Последний Герой. Том 1

Я поднял бровь и немного помолчал — всё-таки прилетело обидное.

— А я и не собирался обманывать. Вообще я стараюсь правду говорить. Особенно женщинам. Вот как про твою задницу.

— А что моя задница?

— Реально зачётная…

Глава 8

Утром следующего дня я проснулся пораньше, чтобы сгонять на школьный стадион, успеть сделать пробежку, поболтаться на турнике и на брусьях. В общем, взбодриться и потренироваться. Решил: буду заниматься каждый день. Привык быть в форме, а не дрыщом. Физика у меня сейчас не ахти, но ничего. Руки вспомнят. Суставы укрепим, банки нарастим. А там, глядишь, и старые рефлексы в полный рост встанут.

Машка тоже проснулась рано.

— Доброе утро, страна, — улыбнулся я. — Ты чего в такую рань? Корову доить?

— Да бли-ин!.. — надула и без того пухлые губёхи Машка. — Мне сегодня на сутки, представляешь! Опять! Плетнева, а-афца, на больничный свалила, а я дублёром у нее в графике. Кринж полный, выходные в пролете. А я хотела на фан-встречу в оффлайне сходить. Знаешь, кто к нам в город приезжает? Ни за что не угадаешь! Мила Савицкая.

— Кто это ещё?

— Ты что-о?! Это же Мила! Мила супер-коуч!

— Суперклей знаю, а супер-скотч — нет.

— Не скотч, а коуч, балда! — не поняла моего сарказма Маха.

Признаться, я в курсе уже был, кто такие «коучи». Накануне уже порыскал на просторах интернета и освежил знания о нынешней реальности, где-то ролики посмотрел, где-то удачно притянул память Максимки.

Интересная штука эти соцсети, раньше знаменитостей по капиталам оценивали, а теперь по подписчикам. Новое универсальное мерило — кто больше людей задурил, тот богаче и круче. Тем гламурнее понты. Цыгане уже не те, приставкой «инфо» обросли.

— Мила Савицкая? Блогер что ли, — выковырял я из памяти непривычное, чуждое мне слово. Многие сейчас инстасамки вели блоги. Блог вести, что жопой трясти.

— Знаешь, сколько у нее подписчиков? — восхищенно всплеснула руками Маша, будто собиралась упорхнуть от дежурства на эту встречу в оффлайне. — Она рили крутая! У неё свои мега-методики развития личности.

— Да? И какие? Раньше одна методика была — ремень солдатский.

— Какой ремень, Макс? Заладил тоже, такие принципы устарели на миллион лет. Я у нее курсы хочу купить: «Финансовая мягкость» и «Пробуждение внутренней богини»… Она учит, как быть в ресурсе.

— В чём? — переспросил я.

— В ресурсе. Ну… чтобы не загоняться, не выживать, а жить в удовольствие. Через принятие себя, желания, вот это всё. Ну как тебе объяснить?.. В потоке, короче… На вайбе.

Я уставился на неё:

— Ё-маё, Маха, тебе сколько лет?

— Мне?.. Восемнадцать, — кокетливо сверкнула она глазками.

— Оно и видно…

— Всегда восемнадцать, — повертела попкой соседка перед зеркалом и глянула на меня через плечо. — Макс, ты ни фига не понимаешь! Возраст — это всего лишь состояние души.

— Это Савицкая так говорит?

— Ага! Ты тоже смотрел её блоги? Признавайся, у тебя VPN?

— Тьфу на тебя, — поморщился я. — Пока, слава богу, такое мимо проходило. Не цеплял.

— А-ай, какой ты дремучий, Макс!

Мы переместились на кухню завтракать.

