Последний шанс. Том 1
Шрифт:
– Ничего, все выяснится, – постаралась успокоить ее Ишим, внезапно ощутив себя взрослее и сильнее этой демоницы. – Если будет нужно что-то, мы всегда поможем. А пока, – оглянулась она по сторонам, – давай посидим где-нибудь, кофе выпьем. Знаешь, какие тут вкусные пирожные? – ничуть не притворяясь, разулыбалась она, потянув Джайану за собой, к ближайшему кафе. – Заодно расскажешь, как там семья…
И в последний раз быстро взглянув наверх, Ишим вдруг заметила быстро мелькнувшую над ними птичью тень, удивленно остановилась на мгновение.
Но больше,
***
Самаэль сидел на резной лавочке рядом с Карой, рассматривая свежие могилы на заднем дворе Гвардии. Раньше здесь было что-то вроде еще одной тренировочной площадки, пока Кара не приказала устроить кладбище. Тихое место для тех, кто уже отслужил свое и нуждается в покое, высадить несколько деревьев, создавая видимость садика, насколько это вообще возможно в граничащей с пустыней Столице.
В Эдемском саду не было могил, в Аду никого не хоронили – бросали гнить в пустыне. Их мир – сам по себе большая братская могила.
Однако времена, как любили говорить в Гвардии, меняются.
– Жалко, сирень не посадить, – невпопад вздохнула Кара, отодвигаясь на край, под тень дерева с темными, какими-то ненастоящими тяжелыми листьями.
Она не видела, как Антихрист кивнул, только почувствовала. Голова снова разболелась, чтобы вертеть ей по сторонам; дворцовый врач – костлявый до невозможности демон, от которого нестерпимо несло кровью, – настоятельно советовал воздержаться от любых резких движений. Задумчиво потирая затылок, Кара только подсчитывала, через сколько дней снова можно будет действовать.
Что ж до сирени… Они оба отлично помнили, как бушевала сирень на ветру, когда горели Небеса. Как тогда, двадцать пятого мая, они оказались в мире людей, окровавленные и уставшие, ощущающие, что потеряли все и сразу. Тогда то ли началась новая жизнь, то ли безвозвратно ушла старая, Кара пока до сих пор не определилась.
– Жалко, – согласился Самаэль наконец. – Отец передавал соболезнования. Просил прощения за то, что не может сам их выразить.
Он не дал ей обычной свободы действий, даже не удостоил вниманием. Занимался тем, что латал дыры в собственной защите, нанимал магов – восстановить Дворец как можно скорее, чтобы тот не стоял доказательством их общего проигрыша прямо посреди Столицы.
Да, она злилась. Давно лелеемая обида поднималась снова, когда не просили, и Кара мало что могла поделать.
Долго посмотрев на сидящего рядом юношу, Кара вздохнула. Он был и без того слишком похож на Люцифера и лицом, и даже голосом – нет нужды напрягать воображение, чтобы представить, что с ней говорит лично Сатана, заглядывая в глаза в ожидании ответа.
Нет, все же не то. У Люцифера взгляд не такой светлый и яркий, да и сложно ожидать подобного от существа, первым пережившего Падение и поднявшего Ад за собой. Ад, который все только и стараются разрушить, она сама не лучше.
То, что мы любим больше всего, мы пытаемся уничтожить. Кажется, от Влада она это слышала.
Иногда Каре казалось, что Сатане надоест Гвардия, что он поймет, какую
ошибку совершил, оставив их в живых и дав власть. Однажды он забудет швырнуть кусок повкуснее своей безумной своре, раз в несколько лет заходящейся яростным лаем, и тогда голод перевернет их разум, выломает святую установку – «хозяина не кусать», и лицо Самаэля – лицо Люцифера – окажется под их клыками.Проходясь языком по пересохшим губам, Кара чувствовала вкус крови.
– Когда в следующий раз нападут, мы будем готовы, – прикрыв глаза и откинувшись на спинку лавки, бормотала Кара. – Больше никто не погибнет. Больше не придется хоронить и читать речи над могилами, больше – нет… Дальше – только крик и стон.
Молчание больше настороженное, чем вежливое. Кара слышала стук его сердца, с легкой улыбкой выбивая пальцами тот же ритм по дереву скамейки. Самаэль боялся.
Если закрыть глаза и приложить минимум усилий, можно вообразить, как такой же страх мучает самого Люцифера. Уже скоро…
Поперхнувшись кровью, снова подкатившей к горлу, Кара едва не закашлялась в голос. Сглотнула, не глядя на Самаэля.
Она хотела мести – отправилась бы мстить сама, одна, лишь бы не подставлять спины своих гвардейцев. Ее трясло от необходимости что-то сделать, стесать кожу на костяшках о лица тех, кто встал против Гвардии. Кинуться в бой самой, по привычке яростно и безотчетно. Ей не нужно было доказывать что-то себе или Люциферу, она только хотела справедливости.
Око за око – закон, вытесанный на камне, негласно действовал и в Аду.
От необходимости сделать хоть что-то, чтобы жертвы были не напрасны, Кара готова была очертя голову броситься куда угодно – сражаться с кем угодно. Было не с кем. Люцифер боялся новой войны – да и она боялась, если только не воевать ей одной.
Ей не давали действовать, цепь держала крепко. Но она уже чувствовала, как звенья ее расходятся, предвещая близкую, желанную свободу. Может, однажды…
Как тогда, как в последний раз, в погоне за мигом, цепные псы Люцифера сорвутся с места, проклиная ошейники, вгрызающиеся в кожу. Сорвутся, они, вынужденные выть на переменчивую светлую луну, вынужденные день за днем забывать свою войну.
Раны прошли, кости срослись заново и иначе, глубокие шрамы забелели узором над сердцем и на нем же, и они поменялись сами. Посмотришь в зеркало – не узнаешь, будешь касаться лица с испугом и затаенной надеждой, что маска слезет, как старая змеиная кожа.
Дети Апокалипсиса, оставшиеся там, на устроенном ими пепелище. Остатками души желающие быть там навеки и калечным телом.
Смерть или искупление. Бог или Тьма.
Ей не хватало редких погонь, когда хозяин чуть отпускал поводок, и растерзанных жертв на пути. Ей не хватало этих клятв и обещаний. Ей не хватало кислорода, когда песок забивал глотку и хрустел на зубах.
– Скоро, – улыбнулась она кровавой улыбкой. – Скоро.
И гвардейцы, конечно, не слышали ее шепот. Но Самаэль – дитя Люцифера с его лицом – содрогнулся.