Полное собрание сочинений. Том 2

«Одинъ разъ мы гуляли въ парка, д тьи б гали въ переди, и я с лъ на скамейку подл нея. Она сказалъ ми : «Карлъ Иванычъ, я такъ люблю васъ, что не могу больше терп йть, папенька не позволить намъ жениться. Что мы будемъ д лайть?» Я сказалъ: «будьте тверды, старайтесь меня забыть, потому что я не долженъ быть хуже безчувственнаго бревна и чорной неблагодарностью заплатить за всю благод янія вашего папеньку. Я у ду отъ васъ». — «Никогда, онъ закричалъ, схватилъ меня за руку и такими большими глазами смотр лъ на мене: «поб жимте, Карлъ Иванычъ, увезите меня». И я сказалъ : «Ежели бы я это сд лалъ, я бы былъ подлецъ и тогда вы не должны меня любить». Я всталъ и ушелъ въ свою комната, а самъ я его очень любилъ. Потомъ она у хала съ маменькой въ Москву, тамъ забыла мене и вышла замужъ за кн. Шербовскій и благодарилъ мене, что я былъ честный челов къ». — Опять пауза. «Такъ я пришелъ потомъ въ вашъ домъ, къ вашей маменька, и его не стало. Теперь старый никуда негодный и моя 20[?]-л тней служба пропалъ, и я долженъ идти на улица искать опять на старости л тъ свой кусокъ черстваго хл ба. Дай Богъ, чтобы вашъ новый учитель былъ другой Карлъ Иванычъ. Дай Богъ, дай Богъ!» повторялъ онъ задумчиво съ слезами на глазахъ. Я не могъ выдержать и заплакалъ такъ сильно, что Карлъ Иванычъ услыхалъ мои рыданія, онъ подошелъ ко мн , погладилъ по голов и поц ловалъ. «У васъ доброе сердце, Николенька, Богъ дастъ вамъ счастья, сказалъ онъ: не забывайте только своего стараго друга». — Куда д вались мой ложный стыдъ плакать, молодечество и гордое сознаніе, что я уже не мальчикъ. Я сид лъ на пост ли, робко смотр лъ ему въ глаза и не удерживался отъ пріятныхъ слезъ участія, которыя обильными ручьями текли по моимъ щекамъ. Истинное чувство всегда возьметъ верхъ надъ привитыми предразсудками; потому что истинное чувство доставляетъ истинное душевное наслажденіе. Меня более всего разстроивала та мысль, что челов къ такой добрый, благородный, перенесшій столько несчастій, не нашелъ справедливости и въ нашемъ дом и им етъ право обвинять и презирать насъ. —

* № 15(II ред.).

Новый гувернеръ. Глава 7.

На другой день утромъ въ комнат Карла Ивановича уже не оставалось ни одной вещи, принадлежавшей ему. Вм сто высокой постели съ его пестрымъ, стеганнымъ од яломъ, оставалась пустая кровать съ голыми неровными досками; по ст намъ торчали осирот вшіе гвозди, на которыхъ прежде вис ли его картины, халатъ, шапочка, часы съ егеремъ; на ст н , между оконъ, зам тно было по св жести обой м сто, затянутое кое-гд паутинами, на которомъ стоялъ собственный коммодъ его. Ломовой извощикъ уже съ полчаса дожидался у крыльца, и на л стничной площадк стояли кучей: коммодъ, чемоданъ и другія вещи Карла Ивановича; но онъ все еще медлилъ, требуя, чтобы папа, бабушка, или дов ренное отъ нихъ лицо пришло освид тельствовать его вещи и уб диться въ томъ, что онъ не беретъ ничего чужаго: ни матраса, ни подсв чника, ни сапожной колодки — ничего. —

Когда ему, наконецъ, объяснили, что никто и не думаетъ подозр вать его въ этомъ отношеніи, Карлъ Ивановичь вздохнулъ и пошелъ прощаться съ бабушкой.

«Croyez-moi, Madame la Comtesse», ⁹² говорилъ St.-J'er^ome бабушк , въ то время, какъ мы съ Карломъ Иванычемъ вошли къ ней: «j’envisage l’'education comme un devoir trop sacr'e pour le n'egliger. Je sens toute la gravit'e de la t^ache, que je m’impose, mais je saurais la comprendre et la remplir». ⁹³

«Je l’esp`ere, mon cher Monsieur St.-J'er^ome, ⁹⁴ — сказала бабушка.

