Приходите за счастьем вчера
Шрифт:
– Нет, ничего. Заехал за документами, а Златка увидела и приползла ко мне в кабинет. Возвращаю.
– Давай, – брюнетка протянула руки.
– Она тяжёлая. – Элайджа посадил дочку в кресло, с которого та тут же сползла на пол и спрятала голову в юбке Кет. Мужчина присел на корточки, улыбнувшись и найдя в игрушках разноцветный мяч подкатил его к темноволосой девочке. – Привет, Софи?
София сначала сморщила носик, но потом улыбнулась и мяч поймала, пискнув ему что-то одобрительное. Но отправить обратно не успела – Златка тут же отобрала игрушку и отползла подальше. София захныкала, бросившись за ней отымать, но споткнулась и упала носом вниз. Закричала ещё громче. Неожиданно вслед ей, выронив мяч, и сев на пол принялась плакать и Златка. С обиженным восклицанием
– Спасибо за эффективную помощь…
Не ожидавший столь быстрого развития событий и тем более несправедливого нападения, Майклсон, не зная, что возразить на ядовитое высказывание, растерянно смотрел, как девочки полностью погрузились в созерцание выпускающей пар игрушки, и по очереди подставляют ладошки под облачка пара.
– До вечера.
Катерина удостоила его лишь кивком.
– Наоборот всё хорошо, что они одного пола, – прижав телефонную трубку щекой, переобутая в пушистые тапки Кет топталась у двери, ведущей в ванную комнату, откуда доносились довольные попискивания и плески. – Иначе мы с Дени не сможем их выгуливать вместе…
Короткий вскрик и сильный всплеск воды прервал диалог с Александром. Рванув ручку двери, Кетрин метнулась к накренившейся ванне и, отпихнув няню, которая вместо того, чтобы взять Софию, вцепилась в ванну, пытаясь вернуть ей прежнее положение, выхватила девочку из воды. Ванна с грохотом ударилась краем об пол, и обдала водой Кет и отпрыгнувшую в сторону женщину. София зачихала, отплёвывая воду. Златка, чья няня была умнее, а точнее не под угрозой оказаться с отдавленными ногами, и схватила ребёнка, а не керамическую хреновину, запищала со страху. Отобрав и дочь, Кетрин вылетела из комнаты, оставляя за собой мокрые лужи следов.
– С вами всё в порядке, Кетрин?
– Да. – Сидевшая на постели женщина натянуто улыбнулась миссис Фостер. – Всё в порядке, вы можете идти. Мы уже будем ложиться спать.
– Няня…
– Она уволена, – остановила объяснения Кет.
– Я знаю, но хотела сказать, что эту ночь она проведёт здесь, или мне самой присмотреть за Софией?
– Не нужно, Роза, – опустившись на постель, Кетрин поправила одеяльце на девочке, – сегодня она поспит со мной. Она сильно испугалась.
– Как вам удобно, – старательно сдерживая улыбку, сказала Фостер. – Доброй ночи.
– Доброй ночи.
Экономка вышла, и Кетрин, не снимая халата, а просто распахнув полы и подложив одну под девочек, прилегла, разглядывая их, устроившихся под её рукой. Элайджа был как всегда вне дома, где-то на тёплом континенте. Златка уже спала, чмокая во сне, спала хорошо – она испугалась грохота, но успокоить её было делом десяти минут, и после тёплой ванны крепко заснула. София же испугалась куда сильнее, хлебнула воды, долго фыркала и откашливалась, и теперь беспокойно возилась, то и дело просыпалась от плача и проверяла на месте ли Кет, трогая женщину за грудь ладошкой. Но постепенно заснула и она. Кетрин закрыла глаза. Но вскоре снова распахнула, и приподнявшись и сев на постели, принялась рассматривать жавшихся к её боку и животу девочек. Прикоснулась к щеке одной, другой и отдёрнула руку, разглядывая в свете месяца свои пальцы. Они тряслись, а по телу проходили волны дрожи, когда в предсонной дрёме в её голове раз за разом проматывалась «киноплёнка» воспоминаний...
