Потапыч

Время уже близилось к отбою, и мы с потаённым страхом ждали ночи. Старались это не обсуждать, но каждый временами с тревогой посматривал за окно. Мы больше не возвращались к теме диверсии завтрашнего дня — зачем обсуждать всё одно да потому? Мы играли в дурака и пьяницу и травили анекдоты. Конечно, в такой обстановке никто из нас ни за что бы не вспомнил ни одного, и здесь на помощь приходил сборник сканвордов, который мы нашли под матрасом в первую неделю своего пребывания в больнице. Там целых три страницы были посвящены всяким смешным небылицам. Мы делились какими-то личными историями из своей вольной жизни за пределами детской. Но при этом каждый из нас взглядом настороженно обшаривал палату, ожидая, что вот-вот раздастся первый «щёлк».

Раньше мы любили темноту и, бывало, не включали свет в палате до последнего. Теперь же первым делом мы зажигали его, а потом было всё остальное. Мы хлопали ладонью по выключателю, едва переступив порог, и тушили свет уже практически будучи в коридоре, если кому-то нужно было выйти. Мы не оставались в палате одни и отныне ходили только вместе. И чем ближе подбиралась ночь, тем реже мы разлучались хоть на минуту, провожая друг друга даже до туалета.

Когда мы выходили в коридор, то видели то же самое нервное ожидание и у других. Теперь все пациенты знали о тех, кто живёт в стенах, и напряжённо ждали их появления. Все давно поняли, что когда это случится вновь, то взрослые ничего не поймут и, соответственно, не помогут. А то и сделают только хуже, заперев всех по палатам и оставив на произвол потусторонних существ. Когда мы стояли в очереди за ежедневной таблеткой, то между нами висело нечто неосязаемое и вместе с тем гнетущее.

Постовухи пристально следили за каждым, постоянно ожидая новых неприятностей. Они не знали, будет ли это снова приступ массовой истерии или какой-то единичный случай, и на всякий пожарный готовились к самому худшему. Мы видели, как медсестра с первого поста зашла в тринадцатую палату с каким-то шприцом. Все решили, что там было снотворное. Уверен, что нечто подобное постовухи приготовили и для нас.

На всякий случай.

Полицейский судорожно поглощал один стакан кофе за другим, не то от нервов, не то чтобы не сомкнуть глаз сегодня ночью, благо тремя этажами ниже, в поликлинике, стоял автомат.

Разговоры протекали какие-то вялые, если не сказать искусственные. Они начинались ни с чего и могли оборваться прямо на середине. Люди просто замолкали, несколько минут смотрели в пустоту, а затем расходились. Но только затем, чтобы собраться через минуту другой компанией и повторить то же самое.

Наконец прогремел отбой, и мы разошлись по палатам. Медсёстры устроились на своих постах, как разбойники в засаде, чтобы пристально наблюдать за всем происходящим. Полицейский приготовил себе сразу два стакана кофе.

Мы лежали притихшие, натянув одеяла до подбородков. После того как к нам заглянула постовая, кровати пришлось расставить обратно по своим местам. Что тоже нисколько не добавляло присутствия духа.

— Давайте попросимся у Совы, чтобы спать со светом? — предложил Глюкер.

— Ага, так тебе и разрешили! — фыркнул Миха. — Тебя тут убивать будут, но постовухи даже не почешутся, лишь бы всё оставалось тихо.

Глюкер всхлипнул.

— Неужели мы совсем беззащитны против этих тварей?

— Нет, — услышал я свой голос.

Через мгновение я уже шуршал пакетами в своей тумбочке, пытаясь разглядеть там хоть что-то в тусклом свете уличного фонаря.

— Что ты ищешь? — спросил Миха.

— Хз, — буркнул я, не отрываясь от своего занятия. — Что-нибудь такое… Ну, типа ножа или ножниц.

— У тебя с собой нож? — тут же заинтересовался Глюкер. — Это же класс! Почему ты раньше о нём не говорил? Нам теперь есть чем отбиваться!

— Нет у меня ножа. Я сказал, что ищу что-то типа. Понимаешь? Что-то типа ножа и нож — это две разные вещи. Сам не знаю, что ищу.

— А, — разочарованно протянул толстый.

— А зачем тебе? — спросил Мишка.

— Мы будем защищаться, пацаны.

Однопалатники недоумённо переглянулись, а я всё рылся. Наконец у дальней стенки нижней полки нашлась старая шариковая ручка. Не ножницы, конечно, но хоть что-то.

Схватив её, как спасательный круг, я забрался на кровать и принялся осторожно простукивать колпачком стену над выкрашенными старыми плинтусами.

Штукатурка в нашей палате держалась, как назло, крепко.

Я проверил всё, до чего смог дотянуться со своей койки, — каждый сантиметр — и через тумбочку перебрался к Мишке. У него штукатурка тоже была наложена просто великолепно. Маляры, которые делали тут ремонт, могли по праву гордиться своим трудом.

Трудом, который теперь нам, возможно, будет стоить жизней.

Когда я взобрался на стол и принялся простукивать стену над окном, раздался первый за эту ночь «щёлк». От страха я ощутил вдруг слабость в ногах и оттого чуть присел. Глюкер натянул одеяло на голову, оставив себе небольшую щёлочку, чтобы следить за происходящим. Миха забрался с ногами на койку и, уперевшись плечом в деревянную спинку, принялся вертеть головой туда-сюда, чтобы не упустить из виду чего-нибудь важного.

Темнота вокруг нас словно сгустилась и стала плотной, как кисель. Ещё немного, и её можно будет есть ложками.

Я ощутил, как по шее стекает пот. Он прокатился вдоль позвоночника под майку, и это было очень противно. Я попытался сглотнуть, но во рту пересохло, и горло только больно спазматически дёрнулось.

— Отодвигайте кровати от стен! — скомандовал я.

— Сова нас убьёт! — запротестовал Глюкер. Кажется, при этом у него от страха стучали зубы.

— Немного, сантиметров на десять. До утра она этого точно не заметит. Ну же!

Пацаны медленно и с опаской выбрались из своих ненадёжных укрытий и ступили на холодный линолеум. За кровать они взяли вдвоём и тихонько приподняли её, чтобы не создавать шума.

— Мою тоже, — процедил сквозь зубы я, сосредоточенно перебираясь на пустующую кровать. — Есть!

Над ничьей койкой почти около раковины я нашёл то, что так долго искал — небольшое вздутие штукатурки. Дальше, стараясь быть как можно аккуратнее, я пробил ручкой дыру почти у самого стыка между местом, где отделка плотно прилегала к стене, там она от времени и сырости набухла едва заметным пузырём. Потом я отломил небольшой кусок побелки с острыми краями и продемонстрировал пацанам свой трофей.

— Ты собираешься затыкать этим тварей из стен насмерть? — предположил Миха. — Может, всё-таки лучше ручкой?

Я объяснил:

— Помимо известняка, в состав побелки входит ещё мел. Мы попробуем использовать этот кусок штукатурки вместо него.

Увидев, что пацаны смотрят на меня в таком ужасе, будто перед ними конченный псих, я решил, что нужно разжевать понятнее.

— У Гоголя в «Вие» Хома Брут рисует вокруг себя круг, и упыри с вурдалаками не могут до него добраться. Такая же фигня ещё в нескольких книгах. Мы используем штукатурку как мел и тоже заключим свои кровати в круг. Хз, что там за твари, но, может, и для них сгодится?