После приказа

— Куда ни приедешь — везде на своих бывших слушателей натыкаешься. Ну и как, помогает теория на практике?

— Еще бы! Только иногда практики, Игнат Иванович, не хватает, чтобы теорию поддержать, — засмеялся Куцевалов, радушно отвечая на рукопожатие полковника.

— Старая болезнь, но излечимая…

Куцевалов коротко, по-военному довел до них обстановку. Горы по-прежнему бунтуют. Понтонеры мост навели. С минуты на минуту должны подойти плавающие бронетранспортеры с противоположного берега, во второй раз вывозящие эвакуируемое население из опасной зоны (командир полка по рации проинформировал), после чего часть крытых машин отправится с бедствующими в районный центр, а основная колонна двинется вперед.

— Мы полевую кухню раскочегарили, чтобы бойцов горячей кашей порадовать да жителей подкрепить. Промокли все, продрогли… Приглашаю и вас отведать из солдатского котла, чайком согреться, — предложил Куцевалов полковнику и корреспонденту газеты.

— С удовольствием!

Они шли мимо остывших машин туда, откуда тянуло вкусным дымком и где было наиболее оживленно. Сновали солдаты с котелками и дымящимися кружками, слышались шутки — с низкого неба перестала сыпаться морось. Ильин обратил внимание на группу солдат, рассевшихся кружком на бугристых валунах на склоне у дороги, с жаром о чем-то спорящих. С ними же находились полнощекий старший лейтенант и усатый прапорщик. Кивнув в их сторону, он спросил у Куцевалова:

— Собрание проводят?

— Гм-м, похоже… Это из автороты бойцы, — удивленно протянул замполит, немного волнуясь.

— Вот, Ефим, смотри, — обратился Ильин к литератору, с любопытством поглядывающему на склон. — Я всегда, когда наблюдаю такую картину, почему-то вспоминаю войну, — понял полковник по-своему волнение майора. — И не воевал ведь, в сорок шестом родился, но сразу приходят на память строчки из фронтовых документов. Помнишь, знаменитый сталинградский протокол: «В окопе лучше умереть, но не уйти с позором»… Сила, а? Наверное, так же, накоротке, перед боем собрались тогда комсомольцы. А мы с тобой спорим, доказываем что-то… Вот истина — живут традиции, друг мой, живут!

— Кстати, Игнат Иванович, — оживился Куцевалов, — среди них как раз уволенные ребята, которые первыми решили остаться, так сказать инициаторы.

— Может, поднимемся? Не помешаем… — предложил Ильин.

Наверху заметили, что к ним направляются незнакомые полковник и штатский в сопровождении заместителя командира полка по политчасти. Старший лейтенант вскочил, стал что-то говорить солдатам, рассекая рукой воздух. До Ильина донеслись его слова, которые насторожили:

— В общем, тихо, погорячились и хватит! Потом разберемся… Встать! Сми-ирно! — скомандовал офицер и пошел навстречу для доклада.

— Продолжайте, сидите, пожалуйста, — остановил уставную процедуру Ильин. — У вас ведь собрание…

— Мы в принципе закончили, товарищ полковник.

— И какой вопрос обсуждали?

— Да так… — замялся старший лейтенант.

— Как жить дальше, — подал голос с камня смуглолицый солдат-крепыш с жестким взглядом, на комбинезоне которого рыжими пятнами засохла глина.

— Ну, и как решили жить? — улыбнулся Ильин, обращаясь уже к нему.

— По-честному…

— Это правильно, — одобрил полковник и дополнил мысль для всех: — А то одно время честность в кризисе была. Поэтому решение ваше в духе времени… Так кто из вас уволенные в запас? Покажитесь нам, благородные молодцы!

Поднялось несколько человек, представляясь:

— Сержант Мусатов!

— Рядовой Мацай!

Полковник и корреспондент из газеты поочередно жали руку каждому, высказывая теплые ободряющие слова: «Так держать!», «Настоящие вы ребята», «Ничего, домой еще поспеете»…

Неожиданно тот же солдат с упрямыми карими глазами вдруг угрюмо, но отчетливо сказал:

— Лучше бы ехали они по своим домам сразу… Подобру-поздорову!..

Фраза прозвучала как гром среди ясного неба. Куцевалов, чтобы сгладить наступившую неловкость, раздраженно пояснил:

— Пошутил товарищ. Он у нас бо-ольшой шутник, Игнат Иванович. Ночью хохмочку отмочил, я вам скажу…

Это была его третья ошибка. Не скажи он такое, не напомни о ложном ночном переполохе, которому он, политработник, не придал значения, хотя и чувствовал, что за ним кроется больше, чем шутка, не пришлось бы ему дальше краснеть перед представителями политуправления и газеты, а главное — стать перед фактом возможного срыва сложной и ответственной задачи, стоящей перед полком. Иронические слова Куцевалова только подстегнули Антонова и остальных молодых солдат. Их и так разжег, распалил, точно бикфордов шнур, очень серьезный, до конца не завершенный разговор, который они вели между собой всего несколько минут назад. Антонов в ответ на реплику майора вскочил и с вызовом отчеканил:

— А я не шучу, товарищ майор! И вполне официально заявляю, что с ним, — резко показал Глеб пальцем на отшатнувшегося от этого движения Мацая, — и с ним, — ткнул он в сидящего на валуне красного, как рак, Коновала, — ни за что в одну кабину не сяду. Делайте, что хотите!..

— Я тоже…

— Мой нэ будэт сидет…

— Пусть и меня цибулею боле не потчуют…

— И я…

— Ртищев? Вы же утверждали, что старослужащие вам помогают, заботятся? — переспросил последнего высказавшегося солдата опешивший Куцевалов.

— А-а?.. Нет, не так, — покачал головой Шурка.

И наступила жуткая тишина. Только корреспондент оживился, подходил то к одному, то к другому солдату, спрашивал вполголоса: «Как ваша фамилия? А ваша?» Солдаты молча отворачивались в сторону.

— Слухайте, товарищ дорогой, не знаю, как вас там… Товарищ полковник! Товарищ майор! — очухался первым от шокового состояния прапорщик Березняк. — Не надо сейчас пытать. Хлопцы после все сами скажут. А посему, знамо дело, надо нам побалакать. Без свидетелей, значится…

— Да, вы правы… Помешали мы вам, извините, — тихо сказал Ильин. Круто повернувшись, он быстро пошел вниз, к дороге. За ним поспешили Куцевалов и Ефим Альбертович. Куцевалов был обескуражен. Он увидел, что на реке из желтого молока выплывали бронетранспортеры, плавно подходя к берегу. Времени оставалось в обрез, а кто сядет за баранки загруженных грузовиков? Что он доложит Спивакову? Да и полковник Ильин, видно, по головке не погладит!

— Товарищ полковник, разрешите мне вернуться, — остановился майор в нерешительности. — Нам ведь задачу решать надо, а тут… — обреченно махнул он рукой.

— Не трогайте вы их. Пошли, пошли, — замедлил шаг Ильин. — У них сейчас такая ломка в психологии происходит — поважнее любого дела. А мы пока подумаем, посоветуемся. Кстати, доложите, что у вас произошло ночью?..

Куцевалов начал рассказывать. Однако читателю это уже известно. Неясно только, что вызвало такой поворот событий, почему «взбунтовались» солдаты-первогодки и даже слабохарактерный и запуганный Шурка Ртищев нашел в себе силы так заявить. Поэтому стоит нам вернуться к тому моменту, когда Глебу Антонову от обиды, одиночества, охвативших его безысходности и отчаяния померещилась его жена Наталия.