Поселенцы (= Пионеры) [старая орфография]

— Господинъ Эдвардсъ, сказалъ судья, я нанесъ вамъ большой вредъ, и обязанъ чмъ-нибудь исправить несчастную неосторожность. Мн нуженъ теперь человкъ, умющій писать, и я желалъ бы, чтобы вамъ понравилось въ моемъ дом. Окажите мн помощь, хотя на нсколько мсяцевъ, и труды ваши будутъ вознаграждены по заслугамъ.

Съ видимымъ неудовольствіемъ выслушалъ юноша это предложеніе; но, собравшись съ духомъ, отвчалъ:

— Я бы съ большимъ удовольствіемъ принялъ ваше предложеніе честно заработать себ хлбъ, если бы y меня не было теперь боле важныхъ обязанностей. Позвольте мн заняться охотой.

— Вы хватаетесь за неврное ремесло, молодой человкъ, отвтилъ судья, и я прошу васъ быть въ моемъ дом хотя до тхъ поръ, пока совершенно излчится ваша рука.

Судья говорилъ много любезностей, которыя Эдвардсъ слушалъ съ тяжелой, душевной борьбой. Онъ, кажется, уже ршался принять предложеніе судьи, но на лиц его снова показалось выраженіе необъяснимаго отвращенія.

Индіецъ съ большимъ участіемъ, усиливавшимся съ каждой минутой, слушалъ слова судьи. Наконецъ, подойдя къ разговаривавшимъ, сказалъ имъ съ достоинствомъ:

— Слушай своего отца, юноша, — слова его стары; молодой орелъ и великій начальникъ могутъ безопасно жить и спать вмст. Мингосы и Делавары враги, a вы ихъ потомки. Учись ждать, сынъ мой; ты Делаваръ, a индіецъ терпливъ.

Слова эти, кажется, имли большое вліяніе на нершительнаго юношу Посл долгаго сопротивленія, онъ наконецъ ршился принять предложеніе судьи, съ условіемъ — прервать его, когда ему вздумается.

Этимъ кончились переговоры, къ неудовольствію судьи, который ршительно не могъ объяснить себ отвращенія молодаго человка къ его личности в дому. Онъ задумчиво шелъ съ братомъ и дочерью домой, и разговоръ ихъ касался неизвстнаго молодаго человка.

Трое пріятелей отправились мимо деревни; достигнувъ озера, по замерзшей поверхности подошли они къ подошв скалы, y которой стояла ихъ хижина. Юноша первый прервалъ молчаніе.

— Кто бы подумалъ мсяцъ тому назадъ, что я ршусь служить судь и быть, такъ сказать, домочадцемъ моего страшнйшаго врага. Рабство это не можетъ долго продолжаться, потому что я стряхну его съ себя, какъ пыль съ моихъ сапоговъ.

— Разв онъ Мингосъ, что ты зовешь его врагомъ? спросилъ Чингахгокъ.

— Я не врю этому длу, Змя, сказалъ Кожаный-Чулокъ; я слышалъ, что y насъ будутъ новые законы, по которымъ будутъ новыя дороги въ горы. Мстность такъ измнилась, что насилу узнаешь острова и теченія; сказать по правд, я не слишкомъ врю этому краснорчію, потому что, сколько я ни слышалъ этихъ блыхъ ораторовъ, они всегда какъ то имли виды на индійскія земли.

— Ну, я подвергнусь своей участи, и забуду кто я, сказалъ юноша; не напоминай мн, что я потомокъ начальника Делаваровъ, который былъ владтелемъ этихъ горъ, прекрасныхъ долинъ и водъ, по которымъ ты плаваешь. — Да, я буду его вассаломъ и слугой; разв это не недостойное рабство, старикъ?

— Старикъ! торжественно повторилъ индіецъ. Да Чингахгокъ старъ, рука его — рука бабы, томагавкъ его — деревянный топоръ; чертополохъ и втви — враги его. Пора отправиться къ предкамъ, Большой Змй Делаваровъ, дни его разсчитаны, и онъ хочетъ умереть.

— Довольно, пріятель, сказалъ юноша, — не говори больше, слова твои такъ тяжело ложатся на сердце.

Чингахгокъ замолчалъ, и пріятели вошли въ избу, снявъ предварительно запоръ, защищавшій ихъ имущество.

На другой день Эдвардсъ занялся дломъ y судьи, и почти три мсяца прошли безъ особенныхъ приключеній. Днемъ онъ прилежно работалъ, a ночи часто проводилъ въ хижин Кожанаго-Чулка. Сношенія трехъ охотниковъ были таинственны и радушно поддерживались, хотя Чингахгокъ рдко, a Натти даже никогда не ходилъ въ господскій домъ. Эдвардсъ пользовался всякой минутой, чтобы навстить свое жилище, откуда возвращался очень поздно, иногда даже съ восходомъ солнца. Т, кто зналъ эти посщенія, длали разныя предположенія, не давая этого замтить, только Ричардъ высказывалъ иногда вполголоса свои замчанія.

