Полное собраніе сочиненій въ двухъ томахъ.

Это понятіе Шевырева о словесности можетъ быть выведено изъ его изложенія, но выведено нами, слушателями; а ему самому нкогда пускаться въ теоріи и опредленія. Въ его живомъ представленіи предмета мысль всегда фактъ, и фактъ всегда осмысленъ, какъ онъ самъ выражается, говоря о раскрытіи внутренняго значенія вншняго событія.

Вслдствіе такого воззрнія, изъ оживленныхъ памятниковъ нашей древней словесности воскресаетъ вся древняя исторія нашего отечества, — не та исторія, которая заключается въ сцпленіи войнъ и договорахъ, въ случайныхъ событіяхъ и громкихъ личностяхъ, но та внутренняя исторія, изъ которой, какъ изъ невидимаго источника, истекаетъ весь разумъ вншнихъ движеній. Впрочемъ, само собою разумется, что исторія древней образованности Россіи является не на первомъ план его изложенія: она, по его же выраженію, только необходимый грунтъ его картины.

Между тмъ, представляя такимъ образомъ исторію словесности и просвщенія древне-Русскаго, профессоръ, чтобы ясне обозначить ихъ особенность, постоянно сравниваетъ ихъ значеніе съ соотвтствующими имъ явленіями на Запад Европы, — не для того, чтобы выхвалять одно на счетъ другаго; но для того, чтобы, сличая, ясне опредлить ихъ отличія. Въ этой параллельной характеристик особенно ясно выражается тотъ глубоко значительный смыслъ древне-Русскаго просвщенія, который оно приняло отъ свободнаго воздйствія Христіанской вры на нашъ народъ, не закованный въ языческую Греко-Римскую образованность, не завоеванный другимъ племенемъ; но самобытно, мирно, безъ насилія и христіански возраставшій изъ глубины духовныхъ убжденій въ благоустройство вншней жизни, — покуда Провиднію угодно было, нашествіемъ иноплеменныхъ вліяній, остановить это возрастаніе, можетъ быть, преждевременное въ общей экономіи всечеловческаго бытія, — преждевременное для вншне-образованнаго Запада, еще не созрвшаго къ участію въ чисто христіанскомъ развитіи, — можетъ быть, преждевременное и для самой Россіи, еще не принявшей въ себя стихій Западной образованности для подведенія ихъ подъ воздйствіе одного высшаго начала.

Редакція Москвитянина надялась помстить въ 1-мъ № своего журнала первую лекцію Шевырева; но, кажется, по отсутствію у насъ стенографовъ, она не вполн была записана слушателями и потому врядъ ли когда нибудь явится иначе, какъ въ отрывкахъ.

Между тмъ, покуда различныя, уже посл на память изъ нихъ записанныя мста, будутъ сличаться и сводиться вмст, я посылаю вамъ одинъ отрывокъ, изъ котораго вы получите понятіе о двухъ мысляхъ курса: о томъ, какъ разуметъ профессоръ отношеніе народности къ человчеству, и о томъ, какъ онъ смотритъ на словесность вообще.

Дйствіе, которое производятъ лекціи Шевырева, очень сильно и разнообразно: нкоторые восхищаются ими до восторга, другіе судятъ строго, съ противоположнымъ пристрастіемъ; но почти никто не остается равнодушенъ; иные видятъ въ нихъ борьбу Русскаго просвщенія съ Западнымъ, и въ этомъ ошибаются. Цль профессора совсмъ не та, чтобы унизить одну часть человческой образованности передъ другою. Онъ выражаетъ ихъ особенности, сравниваетъ для поясненія, старается опредлить съ безпристрастіемъ и видимо ищетъ избгнуть всякой исключительности. Его любовь къ Россіи — любовь сознательная, а не слпой восторгъ, выражающійся въ безсмысленныхъ восклицаніяхъ. Т, которые хотятъ видть противное, вроятно, боле обращаютъ вниманіе на собственныя свои предубжденія, нежели на изложеніе профессора.

Замтно, что общее участіе къ лекціямъ безпрестанно возрастаетъ, также какъ и число слушателей. Сначала ихъ было около полутораста; теперь ихъ уже боле трехъ сотъ. Послдняя лекція его перерывалась пять разъ рукоплесканіями, которыми его встрчаютъ и провожаютъ почти каждый разъ.

Сельское хозяйство. (1845).

