Полярный конвой. пушки острова наварон. (сборник)

— Очень интересно, — заметил Миллер. — Ну и что из этого?

— А вот что. Немцы не будут терзаться угрызениями совести, если наши автоматы разнесут в клочья тридцать или сорок их лучших солдат. Это не беда и ничего не стоит, если сидишь где-то далеко, за тысячи миль отсюда, в тихом кабинете. Пусть-ка они подойдут еще метров на сто. Мы с Лукой начнем с центра, а ты с Андреа приберешь их с флангов.

— Не нравится мне такая работа, начальник, — пожаловался Миллер.

— Не думай, что мне нравится, убивать людей, которых заставили идти на верную смерть. — Спокойно ответил Мэллори. — Но если не мы их, так они нас, — он умолк и указал на Керос, мирно лежащий в золотистых лучах катящегося к западу солнца. — Вспомни о тех парнях, Дасти?

— Да помню я, помню, хватит агитации. — Миллер напялил шерстяную шапочку до самых бровей и холодным взглядом окинул склон, — Когда же начнется массовое избиение?.

— Еще сто метров, говорю тебе, — Мэллори опять взглянул вниз, в сторону берега, и довольно улыбнулся, найдя возможность переменить тему. — Никогда не видел, чтобы телеграфные столбы так быстро укорачивались, Дасти.

— Я ведь только повторил слова Луки, — смущенно оправдывался Миллер.

— Что тебе сказал Лука?! — возмутился маленький грек. — Как перед Богом, майор. Этот американо все врет!

— Наверное, я несколько преувеличил, — великодушно признался Миллер, уставился на пушки и наморщил лоб. — Та, первая, это, конечно, миномет. А что за чертовщина вот тот обрубок?

— Тоже миномет, — пояснил Мэллори. — Пятиствольная штуковина. Очень вредная. «Небельверфер», или «Стонущий Микки». Воет, как потерянные души в аду. Все коленки превратит в желе, особенно ночью. 210-мм снаряды весом по 113 кг. Наверняка ударит осколочными минами. После него человека приходится собирать по кусочкам.

— Отлично, — гаркнул Миллер, — Подбодрите нас еще! — Но в душе он был очень благодарен новозеландцу, потому что тот отвлек его мысли от дела, которым сейчас предстояло заняться. — А почему они не пустят в дело эти штуковины?

— Погоди, еще придет срок, — заверил его Мэллори. — Едва мы откроем огонь и они обнаружат нас…

— Да поможет нам Бог, — пробормотал Миллер. — Так вы сказали, осколочные мины?.. — Он угрюмо замолчал.

— Приготовились, — тихо сказал Мэллори. — Надеюсь, среди наступающих нет нашего друга обер-лейтенанта Турцига. — Он достал бинокль и сразу изумленно замер: Андреа, перегнувшись через Луку, поймал его руку раньше, чем он поднес бинокль к глазам. — В чем дело, Андреа?

— Я бы не стал пользоваться биноклем, капитан. Он уже выдал нас однажды. Я долго думал и пришел к выводу, что мы себя больше ничем не могли выдать. Свет, отраженный от линз…

— Конечно, конечно! А я-то решил… Кто-то из нас был неосторожен. Да, больше ничего не могло произойти… Даже если блеснуло только однажды. Блик сразу засекли немцы… — Он умолк, что-то припоминая, и криво усмехнулся. — Это могло случиться со мной… Началось все именно в то время, когда я был на часах. У Панаиса бинокля нет… — он сокрушенно покачал головой. — Наверняка я был неосторожен.

— Не верю, — откровенно сказал Андреа. — Вы не могли совершить такую ошибку, капитан.

— Не только мог, но и совершил. Поговорим об этом позже… — Рваная цепь солдат уже достигла нижней границы почерневших и обугленных остатков рощи. — Они довольно близко подошли. Я беру на себя белый шлем в центре, Лука. — Еще не закончив фразы, он услышал, как все трое приготовили автоматы, и почувствовал: волна отвращения подкатила к горлу. Но голос прозвучал достаточно твердо и даже небрежно: — Ну, хорошо! Дадим им прикурить!

Последние слова его потонули в отрывистом говоре автоматов. Четыре автомата — два брена и два девятимиллиметровых шмайсера! Это был не бой — избиение. Беззащитные солдаты на склоне, изумленные, еще ничего не сообразившие. Они падали, как марионетки, выроненные сумасшедшим кукловодом. Некоторые замирали на месте, другие, нелепо раскинув руки и ноги, катились по склону, будто у них не было суставов, оседали на каменистую почву. Секунды три оставшиеся в живых были в растерянности. Наконец до них дошло все случившееся. Они в отчаянии бросались на землю, ища укрытия от потоков огня. И не находили его. Частая, отрывистая дробь автоматов одновременно оборвалась. Звук обрезало, как гильотиной. Неожиданная тишина была еще оглушительней и навязчивей, чем грохот стрельбы. Мэллори устроился поудобнее. Гравий резко скрипнул под подошвами его башмаков. Он посмотрел вправо. На Андреа с бесстрастным лицом, лишенным всякого выражения. На Луку, в глазах которого стояли слезы.

Услышал тихое бормотание слева и обернулся к Миллеру.

Дико и непрестанно ругаясь, янки колотил кулаком по острой щебенке.

— Что с тобой, Дасти? — Мэллори дотронулся до его руки.

Миллер искоса взглянул на него. Глаза янки оставались холодными и бездумными. Он не узнавал Мэллори. Потом рука его машинально потянулась за сигаретой.

— Я только мечтаю, начальник, — с притворной веселостью ответил он. — Только мечтаю. — Он тряхнул пачкой сигарет. — Хотите одну?. Попадись мне этот бесчеловечный ублюдок, пославший людей сюда, на этот холм, на верную смерть…

— Хорошо было бы увидеть его в прицеле автомата? — Улыбка Мэллори сразу исчезла, когда тот утвердительно кивнул головой.

— Да, это было бы здорово! — янки рискнул выглянуть из-за большого камня и снова укрылся за ним. — Человек восемьдесят все еще там, начальник, — доложил он. — Эти несчастные ублюдки прямо как страусы, хотят спрятаться за камни величиной с апельсин… Пусть живут?

— Пусть живут, — с усилием повторил Мэллори. Одна мысль об убийстве вызывала у него почти физическое отвращение. — Они не полезут сюда снова. — Неожиданно он умолк и стремительно распластался за камнем. Автоматная очередь прошила скалу над их головами и ушла вверх злым, воющим рикошетом.

— Ну что? Больше, значит, не полезут? — Миллер уже пристраивал шмайсер поудобнее, но Мэллори поймал его руку и дернул назад.

— Это не автоматчики. Слушай!

Еще одна очередь, потом еще, а потом они услышали дикую трескотню пулемета, ритмично прерывающуюся почти человеческими вздохами пуль, свистящих в воздухе.

Мэллори чувствовал, как шевелятся на голове волосы от потревоженного ими воздуха.

— «Шпандау». Если раз в жизни услышишь «шпандау», то уже не забудешь. Им не стоит заниматься. Немцы наверняка поставили его в кузове грузовика. Вреда оттуда он особого не принесет нам… Меня больше беспокоят эти чертовы минометы.

— А меня нет, — быстро ответил Миллер. — Они же в нас не стреляют.

— Именно это мне и подозрительно. Что ты скажешь, Андреа?

— То же самое, что и вы, капитан. Они выжидают. Чертова песочница, как называет Лука это сумасшедшее нагромождение скал. Палить сюда немцы могут только наобум, вслепую.

— Больше они ждать не будут, — хмуро прервал Мэллори грека и указал на север. — Вот их глаза.

Над высотами мыса Демирджи поначалу были заметны только черточки, но теперь даже невооруженным глазом хорошо видны летящие самолеты. Они медленно плыли над Эгейским морем на высоте около пятисот метров. Мэллори смотрел на них. С изумлением обернулся к Андреа.