Превосходство Борна (др. перевод)

Мари отскочила от двери и помчалась вниз по темным ступеням. Внезапно лестницу осветили на мгновение ярко-желтые лучи солнца и тут же исчезли. Это, тремя этажами ниже, морской пехотинец, облаченный в темную форму, открыл выходившую в переулок дверь. Увидев, что он поднимается наверх, Мари, оказавшаяся к тому времени на лестничной площадке на втором этаже, быстро юркнула за дверь и, когда солдат шагнул на верхнюю ступеньку лестницы, с силой ударила его в лицо свертком с шелковым одеянием. Парень от неожиданности потерял равновесие, и Мари, довершая дело, толкнула его плечом в грудь. Морской пехотинец полетел кубарем вниз по ступенькам. Пробежав мимо него, она ринулась к двери под доносившиеся до нее сверху крики:

— Мари! Мари! Я знаю, что это ты! Ради Бога, остановись! Выслушай меня!

Она выскочила в переулок. И тотчас ощутила себя в тенетах ночного кошмара — при свете-то ослепительно яркого солнца Тьюн-Муна! Пробегая через улочку, протянувшуюся позади выстроившихся в ряд доходных домов, Мари почувствовала, что ноги ее, втиснутые в туфли, кровоточат. Остановившись перед мусорным баком, она швырнула в него похожее на кимоно одеяние, а вслед за тем отправила туда же и зеленые брюки. Затем, прихватив широким поясом волосы, устремилась в следующий проулок, который вывел ее на улицу, где Мари и слилась с толпой — такой же, как и в Гонконге, только вынесенной за границы колонии.

Когда она перешла на другую сторону улицы, то услышала позади себя мужской голос.

— Вот она! — крикнул кто-то. — Вот та, высокая!

Погоня началась — внезапно, в довольно странной манере, когда неизвестно было, кто именно и почему преследовал ее.

Мужчина быстро догнал бы Мари, но тут, когда он менее всего ожидал этого, путь ему преградила кухня на колесах. Он попытался оттолкнуть ее в сторону, но угодил руками в котел с кипящим жиром и, вскрикнув, сам того не желая, перевернул тележку. Владелец, требуя от него возмещения ущерба, осыпал его в ярости бранью:

— Ах ты, скотина! Сука поганая!

Когда до Мари донеслись эти слова, она была уже у выстроившихся в линию торговок, предлагавших различные товары. Свернув направо, Мари устремилась в отходивший от улицы проулок, оказавшийся тупиком, в чем убедилась она, когда перед нею выросла стена китайской пагоды. Опять невезение! В дверном проеме тут же появились пятеро парней восемнадцати — девятнадцати лет, облаченные в военные мундиры, и жестами показали ей, чтобы она проходила мимо.

— Янки — преступник! Янки — вор! — закричали они и, сцепив руки, без труда окружили у самой стены коротко остриженного мужчину.

— Прочь с дороги, щенки! — заорал морской пехотинец. — Убирайтесь или я задам вам всем хорошую трепку, молокососы!

— И как ты сделаешь это — с помощью рук… или применив оружие? — послышался голос откуда-то сзади.

— Я не говорил об оружии! — отозвался солдат с пика Виктория.

— И тем не менее, если ты попытаешься хоть что-то пустить в ход — будь то руки или оружие, — продолжал тот же голос, — то эти пятеро «ди-ди джинг ча», прошедшие отличную выучку у наших американских друзей, тотчас расцепят руки и, можешь не сомневаться, найдут управу на одного мужчину!

— Черт возьми, сэр, я только выполнял то, что было мне поручено! К вам это не имеет никакого отношения!

— Боюсь, что имеет. По причинам, о которых вы не знаете ровным счетом ничего.

— Дерьмо! — Морской пехотинец, тяжело дыша, прижался спиной к стене и взглянул на улыбавшиеся молодые лица напротив него.

— Лай! — сказала Мари появившаяся неизвестно откуда женщина и указала на широкую, неопределенных очертаний дверь с малозаметной на общем фоне ручкой. — Сяосинь! [128]

128

Осторожнее! (кит.)

— Осторожно?.. Я поняла.