Миссис Фостер казалось, что теперь всё должно у Кет и Софии наладиться, когда она увидела, как женщина всем телом прижимается к дочери, замотанной в мягкое полотенце, осушает поцелуями её слёзы, всё стало на свои места. Но случилось наоборот – раньше добросердечная, хотя порой и сторонившаяся Софии Катерина теперь полностью игнорировала малышку, и она вызывала у матери такое откровенное раздражение своими попытками сказать «ма…», что
миссис Фостер и не пыталась хитростью наладить контакт и просто жалела ненужного матери ребёнка.Как можно любить приблудыша не меньше своей родной дочери? Этот вопрос не давал покоя Катерине ни днём, ни ночью. Это было предательство интересов Златки, которая когда-то так цеплялась за жизнь, а теперь выкарабкавшись должна была делить мать с чужой девчонкой. Сначала отец, потом мать… Нечестно. Но как-то само получалось, что София постоянно мозолила глаза, они со Злателиной скандалили и вопили с утра до ночи, ставили на уши дом, ревновали родителей, но при этом разлуку переносили ещё хуже – покоя в бодрствующем состоянии хватало на полчаса, и стоило одной чем-то заняться, как вторая бросала всё и бежала, чтобы влезть в игру. С одной стороны – Кет было это удобно для учёбы, потому что дочка охотно, без истерики позволяла оставить себя с няней, если рядом была София, с другой Златка не позволяла прогонять «подружку», когда Кет возилась с дочерью.
Если же в первый момент, Катерина чётко всё понимала и дистанцировалась от Софии, то когда они собирались все вместе она напрочь забывала о своих угрызениях совести и разделении малышек на чужую и свою, позволяя с темноволосой девочкой те же глубоко интимные вещи, что и с рыженькой: слизывать расплескавшуюся во время еды кашу с ладошек, щекотать и чмокать пяточки, позволять виснуть на себе после купания перед сном, отчего зачастую роскошные, расшитые редкими кружевами, тщательно отутюженные в каждой складочке и любимые дизайнерские платья, в которых она вместе с бывшим мужем выходила в свет, становились куда менее нарядными… Но этого не видел и не замечал никто, ни Элайджа, ни она сама. Только Роза, но она боялась навредить и не акцентировала ничьё внимание на поведении Кетрин. И только ночью, когда Софи чуть не разбилась, трясясь от отголосков шока, Кет вдруг чётко поняла – надо с этим кончать. Если уже сейчас она не в себе до сих пор, то что дальше? София не её и никогда её не будет, обязательно отберут, если не чужие люди, то Элайджа при расставании.
Постепенно, очень медленно Катерине удалось вернуть душевное равновесие и обмануть всех – и чужих, и своих, и особенно Элайджу, перед которым ей не хотелось оказаться слабой, жалкой и готовой унижаться в момент расстановки точек над «i». И себя тоже, как ей казалось до того дня, когда уже вроде бы отученная София, увидев, что мать на неё сердита, вновь принялась упорно повторять свой первый слог.
У Элайджи осталось стойкое впечатление, что ему не всё договаривают, но если бы Катерина не сидела, тупо уставившись перед собой, а подняла взгляд, то увидела бы нежность на мгновение смягчившую суховатые черты мужчины, прежде, чем он вернул себе привычную маску спокойствия.
– Почему ты сразу не сказала?
– Потому что ты оставишь мне Златку, но её, – Кет скользнула ладонью по чёрным кудрям Софии, – всё равно отберёшь. Я не желаю чувствовать, как у меня забирают моего ребёнка. Не хочу.
– Если всё так как говоришь, – Элайджа прищурился, и сделав вид, что не услышал ни вопроса, ни просьбы, ни надежды в её словах, чётко ответил, – тебе уже поздно чего-то не хотеть. Не мучай зря, или ты видишь её в последний раз.
– Я никогда её не мучила! Я люблю… – Кет осеклась, вырвавшиеся с силой два слова заставили её сердце зайтись, а мир поплыл перед глазами от осознания мучительной правдивости сказанных слов. Уже тише, несвойственно робко: – я люблю Софию. Но это случайность, в которой виноват только ты.
– Чем я виноват.
– Ты её притащил сюда, а потом меня, хотя всё знал.
– Что знал? Что ты её полюбишь? Ты не из тех женщин, кто умилительно чахнет над младенцами. Для меня вообще загадка, как так случилось.
Он был прав. Более того – если бы она не напоила Софию идиотской настойкой, то чёрта с два она полюбила малышку, которую у неё всё равно отберут. Точнее ей и в голову бы не пришло возиться с Софией, и чувство вины никогда бы не переросло в нежность и после любовь. Но про чёртову настойку Кет ему бы и под дулом пистолета не рассказала.