«Et je puis vous promettre», ⁹⁵ продолжалъ онъ съ большимъ одушевленіемъ: «sur mon honneurr, Madame la Comtesse, que dans deux ans vous ne reconna^itrez pas vos 'el`eves. Il faut, que je commence par 'etudier les capacit'es, les inclinations, les...» ⁹⁶

— «Pardon, mon cher», сказала бабушка, обращаясь къ Карлу Ивановичу, который, сурово взглянувъ на своего преемника, въ это время подошелъ къ бабушк . —

— «Что вы ужъ дете, мой милый», сказала она: вы бы пооб дали съ нами».

— «Благодарю васъ, Баше Сіятельство», сказалъ Карлъ Ивановичь съ достоинствомъ : «я должно хать», и онъ подошелъ къ ея рук .

— «Ну прощайте, мой милый. Очень вамъ благодарна за ваше усердіе и любовь къ д тямъ. — Хоть мы съ вами и разстаемся, потому что нельзя-же держать двухъ гувернёровъ, но я вамъ отдамъ всегда справедливость».

Карлъ Ивановичь молча отошелъ отъ нея и подошелъ къ Любочк . «Прощайте, Любинъка, (такъ онъ называлъ ее) пожалуйте ручка», сказалъ онъ дрожащимъ голосомъ. Любочка большими растерянными глазами посмотр ла на него и кр пко — видно что отъ души — поц ловала его въ пл шивую голову. Мими тоже встала, положила вязанье, вытерла платкомъ правую потную руку и подала ее Карлу Ивановичу. —

— «Над юсь, Карлъ Ивановичь, сказала она красн я, что мы разстаемся друзьями, и ежели мы бывали виноваты другъ передъ другомъ, то все это будетъ забыто. Не правда-ли, Карлъ Ивановичь?»

— «Вотъ вамъ судья!» сказалъ Карлъ Ивановичь, одной рукой взявъ ее за руку, а другою указывая на образъ. Добрый старикъ былъ такъ растроганъ, что слезы были у него на глазахъ, и голосъ прерывался. Онъ замолчалъ, схватилъ руку Мими и такъ долго и н жно ц ловалъ ее, что Мими пришла въ зам шательство, <и не знала, что д лать съ своими лицомъ, губами, когда она перестала ц ловать его въ високъ.> — Я часто им лъ случай зам чать, что, находясь въ чувствительномъ расположеніи духа, нечаянно и невольно обращаешь свою н жность совс мъ не на т хъ людей, которымъ она предназначена. Карлъ Ивановичь былъ огорченъ разлукой съ нами, а со слезами ц ловалъ руку своего единственнаго врага, ежели только могли быть враги у этаго добр йшаго существа.

На крыльц Карлъ Ивановичь простился съ нами. Мн пришла въ голову въ эту минуту сцена его свиданья съ матерью, и я не могъ удержать слезъ, не столько отъ горести разлуки, сколько отъ этаго воспоминанія. Николай, стоявшій тутъ-же на крыльц , къ великому моему удивленію, вдругъ скривилъ ротъ, когда Карлъ Ивановичь обнялъ его, и, не думая скрывать свою слабость, заплакалъ какъ женщина.

— «Прощайте, Карлъ Ивановичь!» —

Растроганный сценой отъ зда славнаго Карла Ивановича, мн какъ-то странно было слушать самодовольный, безпечный свистъ Августъ Антоновича St.-J'er^om’a въ то время, какъ онъ разбиралъ свои вещи. Но скоро чувство неудовольствія зам нилось во мн весьма естественнымъ чувствомъ любопытства, съ которымъ я разсматривалъ вещи и движенія челов ка, долженствовавшаго им ть на жизнь нашу такое близкое вліяніе. — Судя по т мъ красивымъ щегольскимъ вещамъ, которыя онъ раскладывалъ у себя на столик , по сафьянному креслу на м дныхъ колесахъ, которое было внесено въ его комнату и въ особенности по большому количеству лаковыхъ сапогъ, прюнелевыхъ ботинокъ, шелковыхъ жилетовъ и разноцв тныхъ панталонъ, которыхъ каждая штука, по его собственнымъ словамъ, стоила не меньше 50 рублей, я заключалъ, что онъ долженъ быть челов къ очень гордый. Судя-же по тому, какъ онъ стоялъ посередин комнаты въ то время, какъ передвигали кровать и вбивали гвозди, съ руками, заложенными подъ фалды коротенькаго сюртука, и раз ставленными ногами, которыя онъ слегка приводилъ въ движеніе подъ тактъ насвистываемыхъ имъ веселыхъ мотивовъ вальсовъ и водевильныхъ куплетовъ, я заключалъ, что онъ долженъ быть челов къ, любящій веселье; но такое веселье, которое едва-ли придется намъ разд лять съ нимъ. — И въ томъ и въ другомъ случа я мало ошибался: Августъ Антоновичь былъ молодой б локурый мущина небольшаго роста съ довольно пріятной наружностью и дирочкой на подбородк . — Онъ былъ мускулистъ и коротконожка. —

