Полное собрание сочинений

Апрель – май 1832

163. А. А. Ф<УКСОВ>ОЙ

Вы дочерь Евы, как другая, Как перед зеркалом своим Власы роскошные вседневно убирая, Их блеском шёлковым любуясь перед ним, Любуясь ясными очами, Обворожительным лицом Блестящей грации, пред вами Живописуемой услужливым стеклом, Вы угадать смогли своё предназначенье? Как, вместо женской суеты, В душе довольной красоты Затрепетало вдохновенье! Прекрасный, дивный миг! Возликовал Парнас, Хариту, как сестру, камены окружили, От мира мелочей вы взоры отвратили: Открылся новый мир для вас. Сей мир свободного мечтанья, В который входит лишь поэт, Где исполнение находят все желанья, Где сладки самые страданья И где обманов сердцу нет. Мы встретилися в нём. Блестящими стихами Вы обольстительно приветили меня. Я знаю цену им. Дарована судьбами Мне искра вашего огня. Забуду ли я вас? Забуду ль ваши звуки? В душе признательной отозвались они. Пусть бездну между нас раскроет дух разлуки, Пускай летят за днями дни: Пребудет неразлучна с вами Моя сердечная мечта, Пока пленяюся я лирными струнами, Покуда радует мне душу красота.

Между 16 мая и 15 июня 1832

164. ЗАПУСТЕНИЕ

Я посетил тебя, пленительная сень, Не в дни весёлые живительного мая, Когда, зелёными ветвями помавая, Манишь ты путника в свою густую тень, Когда ты веешь ароматом Тобою бережно взлелеянных цветов, — Под очарованный твой кров Замедлил я моим возвратом. В осенней наготе стояли дерева И неприветливо чернели; Хрустела под ногой замёрзлая трава, И листья мёртвые, волнуяся, шумели; C прохладой резкою дышал В лицо мне запах увяданья; Но не весеннего убранства я искал, А прошлых лет воспоминанья. Душой задумчивый, медлительно я шёл С годов младенческих знакомыми тропами; Художник опытный их некогда провёл. Увы, рука его изглажена годами! Стези заглохшие, мечтаешь, пешеход Случайно протоптал. Сошёл я в дом заветный, Дол, первых дум моих лелеятель приветный! Пруда знакомого искал красивых вод, Искал прыгучих вод мне памятной каскады: Там, думал я, к душе моей Толпою полетят виденья прежних дней… Вотще! лишённые хранительной преграды, Далече воды утекли, Их ложе поросло травою, Приют хозяйственный в них улья обрели, И лёгкая тропа исчезла предо мною. Ни в чём знакомого мой взор не обретал! Но вот по-прежнему лесистым косогором Дорожка смелая ведёт меня… обвал Вдруг поглотил её… Я стал И глубь нежданную измерил грустным взором, С недоумением искал другой тропы; Иду я: где беседка тлеет И в прахе перед ней лежат её столпы, Где остов мостика дряхлеет. И ты, величественный грот, Тяжёло-каменный, постигнут разрушеньем, И угрожаешь уж паденьем, Бывало, в летний зной прохлады полный свод! Что ж? пусть минувшее минуло сном летучим! Ещё прекрасен ты, заглохший Элизей, И обаянием могучим Исполнен для души моей. Тот не был мыслию, тот не был сердцем хладен, Кто, безымянной неги жаден, Их своенравный бег тропам сим указал, Кто, преклоняя слух к таинственному шуму Сих клёнов, сих дубов, в душе своей питал Ему сочувственную думу. Давно кругом меня о нём умолкнул слух. Прияла прах его далекая могила, Мне память образа его не сохранила, Но здесь ещё живёт его доступный дух; Здесь, друг мечтанья и природы, Я познаю его вполне: Он вдохновением волнуется во мне, Он славить мне велит леса, долины, воды; Он убедительно пророчит мне страну, Где я наследую несрочную весну, Где разрушения следов я не примечу, Где в сладостной тени невянущих дубров, У нескудеющих ручьев, Я тень священную мне встречу.

