Предрассветные боги
Шрифт:
…………
— Этот трус не принял мой вызов! — скрипел зубами Дэрмэ, вернувшись к своим воинам.
Он съехался, как задумывал, с нэкыпом промеж двух ватаг, но тот не пожелал рисковать там, где сила всецело на его стороне. Он не мог так не думать, ибо его людей было вчетверо больше. А сам он годился Дэрмэ в отцы. Да и отвык самолично водить воинов в дальние набеги, где с тебя в два счета сходит весь жир достойного влиятельного человека. И ты вновь обращаешься в того полуголодного тощего волка, каким начинал свое восхождение.
— А кто там, впереди? Кто с ним в первых рядах? — хладнокровно осведомилась Мара, силком пригасив его гнев, дабы он чего не натворил.
— Его приближенные, — занял нэйя место рядом с богиней. — Все из его рода. Все его кровные родичи.
— Что ж, они дождались. Я уже тут, перед ними, — холодно приговорила богиня. — Я заставлю нэкыпа принять твой вызов. Но, помни, если твои воины сунутся туда, где стоят его воины, без моего дозволения, они тоже умрут. Я не стану разбирать, кто там кто, пока буду забирать свое.
Подле них с Дэрмэ вечно крутился пяток совсем еще юных, недавно посвященных воинов, служа своему нэйя на посылках. Заслышав ее предостережение, юнаки сорвались с места и ускакали за спину, где замерли десятки Дэрмэ. Понесли слово богини своим. А та неторопко направила коня в сторону нагнавших ее преследователей. Обе степнячки народа Хун и обе волчицы следовали рядом со смертью, опускающей свою волю на головы людей. И первые три по десятку ряда пали наземь под ноги закаменевших коней — лишь Сэйын продолжал торчать над ними недвижимым истуканом. Остальные за ним ряды тоже не могли шевельнуться, придавленные неведомым колдовством. Мара сделалась невидимой для всех, кроме своих девок, и заскользила промеж валяющихся тел. Она поторапливалась, но не пропустила ни одного человека — ей было потребно великое множество силы, с коей она направится в логово. Вскоре под гвалт перепуганных людей, перед ней пали с коней воины следующих двух рядов. А когда сакха вновь увидали ее сидящей на своем Гаурте, воины Дэрмэ завопили, было, славя Великую богиню, но, тотчас умолкли. Ибо она вновь выросла до небес и молвила тихо, но так громогласно, что ее услыхали даже камни:
— Нэкып Сэйын, твоя жизнь обещана мною Дэрмэ. Если же ты отказываешь ему в желании биться с тобой, я готова посчитать, что мое слово боле ничего не значит. И тогда я заберу жизнь и остальных воинов, что пошли за тобой. Дэрмэ просил за них. Уж коли из-за тебя я нарушу первое данное ему слово, то и второго давать не стану.
Баира, не видя, подобно прочим морока, криво усмехнулась и молвила сидящей рядом в седле богине:
— Мудро, Великая. Теперь Дэрмэ нет нужды с ним драться. Если его трусость погубит всех его воинов, то Сэйын уже никогда не останется нэкыпом. Ни один воин не пойдет под его руку.
— А мы не будем торчать здесь, ожидая его конца, — досадливо проворчала Мара. — И двинемся, наконец-то, к логову.
Но, отпущенный ею на свободу Сэйын, сообразив, к чему идет дело, решился на поединок. Три девушки развернули коней и поскакали назад, разминувшись с сияющим Дэрмэ, ринувшимся на встречу с судьбой. А могущественные путницы вслед за двумя волчицами проехали промеж раздавшихся по сторонам, кланяющихся воинов и отправились своей дорогой.
— Великая, воины в логове уйдут за кромку? — любопытствовала Янжи, то и дело, оглядываясь за спину.
— Если сами того пожелают, — задумчиво отвечала Мара, поглощенная мыслями о надвигающейся на нее встрече. — Надеюсь, Дэрмэ быстро управится со своими делами и нагонит нас у логова. Я не желаю отправлять за кромку более чем мне потребно. Смерть не может забирать всех без разбора. Люди должны продолжать свой род, как то и заповедано в мире Яви.
— Без сакха мир станет лучше, — пробурчала Баира.
— Или мир перестанет быть, — холодно возразила богиня. — Он таков, каковым создан. И месть одной девушки народа Хун не стоит целого мира. Ибо создан он был не в угоду этой девушке.
— Прости, Великая. Сердце пылает! — повинилась Баира.
— И этот костер однажды прогорит, — равнодушно обещала та. — Зола напитает твою землю, и та даст новые ростки. Жизнь заканчивается смертью. Жизнь не заканчивается бедой, настигшей тебя в сей день — завтра будет новый.