Дверь открыл мужчина в переднике, и Мари, как только она вошла внутрь, обдало холодом, мясные туши, подвешенные на крюках под ярким светом плафонов в ячейках потолка огромной приемной камеры холодильника, представляли жутковатое зрелище. Человек в переднике постоял минуту у входа, прижав ухо к двери. Мари обернула поплотнее широкий шелковый пояс вокруг шеи и обхватила себя руками, пытаясь защититься от пронизывающего холода, столь контрастировавшего с наружным зноем. Наконец служащий пригласил ее жестом следовать за ним, что она и сделала, осторожно пробираясь между тушами. Пройдя в противоположный конец камеры, китаец дернул металлический рычаг и, рывком открыв тяжелую дверь, кивнул Дрожавшей от холода Мари, указывая на выход. Теперь она оказалась в длинной, узкой и пустой мясной лавке с бамбуковыми шторами на окнах. Седовласый человек, стоявший за прилавком у последнего окна справа, разглядывал через штору улицу. Увидев Мари, он жестом предложил ей присоединиться побыстрее к нему. Идя к окну, она обратила внимание на странной формы цветочный венок, повешенный на застекленную наружную дверь, которая, по-видимому, была заперта.

Раздвинув две закругленные бамбуковые планки в шторе, Мари застыла, пораженная открывшейся сценой. Ее розыск был в полном разгаре. Морской пехотинец переходил от лавки к лавке по ту сторону улицы, размахивая ошпаренными руками, — ибо это он налетел на кухню на колесиках. Тут же были и Кэтрин Стейплс с Мак-Эллистером. Они говорили что-то возбужденно толпе китайцев, которые явно выражали свое возмущение сумятицей, вносимой Иностранцами в мирную жизнь Тьюн-Муна. По-видимому, Мак-Эллистер выкрикнул сгоряча что-то такое, что было воспринято противной стороной как оскорбление, поскольку, судя по всему, был вызван на поединок человеком в два раза старше его — облаченным в восточное одеяние патриархом, которого пришлось сдерживать его более молодым и хладнокровным соотечественникам. Советник, подняв руки в знак примирения, отступил с невинным выражением лица немного назад. Стейплс громко кричала, безуспешно увещевая разгневанную толпу успокоиться.

Внезапно послышались треск и звон. Это незадачливый морской пехотинец вылетел сквозь дверное стекло, которое, разбившись вдребезги, разлетелось во все стороны. Свалившись на тротуар, бедолага завопил от боли, ударившись руками о цемент. Следом за ним из лавки выскочил молодой китаец — судя по белой куртке, подпоясанной кушаком, и шароварам до колен, инструктор боевых искусств. Солдат вскочил на ноги и, когда противник приблизился к нему, левой рукой ударил его снизу по почке, а правой в лицо, взвыв при этом от боли в обожженных руках. Не ожидавший такого отпора китаец отлетел к стене.

На улице появился еще один морской пехотинец с пика Виктория. Он бежал прихрамывая на одну ногу и ссутулив плечи, видимо ушибленные при падении вниз с лестницы, как подумалось Мари, с изумлением наблюдавшей происходящее. Он явился, чтобы помочь своему пострадавшему товарищу, и весьма своевременно. Дилетантские выпады, продемонстрированные учениками, пришедшими на подмогу к своему валявшемуся без сознания инструктору боевых искусств, были встречены шквалом молниеносных ударов руками и ногами, дополненными обходными маневрами специалистов по дзюдо.

Неожиданно воздух был взорван какофонией восточной музыки. Цимбалы и примитивные деревянные инструменты звучали все резче по мере приближения самодеятельного оркестра, чьи поклонники несли обрамленные цветами плакаты. Сражение закончилось: вояк попросту схватили за руки. На главной торговой магистрали Тьюн-Муна умолкли голоса. Американцы пришли в замешательство. Но если Кэтрин Стейплс сумела скрыть свое огорчение, то Эдвард Мак-Эллистер, напротив, вскинул в отчаянии руки.

Быстрая смена обстановки на улице буквально загипнотизировала Мари. Все замерло, словно по приказу свыше, подлежавшему беспрекословному исполнению. Через бамбуковые жалюзи отлично было видно приближавшееся шумное сборище во главе с управляющим банком Джитаем. Процессия держала курс на мясную лавку!