Прекрасная пастушка

Но он до сих пор один. Что же такого есть в людях вроде него? Им не скучно самим с собой, не хочется делиться с другими ничем, одарить кого-то таким подарком, как жизнь?

Она совсем сбросила с себя покрывало. Согнула одну ногу в колене и на нее положила другую, а руки закинула за голову — любимая поза для размышлений в постели.

Но какие подарки люди обычно делают? Обычно они дарят то, что нравится самим. Значит, если рассуждать логически, то Саше Решетникову не нравится его собственная жизнь, если он не хочет подарить такую же другому — сыну или дочери. Чтобы они так же, как он, радовались всему, что вокруг. Чтобы их любили так, как самого Решетникова любили родители…

Рита усмехнулась в темноте. Не похоже. Решетников производит впечатление человека, упоенного жизнью. Дело в чем-то ином.

«Перестань! — одернула себя Рита. — Люди — они живые, не чучела, с которыми ты возишься с утра до вечера, определяя, как должна стоять нога, как торчать или висеть уши, куда подложить побольше ваты, чтобы лисий бок выглядел покруче. Люди непредсказуемы, а их поступки необъяснимы для посторонних. Как и твои собственные, между прочим».

Странная вещь, но до сих пор Рита никак не могла поверить окончательно, что Ванечка с ней навсегда. Что он никуда не исчезнет, его не отнимут у нее.

Она старалась всеми силами избавиться от этого чувства. Но для того, чтобы избавиться, знала она, надо понять причину — почему это чувство возникло и мучает ее. Но копаться в себе всегда тяжело, если делать это без обмана, искренне.

«Я попробую разобраться прямо сейчас», — сказала себе Рита.

У нее чувство страха возникает оттого, что она не сама его родила? Потому что не в ней из ее маленькой клетки и клетки другого человека он вырос? Потому что он не результат ее страсти, ее любви? Потому что его жизнь не питалась ее жизнью те девять месяцев? Потому что она не ощущала в себе другую жизнь каждый день, каждый час, каждую секунду?

На все эти вопросы Рита должна была ответить «да».

Но был еще один вопрос, который перекрывал все мучительные и только что заданные себе вопросы: она давно определила, что в ее жизни должен быть ребенок? Да! И он у нее есть. Все остальное — не важно.

Она уставилась в потолок. Где-то вдали прогрохотала первая электричка. Вокзал далеко, казалось бы, но в предрассветной тьме отдаленно слышно металлическое лязганье колес по рельсам. У Риты вообще был потрясающе острый слух, и она часто уже в детстве этим пользовалась. Если мать ругалась с соседкой, она слышала их еще на улице, поэтому проходила мимо дома, гуляла по улицам и возвращалась в темноте…

Потом Рита лежала, не задавая себе никаких вопросов, и очень скоро сон подхватил ее за собой. Без всяких сновидений она дотянула до восьми утра.

19

Решетников встал и пошел в ванную. Гостя, как он заметил, на диване уже не было. Саша сначала недоуменно уставился на аккуратно сложенное постельное белье на клетчатом пледе, почесал в затылке, шевеля мозгами, и вспомнил, что Павел предупредил: ситуация изменилась, и ему на рассвете нужно в аэропорт,

Улетел обратно в Арктику.

А поскольку ему улетать некуда — или есть куца? — завернула в голову случайная мысль, он устремился к намеченной цели: сунуть голову, тяжелую как чугун, под струю холодной воды, чтобы смыть вместе с хмелем и мысли, настоянные на этом хмеле.

Крепкий чай без сахара и таблетка спазгана позволили ему сесть прямо, расправить плечи и подумать о предстоящем дне.

Итак, сегодня он заканчивает дела на старой работе. Его давно перестала устраивать карьера преподавателя, а случай распорядился как нельзя лучше — кто бы мог подумать, что его первоначальное образование окажется востребованным? Его пригласили техническим директором в чайно-кофейную компанию. Финансово-промышленная группа создает акционерное общество по поставке «колониальных» товаров — чая, кофе и специй.

Вот этот чай, который он сейчас пьет, из только что пришедшей в город партии. Индийский высокогорный, крупнолистовой. Дарджалинский. Пока что такого чая в стране не больше одного процента, но если они возьмутся за дело, то потеснят всякий мусор, который другие выдают за чай.

Как, впрочем, и кофе. Он-то знает, какова разница между крупным зерном и мелким. Мало кто знает, что от мелкого никакого толку — как от любого незрелого плода. А мелкий кофе — всегда незрелый, как его ни обжаривай.

Откуда узнали о Решетникове здесь, в Нижнем, да еще в кругах, близких к Нижегородскому кремлю?

Все просто — его нерушимые связи с Москвой, которые завелись еще во времена африканской практики. Свои своих не забывают до конца дней. Вот и хорошо, сказал себе Решетников. Он готов служить и дальше на кофейном фронте.

Сегодня пятница, он сдает дела — точнее, уже остатки дел, потом у него будет неделя пересменки, а после нее он выходит на новое место в новой должности и с новой зарплатой. Причем весьма достойной. Более того, премии обещаны в акциях этого предприятия, и есть особый смысл рвать пуп, Александр Игнатьевич, усмехнулся он. Станешь собственником, Решетников. А почему бы и нет?

Подумав о матери, Саша сразу вспомнил прошлую ночь, которую он провел в муках, но не совести, нет, при чем тут совесть? Больше всего его задело — что в нем самом не так? Прежде он никогда не задавал себе подобного вопроса, а если задавал, то по отношению к другим. Что не так в…

Но в Виле было все так. Ее он не мог упрекнуть ни в чем. Однако она поступила так, как поступила.

Она заразилась от оленей страшной формой бруцеллеза, сказал Павел. Но ведь когда она была больна, могла же дать ему знать, оставить ему, наконец, ребенка?

Брось, Решето, да конечно же, не могла. Не надо биться головой о стенку. Что бы ты с ним делал? И потом, она ведь говорила, что у нее не могло быть детей…

Он встал из-за стола, поставил чашку в посудомоечную машину — ее посоветовал купить в шутку все тот же друг, который давал советы по хозяйственной части.

— Неделю копишь, потом раз — и вся посуда чистая!

На самом деле так и оказалось.

Ладно, теперь ему надо поехать к матери. Как и обещал.

Когда Решетников открыл глаза и посмотрел на часы, то увидел, что черные стрелки, позолоченные откровенно дневным солнцем, делают ему «козу» на циферблате — показывают пять минут первого.

Саша прислушался к звукам дома. Мать гремела кастрюлями на кухне и что-то напевала из праздничного репертуара прошлых лет, голос ее, выводящий любимую фразу: «Куда-а-а умча-ат тебя со-оста-авы… За много ве-ерст… за мно-ого дней…» — был довольный, пахло пирожками, и… сейчас запахнет кофе!

Саша закрыл глаза. Все ясно. Он дома.

Стоило ему это осознать, как дверь детской открылась и на пороге появилась матушка. Как всегда подтянутая, в черных брюках и длинном вязаном сером жилете, в тон седым, коротко стриженным волосам, и белой шелковой блузке, она расплылась в улыбке и объявила: