Предрассветные боги

— Он не вернется, — ломая язык, привыкающий к их гортанному выговору, пообещал Драговит, возникнув перед друзьями прямо из воздуха. — Он больше никогда не вернется.

В себя они чуток пришли, когда уткнулись спинами в стену, куда отползли, страшась встать на ноги. И первое время тупо пялились на белоголового мальчишку, пожирающего их сладости с блюда. А потом тот, что Сэбэ, отважился спросить неверным голосом:

— Кто вы такие?

— Он, — указал на воришку Драговит, — тот самый бог, что загнал вашего Ыбыра в подземное царство мертвых. Туда, где…

— Правит аясов дед Абыэхэ, повелевающий злыми духами дэвэ, — подсказал Перунка, облизывая липкие пальцы.

— Во-во к нему самому, — усмехнулся Драговит. — И оттуда вашему Ыбыру уже вовеки не выбраться.

— А ты откуда? — осмелев, повысил голос воин.

— Оттуда же, — вдруг глухо зарокотал сам воздух, а на месте мальчишки образовался огромный воин в незнакомом сакха доспехе, горящем словно солнце. — Он те дела своими глазами видал, оттого и уверен в том, что сказал. А вот, как вы проведали о кончине Ыбыра, вопрос.

Ответ он получил не сразу — обе морды уткнулись в глиняный пол, выставив на обозрение черные макушки.

— Я жду, — напомнил бог-громовержец, чей глас и вправду больше напоминал раскаты весенней грозы.

Сэбэ — более натасканный в словесных делах — как смог, обсказал неведомому богу все, о чем поведал их друг Мирас, стакнувшийся с духами, запертыми в аясовом сундуке под горой.

— Понятно, — покачал громадной башкой Перун. — И вы, прознав о падении Ыбыра, не ведаете, куда себя деть от счастья. Потому, как твоих отца с матерью, Дэрмэ, казнили по его приказу. И не за дело какое, а по наговору твоего врага. А твой род, Сэбэ, вообще извели до пятого колена. И все это свершили не за дело, а по пустому капризу кровожадного безумца. Да, — протянул он глубокомысленно. — Такие и среди нас не редкость. Впрочем, о том мы с вами попечалимся в другой раз. А нынче я могу предложить вам нечто другое: месть. Вот, кому бы желал отомстить ты, нэйя Дэрмэ? Ах да! — хлопнул он себя по согнутому колену. — Нэкып Сэйын, — назвал он доносчика и убийцу родичей Дэрмэ, что пялился на него безо всякого удивления.

Чему ж и дивиться-то? Разве могут существовать тайны от бога? И разве для него в труд вывернуть твою душу наизнанку?

— И чего ты хочешь для него? — пришлый бог был весьма серьезен. — Смерти?

— Нет! — вырвалось у честного мужественного воина.

— Значит, бесчестья, — кивнул Перун. — Позора, что запомнится до скончания веков. И ляжет тяжким бременем на весь его род. Что ж. Мы можем это сделать для нэйя Дэрмэ, брат? — уточнил он у Драговита.

— Уже начали, — пожал плечами тот. — Но, может, нэйя Дэрмэ сам пожелает приложить руку к нашей мести?

— Да! — почти умоляюще скрипнул зубами тот. — Я все сделаю!.. Я на все пойду!

— На все не нужно, — отмахнулся Перун. — И не стоит разбрасываться такими обещаниями. Их могут услышать боги, — сверкнул он глазами так, что Дэрмэ вновь ткнулся лбом в пол. — Прекрати, — потребовал Перун. — И встань. Я не могу вечно говорить с твоей макушкой. Теперь ты, Сэбэ. У вас с другом один враг на двоих. Ты тоже желаешь свершить месть собственными руками? Хорошо, — протянул бог, и на его месте тотчас появился прежний белоголовый малец. — Ну, тогда слушайте.

