Превосходство Борна (др. перевод)

341, 339, 337… Они находились в правом проходе, где номера располагались лишь вдоль левой стены.

Из коричневого лифта вышли индийцы — три пары: женщины в сари, мужчины — в облегающих брюках. Без умолку болтая и поглядывая на номера, они прошли мимо Борна и д’Анжу, так и не обнаружив пока своих комнат. Мужья явно были раздражены тем, что им самим приходится нести багаж.

335, 333, 331…

— Это конец! — взвизгнул женский голос, и из двери справа выскочила с воинственным видом полная дама в купальном халате. Выглядывавшая снизу ночная сорочка касалась ее икр. Подтянув ее, она обнажила ноги, которые должны были бы принадлежать носорогу. — Туалет не работает, а про телефон можно и вовсе забыть!

— Изабель, я уже говорил тебе! — крикнул человек в красной пижаме, выглядывая через открытую дверь. — Это все из-за самолета! Поспи немного. И помни, что это тебе не «Шорт-Хиллз»! Не обращай внимания на мелочи! Успокойся!

— Поскольку я не могу пользоваться ванной, мне ничего не остается, кроме как найти какого-нибудь косоглазого выродка и наорать на него!.. Ни в один из этих чертовых лифтов я больше не войду! Если они и движутся, то только вбок и того гляди пробьют стену! — Возмущенная женщина промчалась к лестнице.

У двух индийский пар из трех были трудности с ключами. Но в конце концов после нескольких точных ударов по двери им удалось все же одержать победу над замками.

Человек в красной пижаме захлопнул дверь, прокричав предварительно своей супруге в крайнем негодовании:

— Это как тогда на собрании класса в клубе! Ты принимаешь все слишком близко к сердцу, Изабель!

329, 327, 325. Вот он, этот номер! Коридор был пуст.

До них доносилась из-за двери восточная мелодия. Радио было включено довольно громко, но с таким расчетом, чтобы, как только раздастся телефонный звонок, еще более увеличить громкость.

Джейсон, потянув д’Анжу назад, сказал тихо:

— Я не помню ни гуркха, ни вражеских разведчиков…

— Но они у тебя в подсознании, Дельта, — перебил его Эхо.

— Может быть, но сейчас это не столь важно. Мы уже приближаемся к концу дороги. Оставим наши сумки здесь, снаружи. Я займусь дверью, а ты прикрывай меня. Держи свой нож наготове. Но я хочу, чтобы ты понял кое-что: мы не должны допустить ни одной ошибки. Не бросай нож, если это действительно не будет диктоваться необходимостью, а если уж придется прибегнуть к нему, то бросай его в ноги и ни в коем случае — выше талии.

— Ты больше веришь в меткость старика, чем я.

— Надеюсь, что мы обойдемся и без ножа. Двери здесь из тонкой фанеры, голову же твоего убийцы распирает от разных дум. Преступник уверен, что нас тут нет. И в самом деле, откуда нам знать, что он сейчас в Пекине? И если бы даже мы и узнали каким-то чудом об этом, то как бы смогли взять да и сразу же пересечь границу?.. Он мне нужен! Сейчас я возьму его! Ну как, ты готов?

— Как всегда! — отрапортовал француз, опуская на пол свой рюкзак и вытаскивая из-за пояса медный сувенир. Нож он держал на растопыренных пальцах, искавших точку равновесия.

Борн снял с плеча свою сумку и поставил ее на пол. Потом подошел тихо к комнате 325 и взглянул на д’Анжу. Эхо кивнул. Нацелившись левой ногой под замок и используя ее как таран, Джейсон прыгнул на дверь. Она, словно от взрыва, влетела внутрь. Дерево растрескалось, петли соскочили с болтов. Борн, ворвавшись в номер, покатился по полу, обшаривая глазами комнату.

— Arretez! [121] — заревел д’Анжу.

Из внутренней двери вышел седой человек — убийца! Джейсон вскочил на ноги и бросился на свою добычу. Схватив преступника за волосы, он дернул его влево-вправо и втолкнул обратно в дверной проем.

