Полное собрание сочинений. Том 27.

— Но что общаго съ нашимъ разговоромъ? — сказалъ я.

— Что общаго? Дло это — исторія любви, самой, по вашему, возвышенной, хорошей любви.

Я молчалъ.

— Да, вамъ нужно это знать. Можетъ быть, вы не захотите знать меня посл, но мне все равно, я для васъ скажу и для себя. ^[113]

— Женился я, какъ женятся вс такъ называемые порядочные люди нашего круга, то есть обманывалъ, лгалъ и себ и другимъ, и меня обманывали, и мн лгали, и вмст съ тмъ былъ увренъ, ^[114]что женясь, я длаю что то очень прекрасное и, главное, съ раннихъ лтъ я лелялъ мечту о семейной жизни. Жена моя должна была быть верхъ совершенства. Любовь наша взаимная должна была быть самая возвышенная. Чистоты наша семейная жизнь должна была быть голубиной. Думать я такъ думалъ и лтъ 10 жилъ взрослымъ человкомъ, не торопясь выбирать предметъ любви, не торопясь излить на какую нибудь женщину вс богатства моего сердца. Я приглядывался ко многимъ, но все было не то, все было далеко отъ того совершенства, которое было достойно меня. ^[115]Это еще лучшее воспитаніе, такое, при которомъ хотя въ воображеніи представляется идеалъ чистой, любовной, поэтической семейной жизни. У меня былъ такой идеалъ, потому что и родители мои были хорошіе люди, и воспитанъ я былъ матерью, вдовой, чудесной женщиной, всегда въ удивительномъ свт рисовавшей мн семейную жизнь. Такъ я жилъ и мечталъ, но не торопился, какъ я вамъ говорилъ, жениться и велъ, по русски называя, распутную жизнь (она и не можетъ быть иною для 30-лтняго, здороваго, не связаннаго ничмъ богатаго человка), но которую я, въ сравненіи съ безобразнымъ развратомъ, окружающимъ меня, считалъ хорошею, чистою. Я жилъ спокойно въ тихомъ, пріятномъ разврат и мечталъ о возвышенной любви и чистой семейной жизни. Женщины, съ которыми я сходился, были не мои, и мн до нихъ не было никакого дла, кром удовольствія, которое он мн доставляли; но будущая жена должна была быть моя, и эта то моя должна была быть все, что есть святаго и прекраснаго, потому что она будетъ моя жена. И мн тутъ не казалось ничего невозможнаго. Такъ шло до 30 лтъ. Въ 30 лтъ я нашелъ ту, которая должна была осуществить все то, о чемъ я мечталъ. ^[116]Это была одна из 3-хъ дочерей однаго средняго чиновника. Я ршилъ въ одинъ вечеръ, посл того какъ мы здили въ лодк и уже ночью, ворочаясь домой, сидли на корм и говорили о томъ, что жизнь должна быть также хороша въ насъ, какъ она хороша въ природ, я ршилъ, что это она.Понялъ я, что это она, мн казалось, потому, что я увидалъ ея душу, удивительную душу, достойную меня, увидалъ ее въ улыбк чуть замтной, во взгляд, во всей ея граціозной фигурк съ очень тонкой таліей, широкими плечами и бюстомъ и маленькой головкой съ тяжелыми волосами. ^[117]Я ^[118]понялъ, ^[119]что она понимаетъ меня, понимаетъ все, все, что я чувствую и думаю. И вернулся домой въ восторг и ршилъ что она верхъ совершенства и достойна быть моейженой. ^[120]Достойна быть моей! Ведь это прелесть, что за безуміе! Возьмите какого хотите молодаго человка — хоть вы — и въ трезвыя минуты оцните себя. Ну, я, по крайней мр, оцнивалъ себя въ трезвыя минуты и зналъ очень хорошо, что я такое, такъ себ человкъ, такой же, какъ милліоны, — даже скоре плохой, чмъ хорошій, безъ особеннаго дарованія, завистливый, слабый, безхарактерный, увлекающійся, бшенный въ припадкахъ гнва, какъ вс слабые люди. И вотъ я то, такой человкъ, находя въ ней вс высшія совершенства и именно потому, что она заключаетъ ихъ въ себ, я считаю ее достойной себя. Главный обманъ того безумія, который мы называемъ любовью, не тотъ, что мы придаемъ предмету любви несвойственныя ему добродтели, но себ въ это удивительное время безумья. — Ахъ! Ахъ! Ахъ! мы живемъ по уши въ такомъ омут лжи, что, если насъ не треснетъ по голов, какъ меня, страшное несчастье, мы не можемъ опомниться. Вдь что это за путаница лжи — нашъ честныйбракъ. Предполагается, и это le secret de la com'edie, ^[121]что мущина женится чистый, тогда какъ еще въ гимназіи считается однимъ изъ самыхъ лихихъ молодецкихъ подвиговъ за одно — курить, пить и распутничать. Такъ, по крайней мр, было въ мое время. Теперь есть ужъ, я слышу и наблюдаю, молодые люди чистые, чувствующіе и знающіе, что это не шутка, а великое дло. Помоги имъ Богъ. Но въ мое время, да и теперь, вдь это повально. Во всхъ романахъ до подробностей описаны чувства героевъ, кусты, около которыхъ они ходятъ, но, описывая ихъ великую любовь къ какой нибудь Элен, ничего не пишется о томъ, что было прежде. Вс притворяются, что то, что наполняетъ половину жизни нашихъ городовъ и деревень даже, что этаго нтъ. И двушки бдныя нкоторыя врятъ въ это совсмъ серьезно по незнанію, a другіе, вс родители, желаютъ врить и притворяются, что врятъ. Но женщины — матери, т, съ своимъ практическимъ смысломъ, притворяясь, что врятъ, на дл ведутъ своихъ дочерей совсмъ обратно. Они знаютъ, что такое т мущины — женихи ихъ дочерей, знаютъ, на какую удочку ихъ ловить; отъ этаго эти Джерси мерзкіе, эти нашлепки на задницы, эти голыя плечи, руки, почти груди. Вдь это одинъ сплошной домъ терпимости, только одинъ, признаваемый такимъ, на краткіе сроки, а другой, не признаваемый, — на боле долгіе сроки. Вы удивляетесь напрасно. Если люди различны по внутреннему содержанію, то это различіе непремнно отразится и во вншности, но посмотрите на тхъ — не называемыхъ, а на самихъ высшихъ свтскихъ барынь: тже наряды, тже фасоны, тже духи, тже камни и золото, тже увеселенья, танцы и музыка, пнье, и да, и питье. Никакой разницы. Строго опредляя, надо только сказать, что проститутки на короткіе сроки обыкновенно презираемы, на долгіе — уважаемы.