Открывая въ журнал учено-литературномъ особый отдлъ для сельскаго хозяйства, редакція руководствуется тою мыслію, что въ наше время и особенно въ нашемъ отечеств наука земледлія уже не ограничивается исключительно промышленными цлями, но въ боле глубокомъ развитіи принадлежитъ уже къ тмъ вопросамъ человческой образованности, которые соприкасаются съ самыми живыми предметами мышленія и съ самыми отвлеченными предметами жизни. Давно уже прошло то время, когда сельское хозяйство было исключительно дломъ заведеннаго обычая и стараго преданія. Но за безотчетною привычкою къ старин послдовала безотчетная любовь къ нововведеніямъ. Въ то время еще ничто не измнялось въ сельскомъ порядк вещей, потому ничто не требовало перемны прежняго хозяйственнаго устройства; измнился только образъ мыслей нкоторыхъ землевладтелей, и вслдствіе этой отвлеченной причины, начались заимствованія чужеземныхъ системъ, родившихся тамъ изъ особенныхъ мстныхъ обстоятельствъ и вводившихся у насъ часто вопреки мстнымъ требованіямъ. Иногда учреждались плодоперемнныя хозяйства, гд избытокъ земли и недостатокъ рукъ указывалъ на устройство прямо противоположное. Сяли картофель въ огромныхъ количествахъ тамъ, гд некуда было сбывать даже зерноваго хлба. Заводили многосложныя орудія, не соотвтствующія мстнымъ потребностямъ. Педантическое улучшеніе маленькаго клочка земли, еще не имющей большой цны въ Россіи, покупали важною потерею времени, особенно цннаго въ нашемъ земледліи. Ломали прежніе обычаи не для новой выгоды, но для новой системы. Вводили усиленную работу и часто излишнее отягченіе барщины тамъ, гд прежняя была выгодне даже для помщика. Прежній естественный характеръ сельскихъ отношеній замнили характеромъ фабричной напряженности. Тратили огромные капиталы, чтобы добыть малоцнныя произведенія. Многіе разорили своихъ крестьянъ. Многіе возбудили въ нихъ мысль о разрозненности ихъ выгодъ съ интересами помщика фабриканта. Другіе разорились сами. Весьма немногіе ограничили убытки свои потерею безполезно употребленныхъ трудовъ и стараній, — покуда, наконецъ, общія неудачи модно-раціональныхъ хозяевъ произвели въ общемъ мнніи помщиковъ направленіе совершенно противоположное. Какъ прежде искали всего новаго, почитая всякое нововведеніе улучшеніемъ, такъ теперь начали бояться всякаго улучшенія потому, что оно нововведеніе. Излишняя доврчивость къ системамъ перешла въ излишнюю недоврчивость къ мышленію.

Мы не раздляемъ ни того, ни другаго направленія. Признаемся однако, что если бы должны были непремнно избирать изъ двухъ, то имли бы боле сочувствія къ послднему; ибо думаемъ, что въ улучшеніяхъ не столько нужна быстрота нововведеній, сколько ихъ основательность, и что всякому усовершенствованію не столько вредитъ упорное пребываніе въ недостаточномъ, но уже существующемъ положеніи, — изъ котораго человкъ и безъ отвлеченной системы невольно выясняется самымъ порядкомъ движущихся вокругъ него вещей, сколько вредитъ ему неумстность недозрлыхъ новоустройствъ, которыхъ неудача усиливаетъ начало сельской неподвижности всею тяжестью обманутаго ожиданія.

Между тмъ, въ наше время главные вопросы сельскаго хозяйства находятся уже не въ томъ положеніи, въ какомъ они были при начал нашихъ нововводительныхъ опытовъ. Если тогда причина измненій хозяйства заключалась въ личныхъ пристрастіяхъ нкоторыхъ хозяевъ къ иностраннымъ теоріямъ, то теперь, напротивъ того, самый порядокъ сельскихъ вещей требуетъ нкоторыхъ перемнъ въ ихъ устройств. Неимоврная, неслыханная до сего времени и во всхъ случаяхъ разорительная для земледльцевъ измняемость цнности ихъ произведеній; трудность существованія при излишней дороговизн; неменьшая трудность къ добыванію необходимыхъ податей и оброковъ при крайней дешевизн хлба; недавнее распространеніе мануфактуръ и фабрикъ, частію естественное, боле напряженно-искусственное и въ послднемъ случа не

