Полное собрание сочинений

{1826}

98

Тебе я младость шаловливу, О сын Венеры! посвятил; Меня ты плохо наградил – Дал мало сердцу на разживу! Подобно мне любил ли кто? И что ж я вспомню, не тоскуя? Два, три, четыре поцелуя!.. Быть так; спасибо и за то.

{1826}

99

Ты ропщешь, важный журналист, На наше модное маранье: «Всё та же песня: ветра свист, Листов древесных увяданье…» Понятно нам твоё страданье: И без того освистан ты, И так, подвалов достоянье, Родясь, гниют твои листы.

{1826}

100. ЭПИГРАММА

И ты поэт, и он поэт; Но меж тобой и им различие находят: Твои стихи в печать выходят, Его стихи – выходят в свет.

{1826}

101

Когда, печалью вдохновенный, Певец печаль свою поёт, Скажите: отзыв умиленный В каком он сердце не найдёт? Кто, вековых проклятий жаден, Дерзнёт осмеивать её? Но для притворства всякий хладен, Плач подражательный досаден, Смешно жеманное вытьё! Не напряжённого мечтанья Огнём услужливым согрет, Постигнул таинства страданья Душемутительный поэт. В борьбе с тяжёлою судьбою Познал он меру вышних сил, Сердечных судорог ценою Он выраженье их купил. И вот нетленными лучами Лик песнопевца окружён И чтим земными племенами, Подобно мученику, он. А ваша муза площадная, Тоской заёмною мечтая Родить участие в сердцах, Подобна нищей развращённой, Молящей лепты незаконной С чужим ребёнком на руках.

{1826}

102

Не трогайте парнасского пера, Не трогайте, пригожие вострушки! Красавицам не много в нём добра, И им Амур другие дал игрушки. Любовь ли вам оставить в забытьи Для жалких рифм? Над рифмами смеются, Уносят их летейские струи – На пальчиках чернила остаются.

Январь 1826

103

Есть грот: наяда там в полдневные часы Дремоте предает усталые красы, И часто вижу я, как нимфа молодая На ложе лиственном покоится нагая, На руку белую, под говор ключевой, Склоняяся челом, венчанным осокой.

Конец, 1826

104. ОНА

Есть что-то в ней, что красоты прекрасней, Что говорит не с чувствами – с душой; Есть что-то в ней над сердцем самовластней Земной любви и прелести земной. Как сладкое душе воспоминанье, Как милый свет родной звезды твоей, Какое-то влечёт очарованье К её ногам и под защиту к ней. Когда ты с ней, мечты твоей неясной Неясною владычицей она: Не мыслишь ты – и только лишь прекрасной Присутствием душа твоя полна. Бредёшь ли ты дорогою возвратной, С ней разлучась, в пустынный угол твой – Ты полон весь мечтою необъятной, Ты полон весь таинственной тоской.

{1827}

105

Не бойся едких осуждений, Но упоительных похвал: Не раз в чаду их мощный гений Сном расслабленья засыпал. Когда, доверясь их измене, Уже готов у моды ты Взять на венок своей Камене Её тафтяные цветы, Прости, я громко негодую; Прости, наставник и пророк, — Я с укоризной указую Тебе на лавровый венок. Когда по рёбрам крепко стиснут Пегас удалым седоком, Не горе, ежели прихлыстнут Его критическим пером.

{1827}

106

Окогчённая летунья, Эпиграмма-хохотунья, Эпиграмма-егоза Трётся, вьётся средь народа И завидит лишь урода – Разом вцепится в глаза.

{1827}

107

Перелетай к веселью от веселья, Как от цветка бежит к цветку дитя; Не успевай, за суетой безделья, Задуматься, подумать и шутя. Пускай тебя к Кориннам не причислят, Играй, мой друг, играй и верь мне в том, Что многие о милой Лизе мыслят, Когда она не мыслит ни о чём.

{1827}

108

Как сладить с глупостью глупца? Ему впопад не скажешь слова; Другого проще он с лица, Но мудрёней в житье другого. Он всем превратно поражён, И всё навыворот он видит; И бестолково любит он, И бестолково ненавидит.

{1827}

109

Когда б избрать возможно было мне Любой удел, любое счастье в мире, Я б не хотел быть славным на войне, Я б не хотел играть на громкой лире, Я злата бы себе не пожелал; Но блага все единым именуя, То дайте мне, богам бы я сказал, Чем Д… понравиться могу я.

