Последний Герой. Том 1

— А у тебя в УГРО есть кофемашина?

— Нет. В штабе же есть, починят, наверное.

— В штабе — не канает. Значит, будешь сама растворимый мешать, я же к тебе собрался, переводиться.

Она только фыркнула в мою сторону.

— Не смешно, Яровой.

— Не смеюсь. А куда едем-то?

— Сейчас цветы купим, — майорша свернула в переулок.

— Праздник, что ли? — поинтересовался я.

— Типа того, — проговорила Кобра.

Но как-то грустно, с выдохом. Поджала губы. А я уловил — хочет выговориться, да некому.

При всём её блеске, видно сразу — одинокая. Работой живёт, сутками, без выходных.

Как так получилось, что такая женщина — и одна?

Какие тараканы у неё в голове бегают? Что гложет?

— Не хочешь — не говори, — пожал я плечами, косо глянув, как отреагирует.

Ага… проняло…

— Днюха, — ответила безрадостно женщина.

— У кого? — вскинул я бровь.

Хотя, конечно, уже догадывался. Но надо, чтоб сама сказала.

— У меня.

— Хм… Обычно именинники цветы не покупают, а наоборот. Ну, поздравляю, что ли.

— Спасибо… А цветы…. это не мне.

— Ясно. Гостей звала?

— Нет.

— Почему? Можно загудеть. Где тут нормальная шашлычка?

— Это не та днюха, что в паспорте… — она прикусила губу, потом со здлостью ударила по клаксону и прокричала кому-то: — Куда прёшь, олень?! Одни, блин, олени на дорогах…

Я подождал, пока остынет, видимо, выговариваться она не привыкла, и продолжил расспросы:

— Как это? Та — не та.

— А так! — дернулась Кобра, круто выкручивая руль, и меня наклонило на дверь. — Тебе какое дело, Яровой?

— Да так… Поддержать хотел… по-братски.

Женщина помолчала, а потом проговорила:

— Это мой второй день рождения, тот день, когда я выжила, считай, заново родилась.

Руки её с аккуратными ноготками сжались на руле.

— Бандитская пуля?

— Типа того…

Мы молчали, я решил не бередить ей рану, захочет — сама расскажет. Было что-то за всей этой ее стервозностью тонкое, ранимое. Словно за оболочкой сурового майором МВД пряталась маленькая девочка.

Мы заскочили в цветочный магазин с вывеской на английском. По-русски, видать, забыли, как слово «цветы» пишется.

Кобра купила охапку роз. Огромных, алых — как мулета у тореодора. Без слов села в машину — двинули дальше.

Подъехали к старому кладбищу. Оно уже утонуло в зелени, за высоким каменным забором в историческом центре.

Здесь давно уже никого не хоронили. Даже в моё время захоронения перенесли за город. Это место стало памятником.

Хотя… не совсем так. В девяностых сюда ещё подкапывали по-тихому. Только самых важных. С нужной биографией.

— Приехали, — сообщила Кобра.

— День рождения на кладбище? — нахмурился я.

— Не все такие везучие, как я, — буркнула она, опустив взгляд.

— Я с тобой, — вылез из машины тоже.

— Я хочу побыть там одна, — сказала она тихо. — Ай!.. — вскрикнула тут же, оступившись на каблуке и уколовшись о розу.

Слизнула каплю крови с пальца.

— Давай сюда, — протянул я руки и взял цветы. — Помогу донести. Смотри под ноги. Туфли у тебя зачётные, не спорю, но плитка старая, вся в щелях.

Та отдала мне букет, перекинула через плечо сумочку и направилась к огромным кованым воротам. Вошли на территорию кладбища. Тут свой мир. Тишина мертвая, даже птички не щебечут. Оксана явно знала, куда идти, уверенно цокала по старинной тесаной брусчатке куда-то в сторону березок.

— Пришли, — выдохнула она, остановившись у невзрачной могилки с надгробием из обычного мрамора. Она терялась среди помпезности старинных склепов, ростовых статуй криминальных авторитетов, сгинувших еще в начале девяностых. Обычная такая могилка, неприметная. И за что покойный удостоился чести лежать здесь?

По памятнику сразу видно, что не блатной и не олигарх, а человек простой. Но в следующий момент я вгляделся в табличку на камне.

И ноги подкосились, я опёрся о березку. Прочитал:

Майор милиции Малютин Максим Сергеевич, дата смерти: 1-е июня 1997 года.

Мне захотелось протереть глаза. Я прочел снова, будто буквы могли притвориться другими. Это была моя могила… Там лежал я…

Я сглотнул ком, мотнул головой и выдавил:

— А… какое сегодня число?

— Первое июня, — зашмыгала носом Кобра, неловко утирая слезинки.

Даже чуть отвернулась, чтобы я не видел ее слабости.

Я снова посмотрел на неё — внимательно, будто только теперь видел в первый раз. И теперь узнал ее… ту маленькую девочку, которую спас… Дочку моего информатора Генки!

Её же Оксанкой звали… Ну точно! И машина-то её бати…

Она изменилась за эти годы… но теперь вместо матерой сотрудницы полиции я видел маленькую испуганную девочку с острыми коленками.

Так вот что ее гложет много лет…

— Помянем, — Оксана протянула мне металлическую фляжку.

Я сделал сразу три больших глотка. Даже не понял — водка это была или коньяк, все одно. Как ни старался сделать лицо кирпичом, а всё стоял ошарашенный, придавленный.

Но в следующую минуту плечи стали расправляться. Я вдохнул полной грудью. Да, она изменилась. Выросла. Потому что осталась жива.

Все не зря было.

Не зря погиб.

Спас, прикрыл, и она не забыла.

Могилка ухожена, и теперь розы красным огнем горят под надгробием. Тихо и торжественно, аж в груди щемит…

— Вот, Максим, — еле слышно сдавленным голосом проговорила Оксана. — Здесь настоящий мужчина лежит… не то что нынешнее племя. Он погиб, чтобы я жила…

Я медленно закрыл глаза и снова отпил из фляжки.

Глава 5

Обратно ехали молча. Каждый думал о своём. Сокровенном. После всего увиденного и услышанного даже хмель из фляжки не брал, хотя осушили мы ее до дна.

Я, выходит, сейчас узнал о том, что не просто так сюда попал. Раз уж судьба вытащила меня с того света, значит, что-то ей от меня нужно. Второй шанс просто так не дарят. И я его не упущу.

Но одно не давало покоя. Генка ведь погиб в тот же день, что и я. Но Оксана пришла только ко мне. К нему — нет. Букет один купила…. Почему?

Она явно не знает, кто виноват в наших смертях, кто ее тогда похитил. А если б знала, кто убил её отца… Сто пудов устроила бы вендетту. Охоту. На Валета и иже с ним.