Осень 1832

165. КНЯЗЮ ПЕТРУ АНДРЕЕВИЧУ ВЯЗЕМСКОМУ

Как жизни общие призывы, Как увлеченья суеты, Понятны вам страстей порывы И обания мечты; Понятны вам все дуновенья, Которым в море бытия Послушна наша ладия. Вам приношу я песнопенья, Где отразилась жизнь моя: Исполнена тоски глубокой, Противоречий, слепоты И между тем любви высокой, Любви, добра и красоты. Счастливый сын уединенья, Где сердца ветреные сны И мысли праздные стремленья Разумно мной усыплены; Где, другу мира и свободы, Ни до фортуны, ни до моды, Ни до молвы мне нужды нет; Где я простил безумству, злобе И позабыл, как бы во гробе, Но добровольно, шумный свет, — Ещё порою покидаю Я Лету, созданную мной, И степи мира облетаю С тоскою жаркой и живой. Ищу я вас, гляжу: что с вами? Куда вы брошены судьбами, Вы, озарявшие меня И дружбы кроткими лучами, И светом высшего огня? Что вам дарует провиденье? Чем испытует небо вас? И возношу молящий глас: Да длится ваше упоенье, Да скоро минет скорбный час! Звезда разрозненной плеяды! Так из глуши моей стремлю Я к вам заботливые взгляды, Вам высшей благости молю. От вас отвлечь судьбы суровой Удары грозные хочу, Хотя вам прозою почтовой Лениво дань мою плачу.

1834

166. ПОСЛЕДНИЙ ПОЭТ

Век шествует путём своим железным; В сердцах корысть, и общая мечта Час от часу насущным и полезным Отчетливей, бесстыдней занята. Исчезнули при свете просвещенья Поэзии ребяческие сны, И не о ней хлопочут поколенья, Промышленным заботам преданы. Для ликующей свободы Вновь Эллада ожила, Собрала свои народы И столицы подняла; В ней опять цветут науки, Носит Понт торговли груз И не слышны лиры звуки В первобытном рае муз! Блестит зима дряхлеющего мира, Блестит! Суров и бледен человек; Но зелены в отечестве Омира Холмы, леса, брега лазурных рек. Цветёт Парнас! Пред ним, как в оны годы, Кастальский ключ живой струёю бьет; Нежданный сын последних сил природы, Возник поэт: идет он и поет. Воспевает, простодушный, Он любовь и красоту, И науки, им ослушной, Пустоту и суету: Мимолетные страданья Легкомыслием целя, Лучше, смертный, в дни незнанья Радость чувствует земля. Поклонникам Урании холодной Поёт, увы! он благодать страстей; Как пажити Эол бурнопогодный, Плодотворят они сердца людей; Живительным дыханием развита, Фантазия подъемлется от них, Как некогда возникла Афродита Из пенистой пучины вод морских. И зачем не предадимся Снам улыбчивым своим? Бодрым сердцем покоримся Думам робким, а не им! Верьте сладким убежденьям Вас ласкающих очес И отрадным откровеньям Сострадательных небес! Суровый смех ему ответом; персты Он на струнах своих остановил, Сомкнул уста вещать полуотверсты, Но гордыя главы не преклонил: Стопы свои он в мыслях направляет В немую глушь, в безлюдный край, но свет Уж праздного вертепа не являет, И на земле уединенья нет! Человеку непокорно Море синее одно: И свободно, и просторно, И приветливо оно; И лица не изменило С дня, в который Аполлон Поднял вечное светило В первый раз на небосклон. Оно шумит перед скалой Левкада. На ней певец, мятежной думы полн, Стоит… в очах блеснула вдруг отрада: Сия скала… тень Сафо!.. песни волн… Где погребла любовница Фаона Отверженной любви несчастный жар, Там погребёт питомец Аполлона Свои мечты, свой бесполезный дар! И по-прежнему блистает Хладной роскошию свет: Серебрит и позлащает Свой безжизненный скелет; Но в смущение приводит Человека вал морской, И от шумных вод отходит Он с тоскующей душой!

{1835}

167. НЕДОНОСОК

Я из племени духов, Но не житель Эмпирея, И, едва до облаков Возлетев, паду, слабея. Как мне быть? Я мал и плох; Знаю: рай за их волнами, И ношусь, крылатый вздох, Меж землёй и небесами. Блещет солнце – радость мне! С животворными лучами Я играю в вышине И весёлыми крылами Ластюсь к ним, как облачко; Пью счастливо воздух тонкой, Мне свободно, мне легко, И пою я птицей звонкой. Но ненастье заревёт И до облак, свод небесный Омрачившись, вознесёт Прах земной и лист древесный. Бедный дух! Ничтожный дух! Дуновенье роковое Вьет, крутит меня, как пух, Мчит под небо громовое. Бури грохот, бури свист! Вихорь хладный! Вихорь жгучий! Бьет меня древесный лист, Удушает прах летучий! Обращусь ли к небесам, Оглянуся ли на землю – Грозно, чёрно тут и там; Вопль уныло я подъемлю. Смутно слышу я порой Клик враждующих народов, Поселян беспечных вой Под грозой их переходов, Гром войны и крик страстей, Плач недужного младенца… Слезы льются из очей: Жаль земного поселенца! Изнывающий тоской, Я мечусь в полях небесных, Надо мной и подо мной Беспредельных – скорби тесных! В тучу прячусь я и в ней Мчуся, чужд земного края, Страшный глас людских скорбей Гласом бури заглушая. Мир я вижу как во мгле; Арф небесных отголосок Слабо слышу… На земле Оживил я недоносок. Отбыл он без бытия: Роковая скоротечность! В тягость роскошь мне твоя, О бессмысленная вечность!