Да, но я влюбился, какъ вс влюбляются. Я думалъ, что я самъ. A совсмъ нтъ: это устроили мамаши и портнихи. Мамаши съ катаньями на лодкахъ, портниха съ таліями и т. п.

Заманиванье, ловленіе жениховъ мамашами — вдь это другой, всмъ извстный секретъ. Признаться въ заманиваньи — помилуй Богъ, но вдь на этомъ проходитъ вся жизнь семей съ двицами. И родители и дочери въ запуски другъ передъ другомъ только это и длаютъ, ссорятся, соревнуютъ, хитрятъ, мошенничаютъ. А когда сдлаютъ и пока длаютъ, показываютъ видъ, что это длается само собой. Не могу безъ злобы говорить про это, потому что все отъ этаго.

Ну, вотъ я и женился. Женился какъ вс, то есть сложились извстныя обстоятельства: съ одной стороны, меня поймали, съ другой стороны, я самъ влетлъ, потому что подошло такое время, т. е. по той же самой причин, по которой я случайно сходился и съ другими женщинами. Но разница была въ томъ, что тамъ я ничего о себ не воображалъ хорошаго, а тутъ я за это себя почему то вознесъ до небесъ и почелъ это дло чмъ то необыкновеннымъ и особеннымъ. Въ сущности же я (если откинуть безуміе), я женился затмъ, чтобы избавиться отъ неудобствъ неправильной жизни, имть подъ рукой всегда свою жену, чистую, красивую, молодую.

— Нтъ, ну какже это возможно?