<Ту-же особенность, которую я зам тилъ въ Г-н Трост , гувернёр Ивиныхъ, я зам тилъ въ немъ, т. е. онъ носилъ панталоны въ обтяжку, весьма красиво обрисовывающіе его ляжки и икры, которыми онъ видимо былъ очень доволенъ. > — Въ каждомъ движеніи и звук его голоса выражалось совершенное довольство собой, своими сапогами, своимъ жилетомъ, своимъ разговоромъ, однимъ словомъ, вс мъ, что только им ло что нибудь общаго съ его особой. — Онъ былъ не глупъ и не совс мъ неучъ, какъ большая часть соотечественниковъ его, прі зжающихъ въ Россію, но слишкомъ французская самоув ренность и нел пый взглядъ на все Русское челов ка, который смотритъ на вещи не съ т мъ, чтобы понять ихъ, а съ т мъ, чтобы разсказать или описать ихъ, д лали его см шнымъ въ глазахъ людей бол е проницательныхъ, 14-ти л тнихъ мальчиковъ и старушки, расположенной вид ть одно хорошее во всемъ иноземномъ, въ особенности французскомъ. —

Передъ об домъ и во время об да Августъ Антоновичь не умолкалъ ни на минуту, и бабушка, какъ казалось, была очень довольна его болтовней. Она взялась объяснить ему наши характеры: «Володя, сказала она, будетъ военнымъ; онъ будетъ хорошъ собой, ловокъ, любезенъ, будетъ адъютантомъ какого-нибудь Генерала, будетъ им ть блестящій усп хъ въ большомъ св т и пойдетъ далеко по этой дорог . А Николенька, сказала она, подзывая меня къ себ , пойдетъ по дипломатической дорог . Онъ будетъ у меня славнымъ дипломатомъ, прибавила она, поднимая рукою волоса на моемъ тем , не правда-ли?» Не знаю, что разум ла бабушка подъ словомъ «дипломата», но знаю то, что дипломатъ, по ея понятіямъ, не могъ быть безъ взбитаго кверху хохла, т. е. прически «`a la coq», составляющей, по ея мн нію, отличительную черту этаго званія. Всл дъ за этимъ Августъ Антоновичь вынулъ изъ кармана красиво исписанную тетрадку и просилъ бабушку позволенія прочесть ей свои мысли о воспитаніи, которыя онъ, принявъ на себя новую обязанность, усп лъ набросать на бумагу. — Бабушка сказала, что это доставитъ ей большое удовольствіе, и St.-J'er^ome началъ читать Essquisse sur l’'education de doux nobles enfants Russes, confi'es `a mes soins par la Comtesse de Torchkoff, ou Pr'ec`eptes et maximes, a l’usage d’un gouverneur. ⁹⁷

Само собою разум ется, что только моему н жному возрасту и неразвитымъ умственнымъ способностямъ нужно приписать то, что сколько я ни напрягалъ вниманіе, я ничего ровно не могъ понять изъ тетрадки St.-J'er^om’a, но бабушка осталась ею очень довольна. За об домъ Августъ Антоновичь обратился было къ папа съ разсужденіями о семейств Корнаковыхъ, въ которомъ онъ давалъ уроки, о самой Княгин и о томъ, что она весьма пріятная дама; но папа, не отв чая ему, сухо спросилъ, когда онъ нам ренъ начать классы. —

Глава 8. Новый образъ жизни.

Весь порядокъ нашихъ занятій со вступленіемъ въ домъ St., J'er^om’a радикально изм нился. Спальня превратилась въ кабинетъ, а классная наполнилась крашенными шкафами, которые, откидываясь на ночь, служили намъ кроватями, черными досками, глобусами, росписаніями и вообще предметами, наглядно доказывающими старательность и ученость новаго гувернера. Росписаніе занятій, написанное красивымъ, прямымъ почеркомъ и вис вшее надъ столомъ въ рамк чернаго дерева, доказывало ясно, что отъ 8 часовъ утра и до 6 вечера мы заняты классами. Исключая Исторіи, Математики и Русскаго языка — большая часть времени занята была самимъ St.-J'er^om’омъ: Латинскій языкъ, Французская грамматика, Французскій синтаксисъ, Французская литература, Исторія Французской литературы, сочиненія, диктовки, переводы. —