Потерявшиеся в России

Отец Фархата коммунистом не был, он владел двумя небольшими магазинчиками, и семья считалась зажиточ-ной, но от своего отца он унаследовал любовь к России.

Среди местных жителей, особенно в южной части Ту-ниса, где жили берберы , бушевали такие заболевания как туберкулез, трахома и анкилостомоз. Люди болели, а на одного врача приходилось почти 5000 человек, то есть на 3600 тысяч жителей приходилось всего не более 700 вра-чей. Это повлияло на выбор профессии Фархата, а в какой стране учиться вопрос был решен, естественно, в пользу России.

Даше нравился Фархат, а Фархат без нее уже не мог ступить и шага. Все 'Дашья, Дашья'. С ее помощью он очень быстро научился говорить по-русски, и смешно вы-говаривал слова. Ее имя у него звучало как 'Дашья', и это у него выходило нежно. Фархат стал ее первым мужчиной. Он относился к их связи серьезно и строил планы своей дальнейшей жизни только с ней. Он заверял Дашу, что его родители будут ей рады и что в Тунисе их ждет счастливая и обеспеченная жизнь. Она верила Фархату. Но когда Да-ша заикнулась родителям о том, что она собирается выйти замуж за араба, те устроили дочери скандал. Мать плакала, а отец обозвал шлюхой. Больше всего его выводило из себя то, что будущий внук у него может быть арапчонком. 'Только черномазого нам в доме не хватало', - брызгал слюной отец. И это притом, что оголтелыми расистами ни отец, ни мать отнюдь не были. Они хорошо относились к китайцам, которые учились в их городе, да и кавказцы, ук-раинцы или узбеки, которые осели здесь после развала СССР, не вызывали у них неприязни. Когда скинхеды из РНЕ забили насмерть девушку-бурятку Дариму или когда избили семиклассников, брата и сестру Магомаевых, Да-шины родители возмущались вместе со всеми и ругали ор-ганы городской власти за бездействие и попустительство. В общем, к национальности, разрезу глаз или цвету волос они не имели никаких 'претензий'. До тех пор, пока дело не коснулось их семьи. Стереотип 'совка' не позволил им подняться над собой. Девок, которые рожали от черных, обсуждал весь город. А те, которые вышли замуж и уехали со своими 'обезъянами' в Африку, по слухам, жили как рабыни, и рады были бы вернуться, да их насильно держат и не пускают. И этого родители Даши тоже боялись. И как бы Даша ни убеждала их, объясняя, что Тунис давно уже цивилизованная страна, что главные города там не отли-чаются от других европейских городов, убедить родителей она не смогла.

Фархату о своем разговоре с родителями Даша, ко-нечно же, не говорила, сказала только, что родители не хо-тят, чтобы она уезжала из России в чужую страну. Когда Даша окончила институт, она вернулась в свой родной го-род, а Фархату оставалось учиться еще год. В течение это-го года они встречались. Раза два она ездила к нему в Во-ронеж, несколько раз он приезжал к ней, останавливался в гостинице, но свидания их проходили где-нибудь в другом месте. Даша изворачивалась, снимала квартиру и платила при этом за месяц, хотя они с Фархатом оставались там от силы дня три. Еще выручали девчонки: Мила уходила к родителям, или Элька давала ключи от дачи. Подругам Фархат нравился, а Элька шипела:

– Дура! Что ты раздумываешь? Выходи за него, пока зовет. Обеспечен, хорош собой. Настоящий мужик, не то, что наша шантрапа. Опять же, Средиземное море. В январе 12 градусов. Рай.

Дашу подобные разговоры выводили из равновесия. Она нервничала, думала, перебирала всякие варианты, в конце концов, ничего не могла решить и плакала. Фархат настаивал на том, чтобы Даша познакомила его со своими родителями, и не понимал, почему она под всякими пред-логами отказывает ему в этом.

После института Фархат уехал на родину. Даша про-вожала его в Москве. Он улетел, но сказал, что через год приедет за ней. За год она получила от него всего два письма. Письма были теплые, с заверениями любви, но расстояние притупляло чувства, и Даша как-то вяло реаги-ровала на горячие заверения Фархата. Время было вытес-нило Фархата из сердца, и Даше уже стало казаться, что и любви никакой не было, а было простое увлечение моло-дой девушки, душа которой открылась для высокого чув-ства, и, окажись рядом с ней кто-то другой, она потянулась бы к нему так же, как к Фархату. Но вот звонок из Москвы, и голос Фархата всколыхнул в ней прежние чувства. По-лыхнули жаром щеки, учащенно забилось сердце, и она поняла, что любит его и ждет.

Весь день Даша находилась в состоянии нетерпеливо-го ожидания, и все делала как во сне: принимала больных, заполняла медицинские карты, выписывала рецепты. Вре-мя, казалось, остановилось, и она едва дождалась конца своей смены. Уже из дома Даша позвонила Миле.