развивающее постепенно, но мгновенно измняющее нравы народа; распространеніе новыхъ потребностей роскоши въ самомъ неимущемъ класс обихъ столицъ и многихъ городовъ, съ коими сельскіе земледльцы находятся въ постоянномъ соприкосновеніи; въ нкоторыхъ мстахъ усиленное населеніе и происшедшее отъ того иное отношеніе между цнностью работы и земли; наконецъ, примры и послдствія улучшаемаго хозяйства между государственными крестьянами, — вс эти и многія другія обстоятельства связываютъ въ наше время вопросы каждаго частнаго хозяйства съ вопросами о движеніи хозяйства въ нашемъ отечеств вообще, и длаютъ потребность нкоторыхъ улучшеній уже не пристрастіемъ нкоторыхъ лицъ, но общею необходимостью всего сельскаго быта.

При такомъ положеніи вещей, наука сельскаго хозяйства связывается уже не только съ химіею, ботаникою, технологіею, механикою и тому подобными вденіями, но необходимо включаетъ въ себя и нравственно-статистическія, и частію даже историческія соображенія. Кром того, самая промышленная часть земледлія, посл предшествовавшихъ одностороннихъ теорій, должна принять новый смыслъ, чтобы пріобрсть новое довріе.

Изъ двухъ элементовъ, составляющихъ истинную науку хозяйства, опытъ и разумное познаніе чужихъ системъ и открытій, кажется, оба равно необходимы. Но познаніе чужихъ системъ тогда только можетъ принести пользу, когда оно не подчиняется пристрастно къ какой нибудь одной, случайно боле извстной, но соединяетъ изученіе всхъ важнйшихъ и самыхъ противоположныхъ, вмст съ недоврчивостью къ исключительности каждой отдльной. Здсь полузнаніе вредне незнанія. Безпристрастное соображеніе различныхъ теорій и еще боле различныхъ практикъ, въ различныхъ государствахъ и при различныхъ мстныхъ обстоятельствахъ, необходимо иметъ то дйствіе на наблюдающій умъ, что общія истины отршаются отъ случайныхъ обстоятельствъ, дающихъ имъ одностороннее примненіе, и являются уже не Германскими, не Англійскими, не Бельгійскими и не Французскими; все ограниченное отпадаетъ отъ нихъ, какъ зависимое отъ мстныхъ вліяній, и чистое начало представляется такимъ образомъ въ томъ разумномъ вид, въ которомъ оно можетъ уже, какъ собственное соображеніе, подвергнуться сознательному разсчету всякаго мыслящаго хозяина. Такимъ образомъ, если полузнаніе вредне незнанія, то знаніе спасаетъ отъ вреда полузнанія.

Статьи г-на профессора Линовскаго будутъ имть преимущественною цлію показаніе современнаго состоянія земледлія въ различныхъ Европейскихъ государствахъ, съ постоянною мыслію о возможности безпристрастнаго примненія общихъ началъ и открытій по этой части къ усовершенствованію земледлія въ нашемъ отечеств. Основательное теоретическое знаніе науки сельскаго хозяйства и вмст наукъ съ нимъ смежныхъ имлъ онъ возможность подкрпить и поврить продолжительными путешествіями по Россіи, исключительно для этой цли предпринятыми. Не прежде, какъ вооруженный такими познаніями и наблюденіями, приступилъ онъ къ изученію на мст улучшенныхъ хозяйствъ Германіи, Австріи, Италіи, Бельгіи, Франціи и особенно Англіи, страны, которой усовершенствованія были извстны у насъ боле по слухамъ, чмъ по совстливымъ изслдованіямъ на самомъ дл. Вотъ почему редакція журнала почитаетъ немаловажнымъ пріобртеніемъ постоянное участіе такого сотрудника. Но вмст съ тмъ она ожидаетъ содйствія нкоторыхъ другихъ опытныхъ Русскихъ хозяевъ, дабы совокупностью силъ можно было надяться достигнуть общеполезнаго результата.

Библіографическія статьи. (1845).

