Предрассветные боги

Тут к двум рачительным походникам подгребли и остальные честные мужи. Обливались водой, мяли тела в привычных богатырских забавах и рассуждали, чего станут набивать в повозки. А главное, сколько, ибо те повозки должны были еще и ехать.

— Коли они и торопились кому подмогнуть, так точно не тем, кого Перун упокоил хворать по домам, — заметил Парвит, когда воинская ватага миновала наглых пришельцев на холме у родника. — Рож в тридцать, и рожи те больно злы и решительны. Никак, в логово Чернобога поспешают. Только вот, за какой надобностью? Может мы того — рано воровать настропалились? Тут вон тоже интересно становится.

— А лешак его знает, — почесал в затылке Ильм. — Только решили ж за славнами идти, так чего теперь-то.

— Надо бы нам, братцы, поскорей это селище выпотрошить, да прочь убираться, — потянул на себя рубаху Зван. — А то, глядишь, еще кто из них подтянется. На дороге не протолкнуться будет.

— Ну да, — заторопился с одежей Парвит. — С полными добра повозками по холмам не поскачешь. Придется дороги держаться.

Беспокоились зря. До второго селища им не встретилась ни одна черноглазая собака. Сколь ни отсутствовали, а все десять степнячек уже изготовились в путь, как надо. Даже коней держали оседланными. Они же и добро выбирали, чтоб дрянь какая в добычу не завалилась. Тела сакха, оставленных хворать на попечении прирезавших их полонянок, уже пованивали, но до застав тот запашок еще не дотянулся. Была надежда, что те сторожа еще не скоро прочухают, кого и от чего сторожат. Рагвит с Парвитом ту надежду еще и укрепили, подкинув на обе заставы все хмельное, что нашлось в селище. Пускай мужики порадуются легкой жизни, покуда им ее не испоганили. Почти у самого первого селища Мара с Перункой получили от сакха огромный драгоценный дар: три десятка воинов, прущихся в логово. И все такие свеженькие, откормленные.

— Чего ж они носятся туда-сюда? — озаботился Ильм. — Будто псы с подожженными хвостами. Заняться им больше нечем?

— Видать нечем, — ехидничал Парвит. — Бог-то их пропал. Вот за домом присмотреть и некому. Разгулялись добры молодцы. Разохотились бездельем маяться.

Подруги Янжи и Баиры тоже не подкачали: собрались и высматривали спасителей. Вот уж, что мужики оценили, так оборотистость степных девок. Воинская одежа на каждой, пусть и с чужого плеча, а подогнана ладно. Кони отобраны из лучших, а случилась нужда еще табунок с собой прихватить, так они и корма нагребли для него единым махом, без задержки. Все оружие их мучителей было отобрано и увязано отдельно — бывшие хозяева не возражали. Эти уж не пованивали, а воняли добротно, что, впрочем, ничуть не отяготило их сторожей. Те и на шаг к селищу не приблизились полюбопытствовать: что там и как? Собрали девки и одежу — кто его знает, в чем они сородичей светловолосых освобождать из рабства будут? Небось, одно тряпье, а как в таком на дальний путь вставать? А сюда, в это селище сакха свезли кучу всякой добычи из мягкой рухляди — как знали поганцы, что рабов в дорожку снаряжать придется.

— Баира, — покликал Драговит, старательно хмурясь. — Ты вот что. Бери-ка ты под руку всех девок из степей. Так оно сподручней будет. Коли уж вы решили с нами уходить, так вас можно считать воинской силой. Ловки вы на конях с луками. Значит, тебе над девками и верховодить — ты лучшая. Сдюжишь?

— У народа Хун бабы нередко вождями были, — пересказал дядьке ее мысли Перунка. — То для них не в диковинку. Не знает она, каковым вождем будет — молода больно. Но ручается: тебя не подведет, и ослушки тебе ни в чем не будет. По твоему слову она и за кромку уйдет, не поморщится.

— Пусть не торопится о кромке думать, — пробурчал Драговит, радуясь, что сбагрил с плеч этакую страсть, как воинствующие девки. — Нам и без того есть, чем думы занять.

Так вот они и тронулись в путь по землям сакха: девять повозок с добром, горцы да почти два десятка степнячек при луках и при двух волчицах, идущих за новыми подругами след в след. А пройтись решились по кругу, вернувшись к Великим водам с найденным полоном. Оттуда его потащат, как уговорились, на полдень, а по пути заглянут по-быстренькому в логово Чернобога за божескими надобностями.

— А вот растолкуй-ка мне вождь, где мы наших родичей будем искать? — прицепился к Драговиту Перунка на третий день пути. — Как ты искать-то их станешь? По всем этим землям таскаться, так и состариться можно.

