Потерявшиеся в России

– Вот я про то и говорю. Ты считаешь чеченцев злы-ми, они, мол, относятся плохо к русским. Только мы не помним, как Сталин в 1944 году одним махом выселил че-ченцев с их родной земли.

– При Сталине чеченцы сидели бы тихо как мыши, - буркнул Николай себе под нос.
– А теперь они обнагле-ли... Налей-ка мне, Юрьич, еще чуток, да я пойду столбы доделаю...

Уже вечерело, когда Виталий Юрьевич с Ольгой Алексеевной собрались домой. Они пошли не по дороге, а по берегу, вдоль речки. По берегам стеной стояли ракиты. Стволами они кланялись речке, касаясь ветками воды. В этой неширокой быстрой речушке водилась всякая рыба вплоть до щук, и рыбаки с удочками в любое время дня стояли в воде в своих глубоководных до бедер сапогах. До мосточка - справа, а после него - слева тянулись дачки, и Виталий Юрьевич с женой любили рассматривать домики, которые до одного знали, сравнивали их со своим домом и радовались или удивлялись, если какой-то домик приобре-тал новое очертание, когда в него добавлялась новая де-таль вроде веранды или трубы, что означало появление в доме камина или печки. Восторг Ольги Алексеевны вызы-вали вновь посаженные цветы, и она тут же давала себе слово посадить у себя такие же.

– А сколько лет Татьяне?
– спросила вдруг Ольга Алексеевна.

– Не знаю, - пожал плечами Виталий Юрьевич. Знаю, что она на десять лет старше Николая. А ему где-то два-дцать семь. А что?

– Если так, то ей под сорок. А выглядит на все шесть-десят, - удивилась Ольга Алексеевна.

– Да! Если вас рядом поставить, ты ей фору дашь, - довольно заключил Виталий Юрьевич.

– Велика гордость, ровняться с несчастной, которая всю жизнь в навозе, да в земле ковыряется, чтобы добыть пропитание.

– И водку, которую пьет вместе с мужиком. А ему, ду-раку, нет чтобы девку хорошую найти, он берет выпивоху, да еще с ребенком, который ему безразличен. Парочка - баран да ярочка.

– Какой ты злой!
– укорила Ольга Алексеевна.
– Это их беда и их крест.

– Я не злой. Мне обидно за хорошего мужика. Ты пом-нишь его в первый год, когда он нам на даче помогал? То-гда он после армии шофером в совхозе на газике работал, да еще и подрабатывал. Приятно было смотреть. Ладный, загорелый. Кто ему мешал жениться, обустроиться? Ведь любая девка за него с радостью пошла бы.

– Значит, не сложилось. Война людей ломает. Он же, в сущности, совершенно беспомощен, - вздохнула Ольга Алексеевна, жалея Кольку.
– Знаешь что?
– сказала она.
– Давай им отдадим твои черные туфли. Ты их все равно не носишь. У вас же примерно один размер... И курточка твоя. Она тебе уже мала... А я отдам Татьяне кофту си-нюю, она мне не идет. И туфли на каблуках. Я на каблуках теперь не ношу.

– Пропьют, - вяло возразил Виталий Юрьевич.
– Сколько ты уже давала им разной одежды, вплоть до одея-ла, а я что-то ничего ни у Кольки, ни у Таньки не видел.

Перейдя мостик, они, чтобы сократить путь, пошли по тропинке между деревенскими домами и наткнулись на компанию из трех деревенских мужиков, которые распо-ложились на лужайке за изгородью одного из домов и пили то ли водку, то ли самогон. Чуть поодаль, у самого забора, лежала навзничь баба. Мухи ползали по ее лицу, и она де-лала неловкие движения рукой, пытаясь согнать их. Возле мужиков валялись две пустые поллитры, а пили они из од-ного стакана, который ходил по кругу: один из мужиков держал стакан с налитым до половины самогоном, а двое других молча ждали, пока тот выпьет.

Виталий Юрьевич и Ольга Алексеевна тихо прошли мимо. Мужики даже не взглянули в их сторону.

