Предрассветные боги

— А чего мы? Иль не сила? Своих возьму, да куниц — вот тебе и три полных десятка.

— Ты уж лучше с Капкиайем сговорись. Они ж степняки, так им сподручней с конями управляться. И Сэбэ прихватите — мало ли что. А мы те два аила, что при соли кормятся, и без него найдем. Чай, далеко от озера они не сидят. Мы туда всем обозом двинем. Все одно по пути к Великим водам, так и не станем туда-сюда зазря мотаться. Я тебе еще Рагвита дам головой над всеми, да Ильма со Званом. Мои мужики — люди бывалые, сообразят, коли что, как выкрутиться. К тому ж у каждого по брату серому — тоже подмога изрядная. Да и Перунка с ними поговорит издаля, как нужда приспеет.

На том и разошлись. Четыре десятка мужиков ушли на полдень, гоня стало коней, взятых из-под воинов, и пять повозок, очищенных под зерно. Из остальных вытряхнули всех, кроме детей, забили их добром с пяти повозок и двинули по-тихому вдоль берега озера к двум другим аилам, где копали соль. Так вот и вперлись на другой день в большое — вдвое богаче против прежнего — поселение всем скопом.

— Что-то воинов не видать, — подозрительно осматривал затихший аил Северко. — В прежнем-то их довольно было. Да и Сэбэ сказывал, будто соляные копи охраняют нешутейно.

— А вчерашние гости у нас, не отсюда ли прибыли? — насмешливо осведомился Парвит у бога.

— Откуда ж еще? — преспокойно ответствовал тот из седла Айрул, где как-то ненароком пригрелся. — Я ж не с неба вам их достаю. Ладно же вышло: всех разом и побили, а два поселения нынче голые стоят.

— То-то тишь кругом, будто по зиме в лесу, — озирался Небор, сползая с коня посередь аила. — Сбежали, что ль?

— По домам засели, — подсказал Перунка. — Драться сбираются за добро, что там скоплено.

— Нас одних и дожидаются, — хмыкнул Парвит, двинув, было, к ближнему двойному дому, что стал уж привычным.

— Погоди-ка, — осадил его Ирбис. — А что, вождь, не погнать ли их наружу?

— Как ты их погонишь? — полюбопытствовал Небор, угадав в том подвох.

— Как мы однажды у переправы, — ответствовал неулыбчивый охотник, на каменной роже коего все ж таки мелькнуло что-то насмешливое.

— Черный лебедь, да ты у нас прямо орел! — заржал Парвит, подгребая к коню Айрул. — Ну, чего? Пугнешь мышей из нор?

Перунка глянул на Драговита, ожидая указу. Тот оглядел поселение еще разок, прикидывая, куда ж ломанутся ошалевшие хозяева от бестелесных, но боле ужасных гостей, чем славны. На том пути, что вел к окраине аила, где пристроился обоз, он велел торчать Русану со своими куницами и вопить пуще спугнутых гусей. Там заполошные беглецы не надобны — еще обоз подавят, да детишек перепугают. В два прохода поуже бог наладил Айрул с ее девками и их жуткими визгами. Драговит, Парвит с Небором и Северко полезли на ближайшие крыши, дабы не пропустить, кто тут и куда рванет спасаться из опоганенного аила. Опоганят же его знатно — усмехнулся про себя Драговит — еще двум поколениям икаться будет. Здорово он озлобился на местный люд. Нигде не желал зла простым сакха, что потом и трудами великими добывали свой хлеб. А в этих селищах вся злоба из него наружу полезла. Эти упыри меры своей жесточи и вовсе не ведали, коли живых людей до последней крайности доводили и не стыдились.

— А теперь что? — нежданно впервые выказала любопытство Айрул, склонившись к белоснежной макушке.

— Коней придерживайте, — солидно поучал Перунка. — От того хая, что тут учнется, они взбеситься могут. Да и сами-то в штаны не налейте.

— Это, с чего это? — чуток обиделась Кротка, переглянувшись с Зелей.

— А вот увидишь. И про штаны я не шутил, — хмурился бог, застыв. — Держите себя крепко.

Зеля стронула коня и кинулась упреждать девок по соседству, дабы и впрямь со страху не окочурились, иль не брызнули по сторонам.

— Великая мать Ымай! — выпалила Айрул, едва в небо из всех домов разом вырвался дикий нечеловечий рев. — Великий Ырлиик, — уже шепотом помянула она хозяина подземных пределов мертвых душ. — Это?..

