Полярный конвой. пушки острова наварон. (сборник)

— Он опасен только для своих друзей, — коротко возразил Турциг. — Все так, как я вам говорил, герр. Чтобы спасти шкуру, он мать родную готов предать.

— И претендует на дружбу с нами? — задумчиво произнес Шкода. — Это один из наших храбрых союзников, а? — Он протянул тонкую холеную руку с печаткой тяжелого перстня и злобно ударил Андреа по щеке.

Андреа вскрикнул от боли, протянул ладонь к окровавленному лицу и отпрянул в сторону, закрыв голову локтями.

— Внушительное приобретение для армии третьего рейха, — промолвил Шкода. — Вы не ошиблись, лейтенант. Трус. Такая реакция на удар — безошибочный признак этого. Любопытно, — вслух раздумывал он, — как часто трусами бывают крупные мужчины. Часть процесса природной компенсации, полагаю я… Как тебя зовут, мой храбрый друг?

— Папагос, — угрюмо пробормотал Андреа. — Петер Папагос. — Он оторвал ладонь от щеки, посмотрел на нее медленно расширявшимися от ужаса глазами и сразу стал вытирать о штанину торопливыми, судорожными движениями. На лице его было заметное всем отвращение.

Шкода, забавляясь, наблюдал за ним.

— Не выносишь вида крови, Папагос, а? — предположил он. — И особенно своей?

Несколько минут прошло в молчании. Вдруг Андреа вскинул голову. Лицо его исказилось. Казалось, он вот-вот заплачет.

— Я только бедный рыбак, ваша честь! — начал он. — Вы смеетесь надо мной, говорите, что я не выношу вида крови. Это правда. Я не люблю войну и страдания. Я не хочу ничего этого. — Его огромные кулачищи просительно прижаты к груди, лицо сморщилось. Отчаяние было мастерски разыграно, и Мэллори поймал себя на том, что почти принял все за чистую монету. — Почему меня не оставили в покое? Видит Бог, я не военный!..

— Весьма излишнее заявление, — сухо оборвал его Шкода. — Факт этот совершенно очевиден для всех присутствующих в комнате. — Он постучал нефритовым мундштуком по крышке стола. Глаза гауптмана были задумчивы. — Ты называешь себя рыбаком?.

— Он проклятый предатель! — перебил Мэллори, слишком большой интерес немца к Андреа был опасен.

Шкода тут же обернулся, встал напротив Мэллори, сложил руки за спиной. И, покачиваясь с пяток на носки, оглядел его с головы до ног.

— Так! — задумчиво сказал он. — Великий Кейт Мэллори! Какое у вас звание, а, Мэллори?

— Капитан, — коротко ответил Мэллори.

— Капитан Мэллори, так? Капитан Кейт Мэллори, величайший альпинист нашего времени. Кумир предвоенной Европы. Победитель самых невероятных горных пиков, — Шкода сокрушенно покачал головой. — И подумать только, так кончается слава. Вряд ли потомство признает ваше последнее восхождение величайшим: на виселицу в Навароне ведет всего десять ступеней, — Шкода улыбнулся. — Не очень веселая мысль, а?

— Я не думал об этом, — вежливо ответил новозеландец. — Мне все не дает покоя ваше лицо, — он нахмурился. — Уверен, что уже видел его где-то… — Он умолк.

— Неужто? — заинтересовался Шкода. — Может быть, в Бернских Альпах? До войны я часто…

— Да, вспомнил! — Лицо Мэллори просветлело. Он затеял рискованную игру, но все, что отвлекало внимание от Андреа, было оправданным. Сияющими глазами он уставился на Шкоду. — Три месяца назад, в зоопарке Кипра. Марабу, пойманный где-то в Судане. Старый и паршивый марабу, как мне показалось на первый взгляд, — продолжал Мэллори извиняющимся тоном, — у него была такая же тощая шея и такой же крючковатый нос, такая же лысая голова…