121

Стоять! (фр.)

Француз резко вскрикнул. В воздухе сверкнуло медное лезвие и вонзилось в стену, заставив дрожать ручку сувенирного ножа. Это было предупреждение Борну, и пришлось оно в самый раз.

— Дельта, прекрати!

Джейсон остановился. Его добыча, парализованная неожиданным и мощным наскоком, осталась недвижима.

— Посмотри, кто это! — крикнул д’Анжу.

Джейсон, продолжая крепко держать своего противника, слегка откинулся назад, чтобы получше разглядеть его. Но… перед ним оказалось исхудалое морщинистое лицо старика с редеющими седыми волосами.

Глава 22

Лежа на узенькой койке, Мари пристально вглядывалась в потолок. Сквозь окна струились лучи полуденного солнца, наполняя небольшую комнату ослепляющим светом и зноем. На ее лице выступал обильный пот, порванная блузка прилипала к влажной коже. Ноги ныли, словно в наказание за утреннее безумие, выразившееся в том, что она спустилась по неровной, в колдобинах дороге к прибрежным скалам. Конечно, поступила она очень глупо. Но это — единственное, что оставалось ей, чтобы не лишиться рассудка.

С улицы доносился шум — престранная какофония произносимых громогласно слов, восклицаний, велосипедных звонков и протяжных сигналов грузовиков и автобусов. Создавалось впечатление, будто этот запруженный людскою толпой деловой район Гонконга переместился с острова куда-то вдаль, где полноводный речной поток, простершиеся вширь поля и высоченные горы заняли место гавани Виктория и бессчетных рядов многоэтажных строений из стекла и бетона. Во всяком случае, Мари казалось, что так оно и было. Малюсенький Тьюн-Мун являлся одним из тех феноменальных городских поселений, которые выросли как грибы словно в одночасье на Новой территории к северу от Коулуна. Всего лишь за год иссушенная зноем речная долина покрылась сетью шоссейных дорог, и в этом погруженном некогда в спячку уголке Гонконга появились свои фабрики, торговые центры и жилые кварталы. Тысячам обитавших южнее гонконгцам были обещаны работа и жилье, и те, кто отозвался на зов, принесли с собой и сюда пронизывающий дух коммерции. А это, в свою очередь, создавало благоприятную для предпринимательской деятельности атмосферу. Заправлять экономикой стали выходцы из Гуанчжоу, известного также как провинция Кантон, а не из пресытившегося финансовыми благами Шанхая…

Мари проснулась на рассвете, с первыми лучами солнца. Но и в коротком сне ее мучили кошмары…

До тех пор, пока Кэтрин не позвонила ей вчера поздней ночью, время как бы остановилось для нее. Стейплс долго пришлось звонить, прежде чем ей удалось наконец пробудить свою подругу от глубокого забытья, вызванного истощением нервной системы, и сообщить доверительно, что произошли кое-какие события, которые, возможно, изменят ситуацию к лучшему. Она, Кэтрин, встречалась с одним мужчиной, проявившим к ним обеим искреннее участие, и не исключено, что этот замечательный человек сумеет чем-то помочь. От Мари же требовалось одно: сидеть у телефона в квартире на случай, если она вдруг понадобится. С тех пор, как Кэтрин сказала ей, что они не должны называть по телефону ни своих имен, ни чьих-либо еще и стараться обмениваться лишь общими фразами, чтобы никто не разобрался, о чем именно идет речь, Мари, строго следуя ее указаниям, никогда не пыталась выяснять при разговоре какие бы то ни было подробности.

— Утром, как только проснусь, я первым же делом непременно позвоню тебе, дорогая моя! — заверила Стейплс Мари и опустила трубку.

Но она не позвонила ни в 8.30, ни в 9.00, ни в 9.30. Мари не могла больше ждать. Она понимала, что им действительно не обязательно было называть при разговоре свои имена, поскольку они знали голоса друг друга, однако Кэтрин должна была бы все же понять, что жена Дэвида Уэбба имела право рассчитывать на то, что ее подруга и впрямь «первым же делом непременно» позвонит ей «утром, как только проснется».