— Да, если бы мн тогда это сказали, я бы убилъ того. Это было совсмъ другое въ моемъ представленіи. Но горькимъ опытомъ я узналъ, что это было ничто иное. Тогда я былъ во всемъ разгар лжи. Но и тогда, я помню, нкоторыя подробности сватьбы оскорбили меня. Я почувствовалъ, что что то не то. Вдь вы помните, что если женятся по домострою, какъ онъ говорилъ, то пуховики, приданое, постель — все это подробности нкотораго законнаго дла, освящаемаго таинствомъ. Но у насъ, когда изъ 10 брачущихся едва ли есть одинъ, который вритъ въ таинство, когда изъ 100 мущинъ едва ли одинъ есть уже не женатый прежде, какое ужасное значеніе получаютъ вс эти подробности: постели, халата, капота, блья, туалета «jeune mari'ee», ^[122]шоколаду. Ложь ложью, а когда до дла, то собачья сватьба и больше ничего. Это немножко оскорбило меня, но ничего, я, какъ и вс, просмотрлъ это, то есть воображалъ себ ложь, a длалъ гнусную правду.

Я женился, и устроилось то, чего я въ дйствительности желалъ, вступая въ бракъ, т. е. нкоторыя удобства жизни, но того, о чемъ я мечталъ, разумется, не было и признака. Я женился для того, чтобы спокойно жить с женою, но пока я не жилъ спокойно съ своей женою, я жилъ съ другими женами, на то время находя это боле удобнымъ, и потому невольно сдлалъ заключеніе о томъ, что другіе люди, не женившіеся, должны смотрть на мою жену, какъ я смотрлъ на другихъ. И тутъ начались мученія ревности, не одной ревности, но гордости оскорбленнаго самолюбія и еще негодованія на покушенія противъ моей законной собственности, купленной мною дорогой цной. Кром того, очень скоро посл моей женитьбы я сдлалъ необыкновенное открытіе о томъ, что жена моя, кром своей любви ко мн, даже, какъ мн казалось, въ протипоположность этой любви, имла свои чувства, привычки, то, что называютъ убжденіями, и еще больше неожиданное открытіе (столь же неожиданное и оскорбительное для меня, какъ и то, что она храпла), что она сердилась и, когда сердилась, говорила очень ядовитыя мн вещи. Тутъ же она забеременила, начались капризы и ссоры. Я служилъ тогда предводителемъ. На създъ прізжалъ къ намъ товарищъ прокурора, который повадился здить. И у меня началась ревность.

Я, женившись, ршилъ быть вренъ своей жен и, признаюсь, гордился этимъ, гордился тмъ, что, будучи 10 лтъ развратникомъ, я былъ вренъ моей жен. О томъ, чтобы она была неврна мн, она, мояжена, я не могъ подумать безъ ужаса. ^[123]И потому чувства, которыя вызывало во мн ухаживанье этаго товарища прокурора, были ужасно мучительны. Должно быть, я сталъ непріятенъ. Она стала еще непріятне. И не прошло еще году, какъ я узналъ еще новый, всмъ извстный секретъ, именно тотъ, что супружеская жизнь ⁹⁹/ ₁₀₀есть неперестающій адъ и мученія, и что вс супруги сговорились скрывать отъ всхъ этотъ всмъ извстный секретъ. У насъ шелъ адъ, а для людей было похоже на ту жизнь, которую я воображалъ себ; но похоже было только снаружи, т. е. т, которые смотрли на насъ, могли признавать, что мы жили любовной жизнью, но изнутри это было не такъ. ^[124]Стычки были безпрестанныя. Слова все боле и боле жестокія говорились другъ другу. Тогда я не понималъ того, что насъ связывала вовсе не любовь, a нчто совсмъ противуположное; находили періоды просто злобы другъ на друга безъ всякой видимой причины, подъ самыми непонятными предлогами — за кофе, за пролетку, за ломберный столъ, все дла, которыя ни для того ни для другаго не имли никакой важности. Я не замчалъ тогда, что эти періоды злобы возникали совершенно правильно и равномрно, соотвтственно періодамъ того, что мы называли любовью. Періодъ любви — періодъ злобы, длинный періодъ [любви] ^[125]— длинный періодъ [злобы]. ^[126]Тогда мы не понимали, что эта любовь и злоба были тоже самое чувство, только съ разныхъ концовъ. Такъ шло 12 лтъ. Старшему мальчику было 11, двочк 9, еще два мальчика были 7 и 5 лтъ. 3-хъ лтній былъ послдній.