Дальше они шли молча. Только раз Ольга Алексеевна схватила его за руку и восторженно прошептала:

– Смотри!

На черной пашне краснели брошенные кем-то гладио-лусы. Это было красиво и одновременно страшно: это бы-ла какая-то могильная красота.

Глава 10

Вечером, когда Мила уже собиралась укладывать спать Катьку, позвонила Даша.

– Мил, что делать? Фархат приезжает, - голос ее был взволнован и дрожал.
– Он сейчас в Москве.

– Ты откуда звонишь-то?
– спросила Мила, зная, что родители настороженно, если не сказать больше, относятся к арабскому другу дочери.

– Откуда, откуда? Из дома.

– А как же родители?

– Да не слышат они. На кухне они, холодец разбира-ют. Я дверь закрыла.

– Ну, и чего ты испугалась?

– Да неожиданно как-то, как снег на голову. Я думала, - все, кончилась любовь. И вот, на тебе!

– Да не дергайся ты! Встретитесь. Поговорите. Все само собой рассосется, в ту или другую сторону, - пыта-лась успокоить подругу Мила.

– А где встречаться-то? В гостиницу к нему я не пой-ду. Подумают, что шлюха какая-нибудь. Это ж не Москва, здесь все на виду.

– Да кому мы нужны, господи?
– искренне возразила Мила.

– Ну, ты скажешь, Мил. Да у меня пациентов полгоро-да, - возмутилась Даша.

– Ладно! Когда, говоришь, приезжает?
– спросила Мила.

– Да завтра утром. Сначала в гостиницу. Как устроит-ся, позвонит. Я ему свой рабочий телефон дала.

– На сколько дней приезжает?

– На три дня. Потом у него какие-то дела в Москве, а потом опять в свой Тунис.

– Я с Катькой на три дня к родителям перейду, - ре-шила Мила.

– Ой, Мил! Спасибо тебе. Чтоб я без тебя делала? Ты настоящая подруга!
– задохнулась от восторга Даша.

– Пользуйся моей добротой, - добродушно засмеялась Мила.

– А я тебя не стесню?
– с запоздалой вежливостью спросила Даша.

– Не бери в голову! Родители рады без памяти будут, что я с Катькой у них поживу. Они еще больше были бы рады, если бы я к ним вообще перешла, - засмеялась Мила.

Фархат учился на международном факультете меди-цинского образования. На этом факультете учились сту-денты из многих африканских стран: Камеруна, Судана, Туниса и других. Факультет недавно открылся, и сюда охотно потянулись молодые люди из 'развивающихся' стран, пользуясь возможностью получить недорогое, по европейским меркам, образование. К тому же русские в мире были известны своим гостеприимством и доброду-шием. И преподаватели, и русские студенты охотно приня-ли африканцев, помогали им освоить русский язык и при-выкнуть к особенностям нового уклада жизни. Впоследст-вии далекая заснеженная Россия стала для некоторых вто-рой родиной, они обзавелись семьями и остались здесь на-всегда. Особенно иностранным студентам помогали кура-торы интернациональных групп. В числе таких кураторов оказалась и Даша. Так она и познакомилась с Фархатом, арабом из Туниса.

У Фархата была смуглая обветренная кожа, черные прямые волосы и голубые глаза. Был он высок, хорошо сложен, немногословен и застенчив. Первое время Фархат очень скучал по родным и рассказывал Даше о своей стра-не, о своих близких и родном городе Сфаксе, который сто-ял на побережье Средиземного моря, и его население со-ставляло немногим более 100 тысяч человек. В конце XIX века Тунис был французской колонией. В начале XX века в Тунисе появилась национальная буржуазия, к которой принадлежал и отец, и дед Фархата. В 1920 году в Тунисе появилась компартия, и дед Фархата стал одним из ее ли-деров. Компартия не просуществовала и двадцати лет и была запрещена французским правительством. Когда Ту-нис оккупировала гитлеровская Германия, деда Фархата расстреляли в числе других видных деятелей компартии. Немцев изгнали англо-французские войска. А потом, в те-чение нескольких лет, вплоть до 1955 года, Тунис пережи-вал голод.