{1835}

168. БОКАЛ

Полный влагой искромётной, Зашипел ты, мой бокал! И покрыл туман приветный Твой озябнувший кристалл… Ты не встречен братьей шумной, Буйных оргий властелин, — Сластолюбец вольнодумный, Я сегодня пью один. Чем душа моя богата, Всё твоё, о друг Аи! Ныне мысль моя не сжата И свободны сны мои; За струёю вдохновенной Не рассеян данник твой Бестолково оживлённой Разногласою толпой. Мой восторг неосторожный Не обидит никого, Не откроет дружбе ложной Таин счастья моего, Не смутит глупцов ревнивых И торжественных невежд Излияньем горделивых Иль святых моих надежд! Вот теперь со мной беседуй, Своенравная струя! Упоенья проповедуй Иль отравы бытия; Сердцу милые преданья Благодатно оживи Или прошлые страданья Мне на память призови! О бокал уединенья! Не усилены тобой Пошлой жизни впечатленья, Словно чашей круговой; Плодородней, благородней, Дивной силой будишь ты Откровенья преисподней Иль небесные мечты. И один я пью отныне! Не в людском шуму пророк – В немотствующей пустыне Обретает свет высок! Не в бесплодном развлеченье Общежительных страстей – В одиноком упоенье Мгла падёт с его очей!

{1835}

169. АЛКИВИАД

Облокотясь перед медью, образ его отражавшей, Дланью слегка приподняв кудри златые чела, Юный красавец сидел, горделиво-задумчив, и, смехом Горьким смеясь, на него мужи казали перстом; Девы, тайно любуясь челом благородно-открытым, Нехотя взор отводя, хмурили брови свои. Он же глух был и слеп; он, не в меди глядясь, а в грядущем, Думал: к лицу ли ему будет лавровый венок?

{1835}

170

Там, где парил орёл двуглавый, Шумели силы знамена, — Звезда прекрасной, новой славы Твоей рукою зажжена! Искусства мирные трофеи Ты внёс в отеческую сень, — И был последний день Помпеи Для русской кисти первый день. Привет тебе Москвы радушной! Ты в ней родное сотвори И, сердца голосу послушный, Взгляни на Кремль… и кисть бери. Тебе Москвы бокал заздравный, Тебя отчизна видит вновь; Там славу взял художник славный, А здесь – и слава, и любовь!