Новый 1845 годъ будетъ ли новымъ годомъ для нашей словесности? подаритъ ли онъ ее какимъ нибудь великимъ, геніальнымъ созданіемъ, могущимъ поднять ея упавшій духъ, оживить ея застывающія силы, убить, уничтожить ея мелочную дятельность и направить къ новой существенной цли, къ живой жизни, проникнутой мыслію, согртой сочувствіемъ, вдали отъ журнальныхъ пересудовъ и торговыхъ разсчетовъ? Или суждено литератур нашей еще и этотъ годъ томиться въ той же незначительности, въ какой она находится уже нсколько лтъ? — Мудрено отгадать будущее; еще трудне предузнать геніальное. Вс разсчеты обыкновенныхъ соображеній приходятся только къ посредственности. Но если бы мы позволили себ на минуту предаться тому мечтательному занятію, тому святочному удовольствію, чтобы, глядя на прошедшее и настоящее, разгадывать будущее, — то врядъ ли это удовольствіе гаданья могло бы доставить намъ много утшительнаго. Когда бы у насъ не было замчательныхъ талантовъ, мы могли бы забавляться ихъ ожиданіемъ. Если бы у насъ не являлось замчательныхъ литературныхъ произведеній, мы могли бы надяться, что они явятся. Но у насъ есть люди съ высокими дарованіями, отъ которыхъ мы могли бы ожидать великаго; являются иногда и созданія ихъ, исполненныя высшихъ достоинствъ, а между тмъ литература наша не живетъ, ея интересы спятъ, и сочувствія съ нею не замтно почти нигд. — Отъ того, что слишкомъ рдкія высокія явленія нашей словесности исчезаютъ почти безъ слдовъ среди громады мелочныхъ ничтожностей; отъ того, что на нашихъ писателяхъ съ высшими и даже съ посредственными дарованіями лежитъ какая-то странная тяжесть бездйствія, въ которомъ мы не можемъ даже упрекать ни одного изъ нихъ потому, что не въ прав приписать вин одного лица то, что, очевидно, есть общее состояніе. Прошедшій годъ видлъ нсколько блестящихъ литературныхъ явленій: Наль и Дамаянти, созданіе, исполненное самой свжей красоты, самыхъ яркихъ красокъ, самыхъ нжныхъ благоуханій Востока, проникнутое, одушевленное тихою музыкой сердечной мечты; — Маттео Фальконе, произведеніе удивительное по мастерству стиха, по глубокой правд и образцовой простот языка, — и нсколько другихъ явленій, которыя, однакоже, не имли почти никакого вліянія на текущую словесность; они пронеслись мимо ея, надъ нею, — блестящіе метеоры, — не оставляя видимаго слда и сохраняясь только въ воспоминаніи, рзко оторванномъ отъ ежедневныхъ впечатлній. Боле, чмъ немногими прекрасными явленіями, прошедшій годъ памятенъ будетъ въ литератур нашей своими незамняемыми утратами. Баратынскій, пвецъ любви, печали, сердечныхъ думъ и сердечныхъ сомнній, своеобразный поэтъ, высокій, глубоко чувствующій художникъ, искренній въ каждомъ звук, отчетливо изящный въ каждой мечт, похищенный преждевременною смертію, оставилъ въ словесности нашей нсколько прекрасныхъ созданій, неоцненныхъ по своему достоинству, но почти ничтожныхъ въ сравненіи съ тмъ, что онъ могъ бы сдлать, если бы возможность дятельности измрялась одною силою дарованій. Въ послднее время писалъ онъ особенно мало и еще мене былъ понятъ и оцненъ монополистами литературныхъ мнній, самодовольными журнальными судьями, которые часто полу-Русскимъ языкомъ произносили приговоръ свой надъ его образцовыми, глубоко прочувствованными стихами; часто, по указанію ученическихъ тетрадей, разбирали, щупали, ломали его нжныя, художническія созданія и, можетъ быть, изъ добраго намренія, давали ему свои назидательные совты и наставленія. Не знаемъ, огорчало ли это Баратынскаго; думаемъ, что онъ могъ бы утшиться приговоромъ иныхъ, не мене извстныхъ литераторовъ, какъ напр. Жуковскаго, Пушкина, Вяземскаго, Языкова, Хомякова, Дельвига, Дениса Давыдова, Шевырева и многихъ другихъ. Но кто разочтетъ по законамъ благоразумія мру чувствительности избраннаго таланта? По крайней мр, кажется въ послднее время, обманутый журнальными отзывами, онъ уже мало врилъ сочувствію публики. А можетъ быть, въ самомъ дл, онъ не ошибался. Можетъ быть, большинство публики въ своихъ сочувствіяхъ не шутя руководствуется журнальными рецензіями, — такими, разумется, которыя по сердцу и по уму и по вкусамъ этого большинства.