Вечером следующего дня они втроем сидели у Милы дома за столом, уставленном деликатесами, которые ни Мила, ни Даша в обыденной жизни позволить себе не мог-ли. Фархат притащил полную сумку продуктов. Здесь были и копчености вроде сервелата, и куры, и фрукты: виноград, груши, гранаты и хорошее вино. Фархат глаз не сводил с Даши, а та краснела как школьница и опускала глаза. 'Прямо в лучших традициях мусульманского мира. Только чадры не хватает', - с улыбкой подумала Мила, и поймала себя на мысли, что невольно завидует подруге. Она здесь была лишняя, и, выпив с Фархатом и Дашей вина, чуть по-сидела, неторопливо пробуя от всего обилия стола, и за-спешила уходить. Даша уже в коридоре запихнула ей в сумку гроздь винограда, две груши и плитку шоколада для Катьки. Мила чмокнула подругу в щеку, попрощалась с Фархатом и ушла, шепнув Даше, что чистое белье в ниж-нем ящике шифоньера.

– Что ты решила?
– спросил Фархат, когда они оста-лись одни.

– Не знаю, Фархат, я боюсь, - тихо ответила Даша.

– Чего ты боишься? Ты не любишь меня?

– Люблю, Фархат, люблю!
– страстно возразила Даша.

– Тогда, что тебе мешает быть со мной? Я говорил своим родителям о тебе... Твоя фотокарточка стоит у меня на столе. Ты моей маме понравилась, и родители согласны, чтобы я тебя привел в наш дом.

– Фархат, - разрыдалась вдруг Даша.
– Я не знаю, что мне делать. Я тебя люблю, но мои родители не хотят, что-бы я выходила за тебя замуж.

– Почему? Я для тебя неподходящая партия?

– Нет, Фархат, они не хотят, чтобы я выходила замуж за человека другой национальности.

– Они у тебя расисты?

– Нет, что ты. Просто они люди традиционных убеж-дений... и они боятся за меня. У нас в городе тоже учатся иностранцы, среди них много темнокожих из Африки, и девушки, которые выходили за них замуж и уезжали с ни-ми, попадали чуть не в рабство. Они оказывались в таких условиях, что не чаяли, как оттуда выбраться.

– Тунис - не Конго и не Уганда или Заир, а арабы - не африканцы. У нас в столице - половина европейцев. У нас богатая культура. В Тунисе живут французы, итальянцы, евреи.

– Не обижайся, Фархат, - нежно прижалась к Фархату Даша, беря его под руку.
– Я уеду с тобой. Но я не хочу обижать родителей. Они меня воспитали, дали образова-ние. Они тоже любят меня. Я хочу еще с ними поговорить. И если они не дадут согласие на наш брак, я уеду с тобой.

– Мне очень обидно, - сказал Фархат, гладя руку Да-ши.
– Они не видели меня и не хотят даже поговорить со мной.

– Я сделаю все, чтобы убедить их, Фархат.

– Ладно, любимая, давай сегодня забудем обо всем. Пусть наша встреча будет безоблачной и счастливой, а там, что Аллах даст. Положимся на него...

На третий день, когда Фархат уже собирался уезжать, Даша ждала его звонка. Он должен был позвонить ей ут-ром. Но прошло утро, и заканчивалась вторая половина дня, а Фархат не звонил. Даша изнывала от неясного пред-чувствия. И только в конце рабочего дня, когда она уже собиралась уходить, раздался звонок. Даша вздрогнула и не сразу сняла трубку. Ей почему-то стало страшно.

– Мне Короткову Дарью Васильевну, - услышала Да-ша незнакомый женский голос.

– Я Короткова, - глухо произнесла Даша и почувство-вала, как сильнее забилось вдруг сердце.

– Я звоню из больницы скорой помощи по просьбе господина Фархата Хафида. Только вы не пугайтесь. С ним все нормально. Так, ушибы, сотрясение мозга. Он в созна-нии, только ему пока нельзя вставать.

– А что случилось?.. Почему? А вы кто?
– мысли Да-ши стали вдруг путаться, и она почувствовала, как поплы-ла стена с плакатом 'Раннее выявление заболевания - ус-пех лечения!', и поспешила сесть.

– Я дежурная медсестра. Я не знаю толком, что случи-лось, похоже, его избили. Да вы не волнуйтесь. У нас бы-вает и хуже. Он сейчас вне опасности.

Даша с трудом воспринимала слова, которые звучали потусторонне.

– В каком отделении он лежит?
– язык плохо слушал-ся.

– Неврологическое отделение. Восьмая палата.

До Даши дошло, что это отделение, где работает Лен-ка, и она глухо сказала:

– Девушка, извините, пожалуйста, вы не могли бы пригласить Елену Николаевну? Скажите, Даша Короткова просит. Я тоже врач. Мы подруги.

– Ой, я вас помню, - обрадовался голос на другом кон-це провода.
– Только у Елены Николаевны сегодня отгул после ночного дежурства.