Превосходство Борна (др. перевод)

Глава 25

Услышав резкий дребезжащий звонок телефона, Мари вскочила с кресла и, прихрамывая и морщась от боли, подошла к аппарату.

— Да? — спросила она, подняв трубку.

— Это миссис Остин?

— Мо?.. Мо Панов! Слава Богу! — Мари с облегчением и благодарностью закрыла глаза. Прошло почти тридцать часов со времени ее разговора с Александром Конклином, и столь долгое ожидание в напряженной обстановке и к тому же в том беспомощном состоянии, в котором находилась она, чуть не повергло ее в панику. — Алекс хотел просить тебя составить ему компанию. Он надеялся, что ты не откажешься.

— Надеялся? А что, кто-то сомневался? Скажи-ка лучше, как ты чувствуешь себя, Мари?

— Схожу с ума, Мо! Пытаюсь держаться, но это мне мало удается!

— Ты вела себя, я бы сказал, просто отлично! Да и сейчас ты по-прежнему на высоте, вступая в схватку буквально на каждом шагу. Так что в моих дурацких советах психолога ты не нуждаешься. Я просто искал повод, чтобы услышать твой голос…

— И убедиться в том, что я превратилась в хныкающую развалину, — завершила его фразу Мари.

— Я слишком хорошо знаю тебя, чтобы согласиться с тобой. Я никогда бы не поверил ни во что подобное.

— А где Алекс?

— Разговаривает из соседней будки. Он попросил меня позвонить тебе. Ему очень хочется перекинуться с тобой парой словечек, и ради этого он готов в любой момент прервать свой разговор… Подожди секунду: он кивает. Следующим номером нашей программы… И так далее, и тому подобное…

— Мари?

— Алекс?.. Спасибо… Спасибо, что ты смог…

— Как сказал бы твой муж, сейчас не время для подобных разговоров. Что на тебе было, когда они видели тебя в последний раз?

— Что на мне было?

— Ну да, когда ты убежала от них.

— Я дважды бежала от них. Второй раз в — Тьюн-Муне…

— Нет, не там, — перебил Конклин. — Тогда непосредственно с тобой общалось лишь несколько человек и многое вызывало у тебя недоумение, если я правильно понял. Два-три моряка действительно видели тебя, но больше никто. Во всяком случае здесь, в Гонконге. Так что твои преследователи начнут с описания той твоей внешности, которая запомнилась им. Что же на тебе было тогда?

— Дай мне подумать… В больнице…

— Позже, — бросил Алекс. — Ты говорила, что поменяла одежду, купила несколько новых вещей… Тебе же довелось побывать в канадском консульстве, в квартире Стейплс… Вспоминаешь?

— О Господи, как же ты можешь помнить все это?

— Дело обстоит значительно проще: я все записываю. Это — одно из следствий злоупотребления алкогольными напитками. Быстрее, Мари! Что на тебе было?

— Юбка в складку… Да-да, серая юбка в складку… Именно она… И нечто вроде серо-голубой блузки с высоким воротничком…

— Ты вроде бы сменила все это.

— Что?

— Ладно, не имеет значения… И что еще?

— Шляпа!.. Красивая шляпа с широкими полями, закрывающими лицо.

— Отлично!

— И сумочка, выделанная под Гуччи… [148] Я купила ее на улице… Да, еще сандалии, чтобы казаться меньше ростом.

— Понятно. Нам не терпится приступить к делу. Добавлю еще: я узнал все, что хотел.

— Для чего все это, Алекс? Что ты задумал?

— Играю в Симона Сэя. Я уверен, что в Государственном департаменте уже вычислили меня с помощью компьютеров по контролю за паспортами, а с моей легкой атлетической походкой меня смогут поймать на таможне даже эти жабы, находящиеся на службе у государства. Сами они ни о чем не имеют ни малейшего представления, но кто-то дает им соответствующие распоряжения, и мне хотелось бы знать, кто это.

148

Гуччи — фирма, производящая модный ширпотреб.

— Я не уверена, что поняла тебя.

— Объясню позже. Оставайся на месте. Мы приедем к тебе, как только убедимся, что за нами нет «хвоста». Все должно быть проведено на высшем уровне, При стопроцентной гарантии безопасности. Поэтому дорога может занять и около часа.

— А каково положение у Мо?

— Он должен неотлучно находиться при мне. Если мы разлучимся, то они, в лучшем случае, будут лишь следить за ним, в худшем же — задержат его.

— А у тебя что?

— Меня они не тронут.

— Надо же, как ты уверен в себе!

— Я просто зол. Они не знают, что и с кем я оставил или каковы мои инструкции на тот случай, если им вздумается вдруг сорвать один из телефонных звонков, о которых я договорился заранее. Для них я сейчас — ходячая, хоть и хромая, атомная бомба огромной разрушительной мощности, способная взорвать всю их операцию, в чем бы она, черт возьми, ни заключалась!

— Знаю, что у тебя нет времени, Алекс, но я очень хотела бы кое-что тебе сказать. Мне самой непонятно почему, но без этого я не могу. По-моему, Дэвид очень болезненно переживал то, что ты, как считал он, всегда был лучшим в вашем деле. Всякий раз, когда мой муж выпивал немного или начинал вдруг предаваться далеко не отрадным воспоминаниям, он печально качал головой или яростно стучал кулаком, спрашивая себя: а почему? «Почему? — говорил он. — Алекс был лучше, чем тот… Он вообще был самым лучшим».

— Я не был соперником для Дельты. И никто не был им. И никогда не будет.

— Мне приятно слышать это.

— Видишь ли, я ведь не возвращаюсь с холода, а выхожу из него. И сейчас у меня есть для этого гораздо более веские причины, чем когда-либо раньше.

— Будь осторожен, Алекс!

— Это они пусть будут осторожны!

Конклин повесил трубку.

Мари почувствовала, как слезы медленно покатились по ее щекам.

Моррис Панов и Алекс вышли из магазина сувениров на железнодорожном вокзале Коулуна и направились к эскалатору, который вел вниз, на платформу к пятому и шестому путям. Как друг Дэвида, Мо готов был следовать инструкциям своего бывшего пациента. Но как врач-психиатр он не мог не высказаться с позиций своей профессии.

— Неудивительно, что вы все время находитесь в состоянии крайнего перенапряжения, — авторитетно произнес он, держа в руке яркий журнал, а под мышкой — игрушечную панду. — Послушай, правильно ли я все понял. Когда мы спускаемся, я поворачиваю направо, к шестому пути, потом, выйдя на платформу, иду налево, к последнему вагону поезда, который должен появиться через несколько минут. Я ничего не перепутал?

— Ничего, — ответил Конклин, ковыляя за доктором. На лбу у него выступили капли пота.

— Затем я жду у последней колонны с этой вонючей игрушкой под мышкой, разглядывая порнографический журнал, пока ко мне не подойдет женщина.

— Все верно, — произнес Алекс, когда они прошли на эскалатор. — Панда — неплохой подарок, очень популярный среди европейцев. Считай, что ты купил эту игрушку для ее ребенка. Порнографический журнал завершает образ, который становится легко узнаваем: панды и грязные картинки с голыми женщинами обычно не сочетаются между собой.

— Напрасно, такое сочетание с полным основанием можно назвать фрейдистским.