъ даже читать Божественнаго Писанія. Онъ могъ только слушать, не понимая, и слушаться, не разсуждая; онъ почитался безсознательной массой, на которой стояло зданіе Церкви, и которая должна была оставаться безсознательною, чтобы Церковь стояла. Потому, почти всякое самобытное мышленіе, искренно и естественно возникавшее внутри Римской Церкви, по необходимости обращалось въ оппозицію противъ нея. Почти вс замчательные мыслители отвергались ею и преслдовались. Каждое движеніе ума, несогласное съ ея условными понятіями, было ересью; ибо ея понятія, заклейменныя авторитетомъ іерархіи, оффиціально проникали во вс области разума и жизни.

Реформація, напротивъ того, способствовала развитію просвщенія народовъ, которыхъ она спасла отъ умственнаго угнетенія Рима, самаго невыносимаго изо всхъ угнетеній. Въ этомъ заключается главная заслуга реформаціи, возвратившей человку его человческое достоинство и завоевавшей ему право быть существомъ разумнымъ. Однакоже, въ этой разумности не было силы, которая бы постоянно подымала ее выше естественной обыкновенности. Оторванные отъ сочувствія съ единою истинною Церковью, которая отъ нихъ заслонялась Римомъ, протестантскіе народы не видали вокругъ себя ничего Божественнаго, кром буквы Писанія и своего внутренняго убжденія, и въ радости освобожденія отъ умственной неволи они просмотрли въ обожаемой букв Писанія ту истину, что Господь принесъ на землю не одно ученіе, но вмст основалъ и Церковь, которой общалъ непрерывное существованіе до конца вковъ, и что ученіе Свое утвердилъ Онъ въ Своей Церкви, а не вн ея. Между собою и первыми вками Христіанства протестанты не видали ничего, кром лжи и заблужденія; они думали, что, вопреки обтованій Спасителя, врата адовы одолли Церковь, что Церковь Божія умирала до нихъ, и что имъ предоставлено было воскресить ее собою, опираясь на Священномъ Писаніи. Но Священное Писаніе, не проникнутое единомысленнымъ разумніемъ, принимало особый смыслъ по личнымъ понятіямъ каждаго. По этой причин, и чтобы удовлетворить всмъ личнымъ сознаніямъ, надобно было не только найти общее основаніе истины въ разум человка вообще, но непремнно въ той части его разума, которая доступна всякой отдльной личности. Потому философія, возбужденная протестантизмомъ, преимущественно должна была ограничиваться областію разума логическаго, равно принадлежащего каждому человку, каковы бы ни были его внутренняя высота и устроеніе. Совокупленіе всхъ познавательныхъ способностей въ одну силу, внутренняя цльность ума, необходимая для сознанія цльной истины, не могли быть достояніемъ всхъ. Только разумъ отношеній, разумъ отрицательный, логическій, могъ признаваться за общій авторитетъ; только онъ могъ требовать безусловнаго признанія своихъ выводовъ отъ каждой особенной личности.

По этой причин видимъ мы, что философія раціональная развивалась почти исключительно въ земляхъ протестантскихъ. Ибо то, чт`o называютъ философіей Французской, есть собственно Англійская философія, перенесенная во Францію во времена ослабленія вры. Хотя Декартъ былъ Французъ, и хотя въ половин ХІІ-го вка почти вс мыслящіе люди Франціи держались его системы, но, не смотря на то, уже въ начал ХІІІ-го она исчезла сама собой изъ общаго убжденія, — такъ мало она была согласна съ особеннымъ характеромъ народнаго мышленія. Измненіе, которое хотлъ въ ней произвести Мальбраншъ, имло еще мене прочности. Между тмъ для Германскаго мышленія Декартъ сдлался родоначальникомъ всей философіи.

Можетъ быть, во Франціи могла бы возникнуть своя философія, положительная, если бы Боссюэтовъ галликанизмъ не ограничился дипломатической формальностію, но развился полне, сознательне и внутренне, и освободилъ Французскую образованность отъ умственнаго угнетенія Рима прежде, чмъ она утратила вру. Начала этой возможной для Франціи философіи заключались въ томъ, что было общаго между убжденіями Поръ-Рояля и особенными мнніями Фенелона. Ибо, кром несходства съ оффиціальными понятіями Рима, между ними было то общее, что они стремились къ развитію внутренней жизни и въ ея глубин искали живой связи между врою и разумомъ, выше сферы наружнаго сцпленія понятій. Поръ-Рояль и Фенелонъ получили это направленіе изъ одного источника, изъ той части Христіанскаго любомудрія, которую они нашли въ древнихъ Отцахъ Церкви и которую не вмщало въ себя Римское ученіе. Мысли Паскаля могли быть плодотворнымъ зародышемъ этой новой для Запада философіи. Его неконченное сочиненіе не только открывало новыя основанія для разумнія нравственнаго порядка міра, для сознанія живаго отношенія между Божественнымъ Промысломъ и человческою свободою, но еще заключало въ себ глубокомысленныя наведенія на другой способъ мышленія, отличающійся равно отъ Римско-схоластическаго и отъ раціонально-философскаго. Если бы эти искры его мыслей соединились въ общемъ сознаніи съ тми, которыя согрвали душу Фенелона, когда онъ, въ защиту Гюйонъ, собиралъ ученія Св. Отцевъ о внутренней жизни; то изъ совмстнаго ихъ пламени должна была загорться новая, самобытная философія, которая, можетъ быть, могла бы спасти Францію отъ безврія и его послдствій. Конечно, эта философія не была бы чистой истиной, потому что все таки она оставалась бы вн Церкви; но она ближе подходила бы къ ней, чмъ вс раціональныя умозрнія. Но происки іезуитовъ разрушили Поръ-Рояль съ его уединенными мыслителями; съ ними погибло и рождавшееся живительное направленіе ихъ мыслей. Холодная, торжественная логика Боссюэта не поняла того, что было живаго и теплаго въ уклоненіи Фенелона отъ оффиціальнаго мышленія Рима, и съ самодовольствомъ принудила его авторитетомъ папы отречься отъ своихъ завтныхъ убжденій, изъ уваженія къ папской непогршимости. Такимъ образомъ, самобытная философія Франціи замерла въ самомъ зародыш, и образованность Французская, требовавшая какого-нибудь умственнаго дыханія, должна была подчиниться хохоту Вольтера и законамъ чужой Философіи, которая явилась тмъ враждебне для религіозныхъ убжденій Франціи, что не имла съ ними ничего общаго. Въ Англіи система Локка могла еще кое-какъ уживаться съ врою, подл которой она выростала; но во Франціи она приняла характеръ разрушительный, перешла черезъ Кондильяка въ Гельвеція и распространеніемъ своимъ уничтожила послдніе остатки вры.