Мэллори умолк, откинулся назад, пытаясь увернуться от кулака. Лицо Шкоды перекосилось, зубы гневно оскалились. Немец нанес ему прямой удар. Но хотя гауптман вложил в кулак всю свою силу, Мэллори совсем не пострадал. Он покачнулся, сразу же выпрямился, и в тот же миг рухнул гауптман Шкода, закричав от боли: тяжелый ботинок Мэллори сбил его с ног. Удар пришелся чуть повыше колена, в бедро. Немец сразу вскочил с пола, как кошка. Бросился вперед и снова упал: ушибленная нога подвернулась. Мгновение в комнате царила тишина. Шкода, придерживаясь за край стола, тяжело поднялся и сморщился от боли. Рот сжат в прямую жесткую белую линию. Сабельный шрам багровел на болезненно-желтом лице, утратившем свой обычный цвет. Ни на кого не глядя, Шкода медленно направился вокруг стола на свое место.

Шарканье его рук по кожаной столешнице било прямо по натянутым нервам пленников. Молчание не предвещало ничего доброго. Мэллори не двигался. Абсолютно спокойно наблюдая за немцем, он ругал себя в душе за собственную глупость. Не оставалось сомнения, что Шкода собирается его убить, но у него это не получится, прежде всего умрет сам Шкода, а затем Андреа. Шкода — от ножа Андреа, Андреа — от пуль часовых. Нож — единственное оружие, оставшееся у грека. Андреа делал вид, что вытирает кровь с лица рукавом, но его пальцы были в нескольких сантиметрах от ножен.

«Дурак, дурак собачий», — снова и снова повторял про себя Мэллори. Он скосил глаза на ближайшего часового. Тот стоял метрах в двух от него. «Часовой прикончит раньше, чем успеешь добраться до него, — подумал Мэллори. — Очередь шмайсера разрежет пополам. Но надо попытаться, — решил Мэллори. — Надо помочь Андреа любым способом».

Шкода выдвинул ящик, вытащил пистолет.

«Автоматический, — машинально отметил Мэллори. — Маленькая вороненая курносая игрушка. Опасная игрушка. Именно такой пистолет и должен иметь Шкода…»

Гауптман неторопливо нажал кнопку, вынул и проверил обойму, ладонью вогнал ее обратно в магазин, щелкнул предохранителем и только после этого взглянул на Мэллори. Глаза его ничуть не изменились. Они были холодны, темны и пусты, как обычно. Мэллори бросил взгляд на Андреа и приготовился к броску. «Так вот, — подумал он в ярости, — вот как умирают чертовы дураки, такие, как я». Но, увидев, что громадная лапа грека опускается без ножа, Мэллори расслабился.

Возле стола послышалась возня. Мэллори оглянулся: Турциг прижал руку Шкоды с пистолетом к зеленому сукну.

— Только не это, — просительно сказал Турциг. — Только не это.

— Уберите руки, — прошипел Шкода. Его неподвижные пустые глаза сверлили Мэллори. — Уберите руки, говорю вам, если не хотите отправиться на тот свет вместе с капитаном Мэллори.

— Вы его не можете убить, герр гауптман, — настаивал Турциг. — Приказ герра коменданта достаточно ясен, гауптман Шкода. Командира группы нужно доставить живым.

— Его могли убить при попытке к бегству, — низким голосом сказал Шкода.

— Это не получится, — покачал головой Турциг. — Придется убить их всех. Иначе они скажут, как было дело, — он отпустил руку Шкоды, — Господин комендант приказал доставить командира живого, но не указал, насколько живым и в каком состоянии. — Он доверительно понизил голос. — У нас могли возникнуть какие-то осложнения, когда мы пытались заставить капитана Мэллори говорить, — пояснил он.

— Как? Как вы сказали? — Отвратительная улыбка неожиданно блеснула на лице Шкоды, и он, представив себе эту предстоящую процедуру, повеселел. — Вы слишком усердны, лейтенант. Напомните мне, чтобы я поговорил с вами на эту тему. Вы меня недооцениваете: это я и хотел сделать — заставить Мэллори говорить под страхом смерти. А вы все испортили. — Лицо его улыбалось, голос звучал легко. Но у Мэллори не было на этот счет иллюзий: молодой лейтенант из горного батальона фактически спас ему жизнь. С таким человеком, как Турциг, можно легко было подружиться, если бы не эта проклятая война. Шкода снова стоял перед ним. Пистолет остался на столе.