Селище они покидали под заунывный вой двух стражников, что валялись у прохода через вал. Потом их пути разошлись. Дэрмэ, прихватив десяток самых верных воинов, унесся к логову Чернобога. А Сэбэ восседал в седле жеребца, уводившего за собой свой табунок, подгоняемый Вукиром. Кони уносили из морового селища поклажу: оружие и прочее добро, собранное одаренными свободой рабынями. Вскоре они разминулись с воинами, что перехватил по пути и турнул сюда Дэрмэ, дабы выставить еще одну никому не нужную заставу. По земле сакха расползалось дивное черное поветрие, что валило с ног одних воинов. И судьба избавиться от него была одна: спровадить из земель сакха светловолосых славнов, за коими явились их родичи. Но, не только эту истину как-то разом прозрел Дэрмэ. Почуял он и нечто иное: грядут большие в его жизни перемены. А то глядишь, и великие, раз уж столь великие гости явились на его землю. И коли Дэрмэ не желает сгинуть в пламени тех перемен, так следует ему, не кривя душой, помочь гостям скорей обрести желаемое. А там, глядишь, и оборотить их явление себе на пользу. Почему бы и нет? Ведь не последний же он среди воинов, да и умом обойден не был при рождении, а стало быть…

Глава 4

Глава 4

Рабы

— Вон тот аил, — почтительно склонил голову Сэбэ, подтолкнув свою кобылу к Гордецу. — А за ним начинается дорога на копи, где копают аясов камень. Туда отправляют ваших родичей, приведенных с далеких полуночных гор. Они светлы волосами и глазами. И также широки телом, как вы. Солнцегрив… Хм. Тот, кто осмелился назваться богом, каждый десяток лет отправлял туда воинов. Зачем? Полона те приводили совсем мало. Светловолосые полуночные народы не знают рабства. И не желают сами становиться рабами. Мужчин наши воины берут лишь обессиленными от ран — живыми их трудно взять. Женщины сильны, выносливы и умеют отлично прятаться. Но, их приводят чуть больше — женщины же. Куда ж им против воинов-то? Вот женами они становятся добрыми, лишь родившись тут. Или если взять такую на полуночи совсем еще малой. Да и то, будешь с ней недобрым, так получишь волчицу, а не жену. Наложницы из них и вовсе плохие. Нельзя их наложницами-то. Шекэри о том сколь твердили, но воины все равно отнимают молодых девок себе. Вот, как тех, что вы забрали у них. К чему портить таких женщин? — искренно сокрушался Сэбэ, понукая кобылу идти вровень с жеребцом собеседника. — От них родятся крепкие дети. Вон, какие крепкие ваши мужчины.

— А там точно они? — засомневался Драговит, удерживая Гордеца от пакостей против нежеланной соседки. — Думаю, не один мы светловолосый народ. Где-то, может, и другие такие обитают.

— От них я пытался научиться вашему языку уважаемый. Но не закончил обучения — другое отвлекло. Однако кое-что из того, что говорят ваши воины, я понимаю. Язык наших полоняников чуть отличается от твоего, но не настолько, чтоб не разобрать.

— А в том аиле впереди много наших? — задумчиво хмурился Перунка, устало разлегшись в руках Драговита.

— Когда я совсем недавно был там в последний раз, то счел двадцать восемь светлых голов, о, Великий.

— Не обзывай меня так! — зашипел бог, тщась лягнуть старательного нудилу. — Сколь говорить-то? Ей-ей, попрошу ребят, дабы они тебе рыло начистили для памяти.

— Прости, уважаемый. Я прослежу за своим языком, — покорно обещал шекэри.

— И кто в том аиле из славнов? — напомнил Драговит о деле.

— Девятнадцать женщин и девять детей, — выдал Сэбэ без запинки, как заученный урок. — На этих землях зерно не растят. Тут пасут овец и ткут ткани. Потому-то сюда и свозят женщин.

— И сколько тут таких аилов?

— Там, дальше по этой дороге еще два. В одном семнадцать женщин и семь детей. Во втором пятнадцать женщин и тоже семь детей.

— Семьдесят четыре, — мгновенно счет Перунка.

Всего в этих местах обреталось около полутора сотен славнов, но о мужиках покуда не было сказано ни слова.

— Ваши мужчины очень сильны, — уважительно пояснил Сэбэ. — Каждый такой на копях заменит двух степняков. Их всегда отправляют на те речки, где копают камни аяс или камни кэстар.

— А это что? — подивился Драговит неслыханному ранее слову.

— Камни аяс и камни кэстар плавят, а после мешают. Из того сплава двух разных камней и получают аяс для оружия и прочих вещей, — голосом наставника завел Сэбэ. — Плавленый аяс крепок, но оружие из него делать не выходит. Оно легко гнется. А вот когда к ним добавляют лунный кэстар, оружие становится крепким…

— Он что, с луны на вас валится? — усмехнулся Драговит.

— Он цветом похож на луну, — улыбнулся шутке Сэбэ. — Очень красив. Но так мягок, что ничего толкового из него не сделать.