— Это я наделал! — похвастал Перунка, стараясь переорать бросившихся наутек хозяев. — Они не настоящие!

— Вот диво-то дивное! — вытаращила голубые глазенки Кротка. — Это, где ж такие водятся-то?

— В страхах сакха, — охотно прояснял Перунка. — Это их злобные духи.

— Ты их выпустил из Черной Нави? — чуть не задохнулась бойкая Лепава, бывшая летом младше Кротки с Зелей.

— Вам не растолковать, — проворчал Перунка под нос, сообразив, что все его резоны сейчас девкам в одно ухо влетят, а в другое выскочат.

Ибо образ зла может быть разным, а страх перед ним одинаков для всех народов. И пусть славнам не ведомы вон та двуглавая лягуха на козлиных ногах или черномордый красноглазый уродец, все одно, зло, коим от них несет, и для них подлинное зло.

— Ты сможешь их загнать обратно? — хмуро спросила бога Айрул.

— Куда загнать? — не понял тот.

— Обратно под землю.

— А, это. Смогу, не тревожься, — отмахнулся, досадуя, он. — Не о том мысли твои. Поглядывай вон лучше за хозяевами. А то они с перепуга еще и на вас кинутся.

— Луки! — приказала Айрул, стягивая с плеча свой. — Великий, ты, коли что, плотней ко мне жмись. Стрелять нужно.

Стрелять не понадобилось — несколько бросившихся в их сторону баб, завидя скалящихся степнячек, ломанули обратно, вслед удаляющимся воплям. Тронулись вглубь аила и сами воительницы, дабы собрать в кучу полоняников, коих по указке мужиков на крышах домов Перунка приводил в беспамятство. Набралось их изрядно: восемнадцать баб с десятком детишек, двенадцать девок и четыре мужика из Белого народа, торчащих посередь аила в колодках. Из этих Перунка усыпил навечно сразу трех — не жильцы на белом свете. Последнего паренька вернул уж почти из-за кромки, велев тащить его в обоз под догляд Лунёк. Узрев на ногах многих баб проеденные солью язвы, кое-кто из мужиков страшно ругался. А Зеля, Кротка и Лепава чуть не сорвались вслед немилостивым хозяевам бить их стрелами. Драговит навел порядок, повелел забрать три повозки, заготовленные под мешки с солью, и, прихватив десяток мужиков с Айрул, двинул туда, где копали соль.

Поспел вовремя, ибо охранители полоняников из местных, заслышав шум в аиле, помчались туда, разбирать, что за притча такая. Да, видать, вместе с родичами и попрятались. А два с половиной десятка полоняников, разлегшихся в изнеможении на берегу у белых соляных куч, уже, было, надумали смыться. Почти все еще свежие, не шибко калеченные — куда лучше, нежели на прежней копи. Перунка даже не бросился с ходу их править, мол, не горит. Просто обождали, покуда они смоют с себя соль, и потащили с собой в аил, где народ с обоза уже вовсю шуровал по брошенным домам. Все полоняники-мужики с этой копи оказались из одного Рода Оленя, что обретался на закате от прежде освобожденных туров — знавали и тех, и самого Тугора. Они махом сообразили, какая удача на них свалилась, а потому и в одежу воинов сакха весьма споро обрядились, и с оружием их разобрались. Старшим у них был Чедомир — могучий детина лет тридцати с хвостиком — что тотчас попытался выказать освободителям свою волю. Даже могучие стати Драговита с Парвитом его ничуть не смутили — телом-то он им мало уступал. Чедомир с ходу потребовал несколько повозок, дабы набить их добром, что причиталось оленям, и заявил, что не намерен тут околачиваться. Что он, дескать, пойдет прямиком на родную землю.

— И чего ж это тебе тут причитается? — криво ухмыльнулся Небор, надзиравший, как его парнишки-куницы забивают в повозки добро, отобранное старшими мужами да признанными средь баб набольшими хозяйками обоза. — Иль ты тут что-то с боя взял? Тут твоей добычи нет, и не облизывайся. Коли на то пошло, так ты и сам наша добыча. А мы тут все есть добыча славных богатырей с гор, что на восходе. Это вождь Драговит явился к сакха, дабы нас из неволи выручить. Много нас тут, кого набралось из всяких родов-племен. Нас куниц полных два десятка. Туров полтора десятка, да степняков народа Сул под два с половиной. Бабы и вовсе кто откуда — мы и разбирать не полезли. А славнов, что под рукой Драговита, всего семеро, но последнее слово за ним держится. И оспаривать сие один ты такой храбрец нашелся.