Случилось, что посл одной болзни жены ей нельзя было рожать. Отношенія наши все время были тже отвратительныя. Часто бывали времена, что я говорилъ себ въ душ: «ахъ кабы она умерла!» и ужасала эта мысль и не могъ ее отогнать. Не знаю, думала ли она тоже. Должно быть. Ссоры бывали жестоки. Потомъ уже узнали силы другъ друга и не доходили до послднихъ предловъ, но ненависть другъ къ другу кипла страшная. Снаружи же все было прекрасно. Мы были врны другъ другу, воспитывали дтей и были приличны. Я еще не зналъ тогда, что ⁹⁹/ ₁₀₀такъ называемыхъ хорошихъ супружествъ живутъ такъ. Я думалъ, что это я одинъ такой несчастный, и скрывалъ, но она была привлекательна и еще больше красива съ тхъ поръ, какъ перестала рожать.

Тутъ же я отслужилъ 3-е трехлтіе, и ршено было для воспитанія дтей хать жить въ городъ. Удивительно, какъ все совпадаетъ и въ правильной и даже неправильной жизни. Какъ разъ когда родителямъ жизнь становится невыносимой другъ отъ друга, необходимы и городскія условія для воспитанія дтей, спасающія родителей отъ скуки и ненависти. Перехали въ городъ. ^[127]Такъ называемое воспитаніе дтей достигло вполн своей цли, чувство мое къ моей собственной жен, которое мы называемъ любовью, начинавшее охладвать въ деревн, тотчасъ же оживилось въ город, въ особенности ревностью, которую я держалъ въ себ и не позволялъ себ выказывать. Моя жена возбуждала чувства другихъ, и чувства другихъ возбуждали мои. Когда она прізжала домой въ цвтахъ и бальномъ плать, которое она снимала при мн, я чувствовалъ новый приливъ того, что я называлъ любовью къ ней. Но странное дло, въ город, при все учащенномъ щекотаніи ревности, это чувство все больше и больше перемшивалось съ недобрымъ чувствомъ. Но все было хорошо, и особенныхъ причинъ ревновать мн не было, и мояжена вела себя хорошо. Заботилась о дом, о дтяхъ и веселилась, какъ мы это называемъ. ^[128]Удивительное дло! Я говорилъ себ, что люблю свою жену и любимъ ей, мн казалось. Я, напримръ, былъ въ гор истинномъ, когда она заболла, еще въ большемъ гор, когда у нея выкрошился одинъ зубъ. Но о томъ, что у нея было въ душ, цлы ли были ея душевные зубы, я не то что не зналъ, я не хотлъ или, скоре, не могъ знать, какъ будто что то мшало мн знать это. Я, наблюдательный человкъ, довольно тонко понимающій людей, ничего не могъ, не хотлъ видть въ ея душ. Движенія ея рукъ, ногъ, пальцевъ, рсницъ я зналъ до малйшихъ подробностей и все еще и еще изучалъ, но души ея не видлъ, не зналъ и не думалъ, что она живетъ. А она жила. И жила сильно, потому что, да, потому что это было мало что прелестная красотой женщина, это былъ человкъ нжный, добрый. Да, она была прекрасный человкъ, но я не видалъ его. Я видлъ моюжену и только.

Началось это съ музыки, она прекрасно играла на фортепіано. И какъ мы вс страдаемъ отъ скуки и спасаемся, какъ умемъ, она спасалась музыкой. Пріхалъ ^[129]нкто Трухачевской, ^[130]скрипачъ. Вы думаете, что вы все поняли? Нтъ, вы ничего не поняли. Если вы видли, какъ умираютъ люди, вы все таки ничего не знаете о томъ, какъ онъ умиралъ, тотъ кто умиралъ. Надо, чтобъ онъ разсказалъ. Вотъ я и разскажу, да, разскажу все. Вы слушаете?