Мальчишка застыл, как вкопанный таращась на трех девок, нагло впершихся в аил, где стоял земной дом солнцегривого. И не просто впершихся — десяток воинов, охранявших узкий проход меж двух гор, завалился наземь подстреленными птицами, пусть и не просвистело ни
единой стрелы. Бежавшие навстречу девкам новые воины падали, как подкошенные, даже не приблизившись к неведомым гостьям. Но следующие тупицы все равно лезли испытывать судьбу, хоть и стало понятно, что гостьи те не просты. Сам Тэлмэ уже пытался рвануть к дому эркэ, но проклятые ноги будто вросли в землю. Руки повисли плетьми, а голову, словно в мешок с шерстью сунули. Юный шекэри преотлично знал, чем это пахнет — божественную силу Ыбыра в этом аиле всяк испытал на себе не единожды. И коли та сила пала на них с появлением девок, значит…— Тэлмэ, ты как? — прозвучал за спиной обеспокоенный голос Мираса.
Тот двигался совершенно свободно, хотя очередные придурки с головами, набитыми булыжниками, вновь полегли, ничуть не помешав гостьям направлять коней к Тэлмэ.
— Я с места не сойду, — жалобно прошептал тот. — Это… Это… божественная сила Ыбыра! Мирас, как же это? Как это: сила есть, а самого Ыбыра нету?
Но, тот уже не слушал — помчался навстречу пришлым. Пал, не добежав, на колени, раскинул руки, ткнулся лбом в землю. А от своего дома уже семенил, визжа и потрясая кулаками, сам эркэ Кэйды. Старик сыпал проклятья вперемежку с угрозами, обзывая Мираса самыми паскудными прозвищами. Он что, тоже отупел — подумалось вдруг Тэлмэ несуразно спокойно. Воины на земле валяются, ровно мертвые, один шекэри пал ниц, второй тут, как… как… И уэле вон торчит таким же столбом, посерев от дикого страха. Однако умные глазки Мэжи промеж пухлых век вполне осмыслены и чего-то там уже себе надумали: толи подлого, толи и впрямь дельного. А воины, наконец-то сообразившие, что дело нечисто, толкутся поодаль, но биться больше не лезут. Столько всего происходит, а эркэ порешил, будто своими воплями тут всех распугает и все завернет назад, как было. Как положено в священном аиле. Тэлмэ глянул на девок — от горного прохода примчались две громадные волчицы и остановились перед тремя конями пришелиц. А те даже не всхрапнули, словно овцы тут перед ними толкутся.
— Поднимись, шекэри Мирас, — произнесла красивая девка в середке за два десятка шагов от него, но Тэлмэ, будто в самое ухо то произнесли. — Где они?
Мирас только и успел, что подняться, как на него налетел эркэ. Занес, было, кулак и тотчас рухнул носом вперед. Словно мертвый — подумал Тэлмэ, и вдруг сообразил: он и вправду помер! Но, отчего? Сердце зашлось от бега, от которого Кэйды давно отвык? Или?..
— Я не желаю забирать лишние жизни, — громогласно оповестила красавица и выросла головой под облака.
В глазах молнии, на голове шевелятся змеи, по длинной чернущей рубахе пролетают звезды и тонут в этой мгле.
— Тот, кто назвал себя солнцегривым богом-конем, солгал, — продолжила богиня, ибо, кем ей и быть-то. — Он явился к вам обманом и ныне, повелением истинно солнцегривого Ыбыра отправлен в небытие. Ыбыр разгневался на детей своих, что не распознали лжи и пали к ногам черного дэвэ. Не ждите воинов, ушедших с ним на восход — я покарала их. Не ждите многих других воинов — я покарала их. Не ждите нэкыпа Сэйына — волею Ыбыра его покарал ваш новый нэкып Дэрмэ. Сама смерть говорит вам: не стойте у меня на пути. Черный дэвэ похитил богов — детей солнцегривого, а вы их прятали от Ыбыра. Он послал меня забрать своих детей, и я исполню волю отца богов. Эркэ! — воткнула она палец в Мираса. — Если на этой земле без моего дозволения шевельнется хоть одна живая душа, здесь не останется боле таковой.
Богиня пропала, а красавица в седле обернулась — в горный проход священного аила скоком ворвался сам Дэрмэ. Новый нэкып волею Ыбыра, наславшего на сакха за грехи саму смерть.
— Великая! — спрыгнул наземь он, согнувшись чуть не пополам.
— Дэрмэ, слушай, и не говори потом, что не понял. Я иду к горе, где томятся мои братья. Эркэ Мирас проводит, а ты убирай отсюда своих людей.
— Куда? — не понял он.
— Куда хочешь, — досадливо прихмурилась богиня. — Но, чтобы по аилу никто не шлялся. Коли я кого зацеплю своей силой и уволоку за кромку, пеняй лишь на себя. Из тех воинов, что я уложила, но жизнь покуда не отняла, можешь забрать тот десяток, что встретил меня первым. Они не ведали, против кого восстают, а потому неподсудны. Всех остальных я заберу. Они видели, кто к ним явился, но не отступились от дурных намерений.