— Искать как? — сотворил Драговит на лице нечто глубокомысленное. — Да просто. Вот народ славнов, парень, взял под свою руку некий могучий бог. Он и воин необоримый, и громом с небесным огнем повелевает. И правду в срединный мир несет несокрушимую о том, что велик человек под рукою бога, коли тот человек…

— А и болтун же ты, парень, — тоже сделал глубокомысленное лицо Перунка. — Никогда прежде за тобой не замечал. Ну, да ладно. Считай, что спросил ты того бога.

— И бог мне ответил в милости своей?..

— Что у сакха обязательно должны быть люди, коим ведомо, куда, по каким местам разгоняют полон, — напыжился мальчишка, подражая неким взрослым, что слишком много о себе понимают.

— Дельно, — сразу бросил играться Драговит. — Они и вправду есть? Такие люди.

— Ага. Их прозывают шекэри. Они, как наши паверы, служат своему богу. Вроде, как доверенные его. А у кого ж и спрашивать о порядке в твоих землях, коли не у доверенных?

— Шекэри, — попробовал Драговит. — Шекэри. Язык навыворот. И где станем их ловить?

— Там за этой горкой — я чую — новое селище воинов. Еще до заката навалимся на него и мор посеем. В том селище нынче сидит нэйя.

— Нэй… нэ… нья. Тьфу ты! Еще не легче. Лешак его задери! — выругался Драговит. — А это что за чудо?

— Нэйя — военный вождь нескольких десятков, — терпеливо учил Перунка. — Может такой стоять и над многими-многими десятками.

— И что?

— И то. Там с ним засел его друг-приятель. А вот он-то как раз и есть тот самый шекэри. И вроде, какой-то важный. Все вожаки всех десятков, что мы встречали, его знают и страшатся. Его друг, дескать, ближник самого Чернобога, и живет бок о бок с ним в логове. Вот того шекэри нам прихватить было бы не лишним.

— Уж не хочешь ли ты…

— Конечно, хочу! — возмутился Перунка. — Только ты Маре не говори. А сама она твои мысли никогда не слушает — ты у нее стоишь на особицу. Вот мы ее надуем и сгоняем по-быстрому в то селище. Полоненных баб там точно нет — о том все знают. А женок да девок сакха нам сбирать без надобности. Так что?

— А давай сгоняем, — махнул рукой Драговит. — Мара у нас там, чем занята?

— Думает, — усмехнулся поднатчик. — Она сейчас так глубоко в себя провалилась, что не враз и выползет.

— А беды не будет, коли она так глубоко? — разворачивал по-тихому Гордеца Драговит.

— А то ты ее первый день знаешь, — отмахнулся Перунка.

Это селище было покрупней прежних, но воинов здесь обреталось всего два десятка. Искомый шекэри нашелся в самом большом доме из тех, что устроен был в два круглых строения. Солнце еще не село, а все сакха уже забились под крышу и сидели тихо. Лишь двое торчали у прохода через вал, да и те дремали. Спешился Драговит уже у самого дома, и, привязав Гордеца, вломился в двери, коих и не было. Так, шкура болталась, как и на всех домах сакха, и все. Увязавшийся за ними Вукир обнюхал ее подозрительно, но под нее не полез — остался сторожить Гордеца. В доме на шкурах у очага лежали два человека: воин и еще один в нелепой рубахе до самых пят, увешанный амулетами побогаче паверов. Они не спали — тихохонький шепоток летал от одного к другому через огонь. Мужики явно сторожились тех, кто мог пристроить к пустой двери ухо. Язык сакха Драговит уже вовсю понимал — недаром в его седле постоянно болтался бог. Перун укладывал чужие корявые слова в его голову силком, да еще и уминал, чтоб больше влезло. И вот теперь то злодейство дало плоды.

— А если он вернется? — допытывался воин. — Если те духи обморочили Мираса? Неужто, они и вправду могли учуять его гибель в своем сундуке?

— Не знаю, — устало прикрыл глаза долгополый. — Теперь, когда мой восторг поутих, с ним обмельчала и уверенность.

— Сэбэ, твои слова режут меня по сердцу, — угрюмо признался воин. — Ты обнадежил меня, а я ухватился за ту надежду глупым юнцом.

— А в чем я тебя обнадежил?! — вдруг, будто прорвало долгополого. — Пусть он даже мертв, и что? Что дальше-то? Ты думаешь, это что-то изменит? Думаешь, люди отряхнутся, как после дурного сна, и бросятся учиться жить по-новому? Как ты легковерен, мой Дэрмэ. Запомни, даже если завтра к эркэ Кэйды принесут правдивую новость, о том, что Ыбыр ушел на небо навсегда, он продолжит ему служить, как служил. Не одно ли и тоже: здесь Ыбыр, там Ыбыр. Он где-то есть, и ему нужно служить. Потому, как вскоре он может вернуться и тогда…