Лицо стало совсмъ другое, глаза жалкіе, совсмъ чужіе, носу почти нтъ, и усы и борода поднялись къ самымъ глазамъ, а ротъ сталъ огромный, страшный.

— Надо вамъ сказать, что такое было за существо моя жена. Утонченная, съ маленькими руками, ногами, съ правильнымъ носомъ, граціозными движеніями, всегда элегантная и грубая, глупая и невжественная до послдней степени и вмст съ тмъ наивная, добрая и честная. Ну, да этого разсказать нельзя, надо было все пережить, какъ я пережилъ. Она была чистая отъ природы, кокетство двичье давно забыто; по немъ ужъ прошло 12 лтъ материнской жизни, но безсознательной, нечаянной.

Да, это нельзя такъ разсказывать. Ну вотъ. Сидимъ мы дома одни. Обычный ходъ жизни: встали, напились кофею вмст, не побранились, но пошпынялись изъ за пустяковъ. Трудъ привычный — хорошо, но праздность привычная — это мука. Ранней было осенью. Мы зажились въ город. Я не признавался въ этомъ, но мн было невыносимо скучно. Хуже даже: странное дло, жена мн прискучила, со мной начало случаться то, чего не было со времени моей женитьбы: я сталъ смотрть на женщинъ какъ на женщинъ; я сталъ оглядываться на нихъ и самъ злился на себя и, странное дло, на нее за это. Былъ періодъ полнаго охлажденія. Она, милая, ничего не видла, не знала этаго. Она просто жила, удовлетворяясь тми мелкими заботами жизни, которыя не казались ей мелкими, — она одвалась, играла, здила въ гости и принимала гостей, смотрла за дтьми, училась вязать что то новое, модное. У ней все было просто, твердо, низменно и правдиво. Разъ я вернулся домой со скуки [изъ] клуба. Она сидла за столомъ въ гостиной съ меньшей дочерью и учила ее вязать, тетушка раскладывала пасьянсъ. Она спросила, гд я былъ, попросила лошадей на завтра и посл всего, когда ужъ я сталъ уходить, вернула меня.

— Ахъ да, ^[131]прізжалъ Трухачевъ. Я не приняла его.

Трухачевъ былъ одинъ изъ трехъ сыновей сосда моего отца, разорившагося, важничавшаго и всегда говорившаго по французски барина. Мальчики здили къ намъ, потомъ я ихъ потерялъ изъ вида; одинъ какія то аферы длалъ, женился на богатой, гадости какія то длалъ и сгинулъ какъ то. Второй былъ пьяница, билъ квартальныхъ, его или онъ кого то выскъ. Ну, однимъ словомъ пропащіе, самаго низкаго и круга, и воспитанья, и взгляда люди. Третій оказался большой талантъ музыкальный. Его крестная мать — богачка отдала его въ консерваторію въ Парижъ, и тамъ онъ пошелъ очень хорошо и въ Европ игралъ въ концертахъ на водахъ. Вс три были красивые брюнеты съ чмъ то еврейскимъ въ тип. Я и этаго потерялъ изъ вида. И вотъ онъ явился. Жена была рада послушать его и поиграть съ нимъ. Она игрывала съ наемнымъ скрипачемъ. На другое утро Трухачевъ этотъ явился. Съ трудомъ я могъ узнать черты мальчика, такъ они заросли всмъ прожитымъ. И прожитое было не чисто, что то влажное, жирное, нечистое, какъ бы смазанъ онъ саломъ. Особенно влажные глаза, но то, что женщины называютъ не дуренъ, высокій, нескладный, слабый, но не уродливый. Задъ особенно развитъ, какъ у женщины. Очень приличный, этакой заискивающій, но безъ подлости и съ тмъ парижскимъ оттнкомъ во всемъ отъ ботинокъ до капулевской прически. Простота искусственная и веселость. Такая манера, знаете, про все говоритъ намеками и отрывками, какъ будто вы все это знаете. Были мы когда то на ты. Онъ, врно, хотлъ, но я удержался, но ласково принялъ его, особенно для жены. И мысли объ опасности его для жены у меня не было — такъ онъ казался мн ничтоженъ.