Глава третья

Съ наступленіемъ весны огромныя снжныя массы, покрывавшія деревню, стали постепенно таять, и, вмсто гладкой снговой коры, улицы покрылись почти непроходимою грязью. Младшіе члены семейства изъ господскаго дома, къ которымъ можно было причислить и Луизу Грандтъ, дочь пастора, не остались равнодушными къ этой перемн. Они могли наслаждаться всми удовольствіями зимы, пока снгъ покрывалъ улицы, и не только предпринимали поздки на горы и долины, но находили различные поводы къ удовольствію и на замерзшей поверхности озера. При этихъ поздкахъ въ окрестности, какъ дамы, такъ и кавалеры, употребляли верховыхъ лошадей, и первыя часто сопровождались однимъ или и нсколькими кавалерами семейства. Молодой Эдвардсъ ежедневно все боле входилъ въ свое положеніе, и нердко принималъ участіе въ прогулкахъ съ беззаботностію и чистосердечіемъ, изгонявшимъ на минуту изъ его души вс страшныя воспоминанія. Привычка и юношеское легковріе, казалось, одерживали верхъ надъ тайнымъ источникомъ его безпокойства, хотя минутами снова являлось это отвращеніе къ судь Темплю, которое въ первые дни знакомства выказалось въ ихъ разговор.

Въ конц марта, Ричардъ Джонсъ уговорилъ Елисавету и подругу ея, Луизу Грандтъ, сопровождать ихъ на холмъ, который, по сказаніямъ, оригинально нависъ надъ озеромъ.

— Дорогой мы продемъ мимо сахарныхъ тростниковъ Билли Кирби, и можемъ полюбоваться на нихъ, прибавилъ онъ. Въ цломъ околотк никто не уметъ варить сахаръ, какъ этотъ Кирби.

— Да, Билли хорошій порубщикъ, замтилъ Веньяминъ Петильянъ, или Пумпъ, какъ его называли сокращенно, державшій въ рукахъ поводья лошади, на которую садился судья. — Онъ хорошій порубщикъ и превосходно владетъ топоромъ. Недавно я видлъ сахаръ съ его фабрики, о которомъ и старая пріятельница, двица Петибонна, говорить, что онъ вкусенъ, какъ лучшій сиропъ. A вдь вы знаете, господинъ Джонсъ, что двица Ремаркабль иметъ въ своемъ рту, похожемъ на оршные щипцы, особенное чутье для сладостей.

На этотъ дкій намекъ мировой судья громко засмялся, и Пумпъ изо всхъ силъ вторилъ ему въ этомъ. Когда потомъ вс сли на лошадей, то кавалькада въ лучшемъ порядк двинулась по деревн. Дорогой встртили они Левуа, и, оставивъ за собой дома, общество похало по дорог, ведущей къ лсу.

Ричардъ Джонсъ всячески старался занимать общество, пока наконецъ не достигли на вершин горы вырубленнаго лса, гд ели и сосны совершенно исчезли, уступили мсто рощ изъ сахарнаго клена съ его прямыми стволами и размашистыми втвями, покрывавшими всю землю. Возл каждаго древеснаго корня пробуравливалась дыра, въ которую входила трубочка изъ кожевеннаго дерева. Передъ ней стояло грубо выдланное изъ липы корыто для принятія сока, который вытекалъ посредствомъ этого безъискусственнаго и роскошнаго устройства.

Сахароваръ Билли Кирби занимался недалеко отъ лошадей. Равнодушно повернулъ онъ голову на громкій призывъ мироваго судьи, и съ удивительнымъ хладнокровіемъ разсматривалъ приближающееся общество. Потомъ кивнулъ каждому добродушно и искренно, какъ будто это были равные ему, и даже передъ дамами онъ не снялъ шляпы.

— Какъ поживаете, господинъ мировой судья? спросилъ порубщикъ. Что новаго въ деревн?

— Ничего особеннаго, Билли; Но что это значитъ? Гд же твои четыре котла, корыто и желзный охладительный котелъ? Разв ты такъ небрежно длаешь сахаръ? Я всегда думалъ, что ты лучшій сахароваръ въ околотк.

— Это такъ и есть, господинъ судья, и я во всемъ округ никому не уступлю въ вырубк лса, сахаровареніи, производств кирпичей и поташа и тому подобнаго, не смотря на то, что топоромъ я владю лучше всего.

— Да вы, кажется, мастеръ на все, Билли? сказалъ Левуа.

— Да, да, сказалъ Билли, съ видимой простотой: если вы хотите чмъ-нибудь торговать, то круглый годъ найдете y меня такой хорошій сахаръ, какого не найдете нигд. Хотите завести торговлю?

— Я даю вамъ десять су за фунтъ, Билли.