{1827}

110. ПОСЛЕДНЯЯ СМЕРТЬ

Есть бытие; но именем каким Его назвать? Ни сон оно, ни бденье: Меж них оно, и в человеке им С безумием граничит разуменье. Он в полноте понятья своего, А между тем, как волны, на него, Одни других мятежней, своенравней, Видения бегут со всех сторон: Как будто бы своей отчизны давней Стихийному смятенью отдан он. Но иногда, мечтой воспламененный, Он видит свет, другим не откровенный. Созданье ли болезненной мечты Иль дерзкого ума соображенье, Во глубине полночной темноты Представшее очам моим виденье? Не ведаю; но предо мной тогда Раскрылися грядущие года; События вставали, развивались, Волнуяся, подобно облакам, И полными эпохами являлись От времени до времени очам, И наконец я видел без покрова Последнюю судьбу всего живого. Сначала мир явил мне дивный сад; Везде искусств, обилия приметы; Близ веси весь и подле града град, Везде дворцы, театры, водометы, Везде народ, и хитрый свой закон Стихии все признать заставил он. Уж он морей мятежные пучины На островах искусственных селил, Уж рассекал небесные равнины По прихоти им вымышленных крил; Всё на земле движением дышало, Всё на земле как будто ликовало. Исчезнули бесплодные года, Оратаи по воле призывали Ветра, дожди, жары и холода, И верною сторицей воздавали Посевы им, и хищный зверь исчез Во тьме лесов, и в высоте небес, И в бездне вод, сражённый человеком, И царствовал повсюду светлый мир. Вот, мыслил я, прельщённый дивным веком, Вот разума великолепный пир! Врагам его и в стыд и в поученье, Вот до чего достигло просвещенье! Прошли века. Яснеть очам моим Видение другое начинало: Что человек? Что вновь открыто им? Я гордо мнил, и что же мне предстало? Наставшую эпоху я с трудом Постигнуть мог смутившимся умом. Глаза мои людей не узнавали; Привыкшие к обилью дольных благ, На всё они спокойные взирали, Что суеты рождало в их отцах, Что мысли их, что страсти их, бывало, Влечением всесильным увлекало. Желания земные позабыв, Чуждаяся их грубого влеченья, Душевных снов, высоких снов призыв Им заменил другие побужденья, И в полное владение свое Фантазия взяла их бытие, И умственной природе уступила Телесная природа между них: Их в эмпирей и хаос уносила Живая мысль на крылиях своих, Но по земле с трудом они ступали, И браки их бесплодны пребывали. Прошли века, и тут моим очам Открылася ужасная картина: Ходила смерть по суше, по водам, Свершалася живущего судьбина. Где люди? где? Скрывалися в гробах! Как древние столпы на рубежах, Последние семейства истлевали; В развалинах стояли города, По пажитям заглохнувшим блуждали Без пастырей безумные стада; С людьми для них исчезло пропитанье; Мне слышалось их гладное блеянье. И тишина глубокая вослед Торжественно повсюду воцарилась, И в дикую порфиру древних лет Державная природа облачилась. Величествен и грустен был позор Пустынных вод, лесов, долин и гор. По-прежнему животворя природу, На небосклон светило дня взошло, Но на земле ничто его восходу Произнести привета не могло. Один туман над ней, синея, вился И жертвою чистительной дымился.

{1827}

111

Судьбой наложенные цепи Упали с рук моих, и вновь Я вижу вас, родные степи, Моя начальная любовь. Степного неба свод желанный, Степного воздуха струи, На вас я в неге бездыханной Остановил глаза мои. Но мне увидеть было слаще Лес на покате двух холмов И скромный дом в садовой чаще – Приют младенческих годов. Промчалось ты, златое время! С тех пор по свету я бродил И наблюдал людское племя И, наблюдая, восскорбил. Ко благу пылкое стремленье От неба было мне дано; Но обрело ли разделенье, Но принесло ли плод оно?.. Я братьев знал; но сны младые Соединили нас на миг: Далече бедствуют иные И в мире нет уже других. Я твой, родимая дуброва! Но от насильственных судьбин Молить хранительного крова К тебе пришёл я не один. Привёл под сень твою святую Я соучастницу в мольбах: Мою супругу молодую С младенцем тихим на руках. Пускай, пускай в глуши смиренной, С ней, милой, быт мой утая, Других урочищей вселенной Не буду помнить бытия. Пускай, о свете не тоскуя, Предав забвению людей, Кумиры сердцас берегу я Одни, одни в любви моей.

Весна 1827

112. СМЕРТЬ

Смерть дщерью тьмы не назову я И, раболепною мечтой Гробовый остов ей даруя, Не ополчу её косой. О дочь верховного Эфира! О светозарная краса! В руке твоей олива мира, А не губящая коса. Когда возникнул мир цветущий Из равновесья диких сил, В твоё храненье всемогущий Его устройство поручил. И ты летаешь над твореньем, Согласье прям его лия И в нём прохладным дуновеньем Смиряя буйство бытия. Ты укрощаешь восстающий В безумной силе ураган, Ты, на брега свои бегущий, Вспять возвращаешь океан. Даёшь пределы ты растенью, Чтоб не покрыл гигантский лес Земли губительною тенью, Злак не восстал бы до небес. А человек! Святая дева! Перед тобой с его ланит Мгновенно сходят пятна гнева, Жар любострастия бежит. Дружится праведной тобою Людей недружная судьба: Ласкаешь тою же рукою Ты властелина и раба. Недоуменье, принужденье – Условье смутных наших дней, Ты всех загадок разрешенье, Ты разрешенье всех цепей.

{1828}

113. ИЗ А. ШЕНЬЕ

Под бурею судеб, унылый, часто я, Скучая тягостной неволей бытия, Нести ярмо моё утрачивая силу, Гляжу с отрадою на близкую могилу, Приветствую её, покой её люблю, И цепи отряхнуть я сам себя молю. Но вскоре мнимая решимость позабыта И томной слабости душа моя открыта: Страшна могила мне; и ближние, друзья, Мое грядущее, и молодость моя, И обещания в груди сокрытой музы – Всё обольстительно скрепляет жизни узы, И далеко ищу, как жребий мой ни строг, Я жить и бедствовать услужливый предлог.