— Знаешь, в моём времени… э-э… ну, то есть в посёлке, — поправился я, — если баба говорила, что она «в ресурсе», это значило одно: у неё мужик при деньгах, рыжье в ушах и шуба до пят. Всё честно — насосала, не украла. А тут, в интернет залезаешь, и каждая сопля заливает: «я была никем, а теперь у меня три квартиры, пассивный доход и личный астролог». Неправильно всё это. Раньше людей цыгане дурили на вокзале, а теперь — блогеры и коучи. Только цыгане хоть в глаза глядели.

И мы этих цыган могли прижать. А теперь что?

— Ничего ты не понимаешь! — фыркнула Машка. — А ничего, что я за билет к Савицкой десять тысяч отдала?!

— Ско-о-олько?! — у меня аж челюсть отвисла. — Да на эти деньги можно ящик водки купить. И на нормальный шашлык останется!

— Макс… — соседка нахмурилась. — С каких это пор ты, вообще, про водку стал рассуждать? Ты… — она уставилась в упор. — Ты какой-то другой стал.

— Ага, VPN подхватил, — буркнул я. — А насчёт выходных, просто не парься. Выходные молодым да городским не особо нужны. Скота и детей у нас нет, огорода тоже. Зато будет тебе насыщенный совместный субботник.

— Чего?

— Вместе, говорю, сегодня дежурим. С преступностью воюем, так сказать, в тандеме. Ты морячка, я моряк… Ты следачка, я следак.

— Как — вместе?.. — Машка округлила глаза, а вилка у неё зависла над чашкой.

— Да я же в розыск перевожусь. Не говорил?

Уже нужно вводить в курс соседку, чтобы не удивлялась много в отделе. Лучше дома, со мной, а не где-нибудь в дежурке.

— Не говорил, — выдохнула та, так и забыв про вилку.

— Говорю. Вот и решил время не терять, начать стажироваться, не отходя от кассы, так сказать. Поезжу с дежурным опером, посмотрю, как опытные сыскари работают.

— Ты?… В розыск? Хи-хи! Ой, Максим! Ты носки не можешь свои найти, постоянно меня просишь.

— Это нормально, — пожал я плечами. — Во всех семьях так. Один ищет, вторая знает.

— Мы же не семья, — фыркнула она, хохотнув.

— Ещё какая семья, — усмехнулся я. — Просто… неблагополучная.

* * *

После завтрака Машка укатила на маршрутке — дескать, туфли новые, пешком ножки натрёт. А я, как всегда, отказался от общественного транспорта. Не люблю тесноту, запах перегара и локти в бок. Да и идти недалеко — на пешкарусе надёжней.

Шёл в сторону РОВД, насвистывая вполголоса нашу старую песню — ту самую, что когда-то с Генычем горланили под гитару у него на кухне. Когда Оксанка в первый класс пошла, отмечали.

«Прима», беленькая в гранёных, дым коромыслом, одна струна оборвана, но нам пофиг. Паганини вообще на одной лабал. Мы, довольные, поём. Льется песня, которую я сейчас и насвистывал:

На спящий город опускается туман,

Шалят ветра по подворотням и дворам…

Орали так, что соседи снизу решили, будто убивают кого-то. Вызвали милицию. Приехал дежурный участковый — Филиппыч. Помятый и злой, мол, вызовов до жопы, а тут вы еще. Мы ему объяснять ничего не стали — сразу штрафную, а потом вторую. Он сначала для порядка поворчал, мол, «на работе ни-ни», а через пять минут чокался с нами — и басил припев так, что стены дрожали:

Да! А пожелай ты им ни пуха, ни пера!..

Вспомнилось всё до мелочей. И запах табака, и потертая гитара в наклейках («Ария», «Кино,» «Металлика» — все на месте). И как Филиппыч в конце засыпал прямо на табуретке с папкой в обнимку, а дежурный не мог до него докричаться по рации. Хорошее было время. По-своему дикое, но настоящее.

Теперь — новый век. Другая жизнь, другие законы, другие песни. Только туман всё так же бродит по подворотням.

А впереди — новый день, новые лица и, может быть, новая зацепка по старым счётам.