Январь 1836

171. ОСЕНЬ

1 И вот сентябрь! Замедля свой восход, Сияньем хладным солнце блещет, И луч его в зерцале зыбком вод Неверным золотом трепещет. Седая мгла виётся вкруг холмов; Росой затоплены равнины; Желтеет сень кудрявая дубов, И красен круглый лист осины; Умолкли птиц живые голоса, Безмолвен лес, беззвучны небеса! 2 И вот сентябрь! И вечер года к нам Подходит. На поля и горы Уже мороз бросает по утрам Свои сребристые узоры. Пробудится ненастливый Эол, Пред ним помчится прах летучий; Качаяся, завоет роща, дол Покроет лист её падучий, И набегут на небо облака, И, потемнев, запенится река. 3 Прощай, прощай, сияние небес! Прощай, прощай, краса природы! Волшебного шептанья полный лес, Златочешуйчатые воды! Весёлый сон минутных летних нег! Вот эхо в рощах обнажённых Секирою тревожит дровосек, И скоро, снегом убелённых, Своих дубров и холмов зимний вид Застылый ток туманно отразит. 4 А между тем досужий селянин Плод годовых трудов сбирает; Сметав в стога скошённый злак долин, С серпом он в поле поспешает. Гуляет серп. На сжатых бороздах Снопы стоят в копнах блестящих Иль тянутся вдоль жнивы, на возах, Под тяжкой ношею скрыпящих, И хлебных скирд золотоверхий град Подъемлется кругом крестьянских хат. 5 Дни сельского, святого торжества! Овины весело дымятся, И цеп стучит, и с шумом жернова Ожившей мельницы крутятся. Иди, зима! На строги дни себе Припас оратай много блага: Отрадное тепло в его избе, Хлеб-соль и пенистая брага; С семьёй своей вкусит он без забот Своих трудов благословенный плод! 6 А ты, когда вступаешь в осень дней, Оратай жизненного поля, И пред тобой во благостыне всей Является земная доля; Когда тебе житейские бразды, Труд бытия вознаграждая, Готовятся подать свои плоды. И спеет жатва дорогая, И в зёрнах дум её сбираешь ты, Судеб людских достигнув полноты, — 7 Ты так же ли, как земледел, богат? И ты, как он, с надеждой сеял; И ты, как он, о дальнем дне наград Сны позлащённые лелеял… Любуйся же, гордись восставшим им! Считай свои приобретенья!.. Увы! к мечтам, страстям, трудам мирским Тобой скоплённые презренья, Язвительный, неотразимый стыд Души твоей обманов и обид! 8 Твой день взошёл, и для тебя ясна Вся дерзость юных легковерий; Испытана тобою глубина Людских безумств и лицемерий. Ты, некогда всех увлечений друг, Сочувствий пламенный искатель, Блистательных туманов царь – и вдруг Бесплодных дебрей созерцатель, Один с тоской, которой смертный стон Едва твоей гордыней задушен. 9 Но если бы негодованья крик, Но если б вопль тоски великой Из глубины сердечныя возник, Вполне торжественной и дикой, — Костями бы среди твоих забав Содроглась ветреная младость, Играющий младенец, зарыдав, Игрушку б выронил, и радость Покинула б чело его навек, И заживо б в нём умер человек! 10 Зови ж теперь на праздник честный мир! Спеши, хозяин тороватый! Проси, сажай гостей своих за пир Затейливый, замысловатый! Что лакомству пророчит он утех! Каким разнообразьем брашен Блистает он!.. Но вкус один во всех И, как могила, людям страшен; Садись один и тризну соверши По радостям земным своей души! 11 Какое же потом в груди твоей Ни водворится озаренье, Чем дум и чувств ни разрешится в ней Последнее вихревращенье – Пусть в торжестве насмешливом своём Ум бесполезный сердца трепет Угомонит и тщетных жалоб в нём Удушит запоздалый лепет, И примешь ты, как лучший жизни клад Дар опыта, мертвящий душу хлад. 12 Иль, отряхнув видения земли Порывом скорби животворной, Её предел завидя издали, Цветущий брег за мглою чёрной, Возмездий край, благовестящим снам Доверясь чувством обновлённым, И бытия мятежным голосам, В великом гимне примирённым, Внимающий, как арфам, коих строй Превыспренний не понят был тобой, — 13 Пред промыслом оправданным ты ниц Падёшь с признательным смиреньем, С надеждою, не видящей границ, И утолённым разуменьем, — Знай, внутренней своей вовеки ты Не передашь земному звуку И лёгких чад житейской суеты Не посвятишь в свою науку; Знай, горняя иль дольная, она Нам на земле не для земли дана. Вот буйственно несётся ураган, И лес подъемлет говор шумный, И пенится, и ходит океан, И в берег бьет волной безумной; Так иногда толпы ленивый ум Из усыпления выводит Глас, пошлый глас, вещатель общих дум, И звучный отзыв в ней находит, Но не найдёт отзыва тот глагол, Что страстное земное перешёл. 15 Пускай, приняв неправильный полёт И вспять стези не обретая, Звезда небес в бездонность утечёт; Пусть заменит её другая; Не явствует земле ущерб одной, Не поражает ухо мира Падения её далекий вой, Равно как в высотах эфира Её сестры новорождённый свет И небесам восторженный привет! 16 Зима идет, и тощая земля В широких лысинах бессилья, И радостно блиставшие поля Златыми класами обилья, Со смертью жизнь, богатство с нищетой – Все образы годины бывшей Сравняются под снежной пеленой, Однообразно их покрывшей, — Перед тобой таков отныне свет, Но в нём тебе грядущей жатвы нет!

Конец 1836 – начало февраля 1837, {1841}

172

Сначала мысль, воплощена В поэму сжатую поэта, Как дева юная, темна Для невнимательного света; Потом, осмелившись, она Уже увёртлива, речиста. Со всех сторон своих видна, Как искушённая жена В свободной прозе романиста; Болтунья старая, затем Она, подъемля крик нахальный, Плодит в полемике журнальной Давно уж ведомое всем.

{1837}

173

Увы! Творец непервых сил! На двух статейках утомил Ты кой-какое дарованье! Лишённый творческой мечты, Уже, в жару нездравом, ты Коверкать стал правописанье! Неаполь возмутил рыбарь, И, власть прияв, как мудрый царь, Двенадцать дней он градом правил; Но что же? – непривычный ум, Устав от венценосных дум, Его в тринадцатый оставил.