Полное Затмение

Остроглаз и Дженкинс брели по парку Монсо. Унылый день клонился к ночи; деревья стояли голые, контуры безлистных крон резко выделялись в сумерках. Лес выглядел мёртвым, влажно-склизким, весь в серых и синих тенях с коричневыми прожилками. Но запах перегноя радовал Остроглаза. Он жадно вдыхал его, растягивая каждый укус холодного воздуха по ноздрям; на щеках энергично танцевали желваки. В руках у него был пулемёт «Хеклер и Кох» HK-21, холодный, точно каменное распятие, и весом не меньше. Он устал и проголодался. Ему не хватало одной кормёжки в день.

— Стейнфельд обещал, что нас будут кормить чаще, — посетовал Дженкинс.

Остроглаза одолевали те же мысли, но он сказал:

— Счастье, что мы им вообще пригодились. Ты хоть видел лагеря беженцев за городом?

Дженкинс помрачнел.

— Ты прав. — От воронёной стали и холодной пластмассы пулемёта у напарника раскраснелись руки. «Уэзерби» и ружьё калибра 0.22 они выменяли на более практичное оружие.

Остроглаз оглянулся через плечо, задумавшись, с какой это радости инструкторы так отстали. И резко остановился.

Он их не видел.

— Дженкинс, — сказал Остроглаз, — мы влипли.

Дженкинс тоже остановился, обернулся на тропинку, ожидая, не появятся ли инструкторы по городской партизанской войне, не зашелестит ли в синеватых сумерках под их ногами гниющая мокрая листва. Он ничего не услышал.

Птицы перестали галдеть. А ещё несколькими минутами раньше — расшумелись.

Остроглаз сглотнул.

— Не любят они нас, — тихо пожаловался Дженкинс. — Что бишь они там талдычили про мародёров?

— Говорили, чтоб мы вели себя поосторожней, а не то мародёров привлечём. Банды промышляют на другом конце парка, там, где трущобы.

— Бля! Ты думаешь, они нам тренировочку устроили?

— Стейнфельд не стал бы так рисковать.

— Но я ж тебе сказал, что они нас не любят. Они, видно, решили, что америкосов можно и мародёрам скормить. Приняли нас за ЦРУшников или что-то в этом роде. А Стейнфельда в городе нету.

— Они нас не любят, но они бы не... — Он осёкся, зыркнув во мглу. Из-за деревьев появились люди.

Справа от их тропы стена деревьев казалась сплошной: в сумраке ветви сливались в сплошную волнистую серую завесу на расстоянии каких-то пятидесяти ярдов. Поэтому, когда оттуда появились люди, создалось впечатление, что стена выдавила их из себя, словно капли жидкости. Серые фигуры сливались со стволами и ветвями, если не считать розовато-оранжевых клякс на месте лиц и тонких карандашных полосок синего, серого и коричневого в руках. Оружие.

Остроглаз насчитал восьмерых и бросил это дело. Он оглянулся, прикидывая, куда бежать. Слева оказалась широкая парковка с потрескавшимся асфальтом. Жалкие остатки французского правительства не считали нужным размениваться на такие мелочи, как расчистка парков, поэтому парковка была по колено завалена опалью и сучьями; там и сям торчали проржавевшие скелеты автомобилей, над которыми поработали охотники за металлоломом. В любом случае слишком далеко — за машинами не укрыться. Их с Дженкинсом застрелят в спины на парковке.

Казалось безопасней бежать вперёд, но инструкторы им говорили: В критической ситуации спросите себя — рассыпаться или перегруппироваться? Ответ зависит от природы сил врага и расположения их относительно командиров вашего отряда.

Если Остроглаз побежит вперёд, враг вклинится между ним и его командирами, то есть инструкторами. Командование окажется в опасности, он подставит его под удар. Если же перегруппироваться, командованию можно оказать поддержку.

— Назад по тропе! — скомандовал Остроглаз.

Дженкинс возмутился:

— Ты что, сдурел?

— Давай-давай!

Банда подошла так близко, что Остроглаз различал черты оранжево-розовых клякс. Он повернулся и побежал.

Это не враг, думал Остроглаз, это всего-навсего стайка оголодавших парижан: надеются поживиться за наш счёт.

И ещё он подумал: Инструкторы так всё устроили, что стайка грабителей стала нам «врагом». Словно это военная игра, только вот противник тупо не в курсе, какую взял на себя роль.

И после этого он подумал: Грёбаные инструкторы надеются, что мы провалимся. А если нет, так прикончим пару-тройку этих убийц, о которых они сами руки марать не хотят.

И тут раздались первые хлопки выстрелов, а следом эхо — точно алюминиевый лист встряхивают в подражание грому. У его ног брызнул в воздух торфяной пласт. Иррациональным движением Остроглаз отскочил назад, словно подлетевший кусок земли сам по себе мог нести угрозу.

Остроглаз побежал дальше, Дженкинс чуть позади и отклоняясь в сторону. Мимо бешеным аллюром проносились деревья; ветви дёргались на ветру, точно дворники на ветровом стекле небес. Он миновал очередное дерево, и то стряхнуло на него клочки коры: обнажившийся участок желтоватой древесины указывал место, где кору содрала пуля.

Он слышал, как отстреливается на бегу Дженкинс — пулемёт его рявкал и громыхал. Вряд ли Дженкинс надеялся кого-то завалить, разве что отпугнуть.

В тридцати футах впереди тропинку скрывали толстые синюшные кусты. В том месте, где тропинка в них утыкалась, особого прикрытия не было.

Если банда грабителей увяжется за ними сразу по пятам, они могут попросту остановиться на тропинке, с удобством прицелиться и срезать Остроглаза с Дженкинсом.

Если добежать до первого поворота, налево и в кусты, шанс ещё остаётся.

Но тут Дженкинс споткнулся. Издав странно высокий, писклявый крик, он упал на твёрдую и холодную, как сталь, землю; пулемёт его бессильно клацнул. Остроглаз частью сознания уже придумал несколько извинений, что не остановится.

Но он остановился. Надсадно дыша и чертыхаясь, он развернулся и побежал назад по тропе, сдерживая немедленный импульс валить отсюда к ебеням, преодолевая это предательское желание. Что-то свистяще фыркнуло — пуля разминулась с его головой всего на пару дюймов. Дженкинс поднимался на колени, шумно ловя ртом воздух. Как они могли по нему промахнуться? Такая большая мишень! Остроглаз наклонился и протянул ему руку, но Дженкинс отпихнул его (разозлились оба) и выдохнул:

— Просто... прикрой.

И потянулся за пулемётом.

Остроглаз распрямился, обернулся и, не тратя времени на выцеливание, открыл огонь; увидев, что продырявил шестью пулями дерево, отделявшее их от шайки, он ощутил себя полным идиотом. Потом заметил, как один мародёр подбирается справа. Примерно в сорока футах бандюк остановился и поднял к плечу ружьё, прицеливаясь, точно охотник на кроликов. У него были крупный нос, вялый подбородок и запавшие щёки. Он носил коричневую кепку с какой-то эмблемой. Он выстрелил. Пуля рассекла воздух над головой Остроглаза. Бандюк завозился, перезаряжая ружьё...