Предельный квант

— Похоже, древние, как и земляне, любили баловаться дизайном интерьера.

Возле противоположной стены здания плита стала горизонтальной и расширилась. Посреди этой области один из крупных «сталагмитов» был разрушен. Его обступили зажжённые свечи и диковинные приборы, очевидно, поставленные нашими спутниками.

— Сюда, — Кили пригласила нас с остаткам «сталагмита».

В центре разрушенной конструкции лежал гладкий металлический куб, рядом с которым прямо на плите была выбита надпись.

— Да ладно! — я сначала просто не поверил своим глазам.

В мелькающем тусклом свете свечей я совершенно чётко разобрал русские слова! Ну и ну! Галлюцинации от тоски по дому?

— Вы тоже её видите?

— Надпись? Да. А чего ты так встрепенулся-то? — Кили посмотрела на меня прищурившись.

— Так она на моём родном языке написана!

— «Лишь тот, кто грань смог перейти

И не исчезнул по пути.

Достоин куб сей взять.

И с ним нас всех спасти»

— Не смешно, Кили. Тебе бы развить чувство юмора. Детский же совсем розыгрыш.

— Какой розыгрыш? Мы только что проверили, этой надписи не менее двадцати пяти тысяч оборотов.

— Да брось, — я посмотрел на её сосредоточенное лицо и засомневался.

— Что, серьёзно, двадцать пять тысяч оборотов? Это ж... — я прикинул в уме, — почти семь тысяч лет! Ну какой русский язык, да ещё и здесь?

— Да я сама ничего не понимаю. Сколько ваш язык существует? Вы же молодая раса.

— Не думаю, что больше чем две тысячи лет. Это примерно семь тысяч ваших оборотов. Более того, написано здесь вовсе не на старославянском, а на вполне современном русском языке. Ну, разве что, слово «сей» уже устарело.

Мы стояли, поражённые этим открытием, не понимая: какие вопросы надо задавать и, главное, — кому.

— Так, времени у нас совсем мало. Нужно разобраться с кубом. Пал, надень перчатки и попробуй прикоснуться. Аккуратно.

Я вспомнил рассказ его отца. И поморщился.

— Вы что делаете? Пала не жалко? Кили, ты читала отчёт про артефакт-убийцу Сатта?

— Успокойся. У нас всё под контролем.

Что ж, «слабоумие и отвага» — наш лозунг!

— Вы серьёзно? Ребят? Алё! Есть кто дома? У вас исследователи — расходный материал?

Пал протянул руку к кубу. Ничего не произошло.

— Возьми его, — скомандовала Кили.

— Не могу!

— Что значит «не могу»?

— Что-то мешает. Рука как будто погружается во что-то липкое и невидимое. Дальше никак.

— Отойди, — Кили аж покраснела от гнева.

Она сдёрнула с Пала перчатки и протянула руку к кубу.

— Да что за ерунда? Что по приборам?

— Инфополе подёргивается. По остальному — по нулям.

— Иван, у нас, действительно, уже совсем не осталось времени. Скоро в городе станет крайне опасно. Если ты что-то знаешь про надпись и куб, то стоит прямо сейчас признаться!

— Ты о чём вообще? Я их в первый раз вижу! Да что с тобой не так? Зачем вы вообще лезете к кубу?

— Надпись на русском. И явно намёк на тебя.

— Это про грань? Мало ли какая грань имеется в виду.

Дальше произошло то, чего я от Кили уж совсем не ожидал. Она молниеносно схватила меня, обездвижила. «И откуда такая силища?». Надела мне на руку перчатку и толкнула прямо на артефакт. Вокруг куба задрожал воздух. И я, стараясь сгруппироваться при падении, инстинктивно выставил вперёд руки и прямо-таки обнял злосчастный куб.

— Что и требовалось доказать, — высокомерно прожестикулировала Кили.

— У нас с тобой будет разговор, Иван. Серьёзный разговор! А сейчас бери куб и быстро уходим из города!

— Не буду я его брать, — пробурчал я.

— Будешь, или ещё интересуют увлекательные полёты на пол? Она показала кулаки.

Такого позора я не ощущал, наверное, с младшей школы. Схватил куб, закинул глубоко в рюкзак и молча поднялся.

— Стерва, — в беспомощной ярости прошептал я.

Снаружи раздался громкий протяжный электронный вой, сродни сирене боевой тревоги.

— Бежим! — Кили рванула со всех ног вниз с платформы. Рунтаинцы и Эльтаинцы без раздумий ринулись следом.

Да что за день такой?! Вперёд, Иван, на сегодня хватит приключений.

Я выбежал на улицу. Уже наступили сумерки. Мои спутники оторвались метров на сто. Вперёд, Ваня! Что бы то ни было, я прямо физически ощущал подступающую угрозу. Вой повторился, уже громче и ближе. Пятки алсинов так и сверкали. А я неплох, даже удалось немного сократить расстояние до них. Сзади что-то грохнуло. Я непроизвольно оглянулся на бегу и сразу пожалел об этом. С одной из боковых улиц выбежало нечто. Жуткого вида машина на восьми механических конечностях с блестящими лезвиями-когтями, похожая сразу и на паука и на «чужого», повернула голову в мою сторону. Восемь, горящих алым огнём глаз, были настроены решительно. С корпуса существа вязкими каплями стекала противная чёрная слизь. И чудище явно не хотело спросить, как пройти в библиотеку. Я развернул голову вперёд и подобно африканскому спринтеру понёсся что есть мочи к выходу из этого недружелюбного города. Сзади послышался быстрый топот, меня охватил животный ужас. Вперёд, Иван! Жить-то очень хочется.

Стук металлических конечностей по асфальту удручающе быстро приближался. Вот выход, ещё совсем чуть-чуть! Метров сто! Кили приостановилась, обернулась, достала что-то из кармана и нажала кнопку. За мной раздался взрыв. А потом яростный металлический вопль. Чудовище помедлило на мгновение и с новой силой ринулось за нами. Десять метров! Чудовище уже почти наступало мне на пятки. Я вызвал второе дыхание. Да что там! И третье, и четвёртое, и пятое! Челюсти монстра схлопнулись прямо возле меня, оторвав кусок комбинезона. Слава Богу, без куска меня. Мир уже привычно подёрнулся при переходе через барьер. И вдруг стало тихо. Мои спутники сгрудились на опушке, опасливо поглядывая в сторону невидимого барьера.

— Можете расслабиться, наружу он не выходит, — спокойно сообщила Кили.

— Да что это, чёрт побери, было?! — вскрикнул я.

— Страж руин, — невозмутимо прожестикулировала та.

— А предупредить ваша религия не позволяет?!

— Да хватит уже истерить, всё же обошлось.

Я стиснул кулаки и заорал на небо. В гробу я видел эту долину и её жителей-неадекватов.

Элеосин брёл в задумчивости по тропинке между яблоневых деревьев своего сада. Порывы тёплого ветра приятно обдували морщинистое лицо. Он любил этот ветер и считал истинным другом. Только ветер понимал, что разрывает душу. Только ветер был по-настоящему свободным, открытым, чистым и лёгким.